Небо за пазухой. День на излёте.
Сели за лесом. Кругом лебеда.
Первый полёт на ковре-самолёте.
– Что ж, с приземлением вас, господа!

Мы осмотрелись. Подводим итоги: сёла, погосты, ветра да зола. Кто-то вздохнул: «Дураки и дороги!» (Кто говорил: «дураки без числа»?) Так неужели и диво не дивно? Сколько травы полегло под косой, стало росой нулевой-позитивной. Блок и Есенин. Высоцкий и Цой. Шепчет подсолнух: «Ничто не забыто». Поздние письма летят в никуда. Печкин на печке. Почта закрыта. Все на довольствии (хлеб да вода). Все на довольствии, значит, довольны? Горе – не горе. Беда – не беда.
– Так по живому ведь! Разве не больно? Разве не солоно?
– Да ерунда!

Сорное поле. Горбатые ёлки. Угол медвежий – непознанный край. Голь деревень. Говорящие волки. В дымной дали – неухоженный рай. Вот и ворота. Надпись: «Открыто». Серые тени стоят на постах. Раненым – рано! Вход для убитых. Все, кто отмечен, уже на местах. Очередь вьётся. Змеятся овраги. Чёрные птицы и крыльев кресты. Трое вошли (не считая, собаки). Жаром пахнуло: один из них – ты. Всё завертелось: солдаты, невесты, матери, вдовы, друзья и враги… Впору бежать из проклЯтого места. Солнце – ушатом, а темень – ни зги.

– Будьте здоровы, покуда живёте,
гений, злодей да гороховый шут!
Снова лечу на ковре-самолёте,
а за спиной – запасной парашют.