Елена Копытова: «Я просто продолжаю движение в своём «поезде»


 Л. Б. Елена, Вы получили далёкое от литературы образование. Как Вы пришли к поэзии?
 
Е. К. Дело в том, что к поэзии я пришла гораздо раньше, чем к вопросу о выборе образования. Стихи я начала писать лет в 13-14, а в пятнадцатилетнем возрасте я уже чётко знала, что поэзия будет главным делом в моей жизни. Возможно, покажется странным, что при таком раскладе я не получила литературное образование. Более того, у меня была реальная возможность поступить в Литературный институт, в 1995 году мне предлагали рекомендацию для поступления от известного в то время латвийского литературного журнала «Даугава», где была опубликована подборка моих стихотворений. Но для меня крайне важно было тогда, чтобы творчество оставалось абсолютно свободным, без малейшей «обязаловки», мне казалось, что его очень легко можно спугнуть, если направить в контролируемое русло. Поэтому образование я выбирала, руководствуясь критерием «любое, кроме литературного». Спустя много лет, могу сказать, что сейчас я бы поступила точно так же. Вот только профиль образования был бы другим. Думаю, что теперь я бы выбрала не юриспруденцию, а программирование.
 
 
Л. Б. При Вас произошёл развал СССР – как это отразилось на Риге и на Вашей личной судьбе?
 
Е. К. Мне думается, что события такого масштаба никогда нельзя трактовать однозначно, однако, об исторических аспектах рассуждать не буду.
Я нередко вспоминаю так называемые «лихие девяностые», которые, кстати, хронологически совпали с моими личными «двадцатыми». С одной стороны, для меня и многих моих современников – это время крайне болезненных потерь и разрушения привычных ценностей, с другой стороны – это время новизны и многочисленных возможностей. Это годы, буквально наполненные энергией – разной, и разрушительной, и созидательной. А в калейдоскопе моих личных воспоминаний 90-е годы – это студенчество, людные митинги, разнообразные встречи, разбавленный спирт, советские песни, которые пели хором, шансон на заезженных кассетах, поезда дальнего следования и много чего ещё… В общем, чем старше я становлюсь, тем с большей теплотой отношусь к тому времени. И немного удивляюсь себе, так как раньше 90-е представлялись мне чем-то гораздо более безотрадным.
А что касается Риги… Центр Риги теперь похож на типичный европейский город, окруженный «спальными» жилыми массивами поздней советской застройки. Я редко бываю в центре города, мне там неуютно, всё больше провожу время на окраинах...
 
 
Л. Б. После того, как Вы оказались «чужой среди своих», что поддерживает и даёт силу?
 
Е. К. Здесь есть один нюанс. В Латвии настолько большая русскоязычная диаспора, что оказаться совсем «чужим среди своих» даже при желании не получится. Но, да, я всё же не могу назвать себя человеком, которому полностью удалось интегрироваться в латвийское общество.
Что поддерживает? Во-первых, общение с близкими мне по духу людьми, во-вторых, творчество. Но последнее скорее является зеркалом состояния души, да и пишу я не очень часто. В-третьих, помогают различные хобби, а человек я очень увлекающийся. Я разделяю свои увлечения на «нормальные» и «нестандартные», которые иногда несколько удивляют окружающих. Так, например, мне было уже почти сорок, когда я вдруг решила, что пора прыгнуть с парашютом. Сначала я прыгнула в тандеме с инструктором с высоты 3000 метров, а ещё через год совершила самостоятельный прыжок: захотелось встретиться с небом один на один, испытать себя. В общей сложности сейчас у меня шесть парашютных прыжков. Кроме того, я пробовала летать на параплане и на мотодельтаплане. Последнее мне настолько понравилось, что уже на протяжении нескольких лет я периодически приезжаю на аэродром, чтобы полетать с пилотом над Ригой, которая, кстати, с высоты птичьего полёта чудо как хороша.
Ещё одно необычное моё увлечение – это спидкубинг, так называется скоростная сборка кубика Рубика и других, более сложных, головоломок. Я увлекаюсь этим уже третий год и не перестаю удивляться, как за 30-40 секунд полный хаос можно привести в состояние упорядоченности, главное выбрать оптимальную последовательность действий. Теперь и на сложные жизненные ситуация я смотрю как на некую последовательность ходов…
Впрочем, вполне обычные интересы у меня тоже есть. Так я очень люблю велосипедные прогулки, катаюсь с марта по ноябрь почти ежедневно. Строчки стихов нередко приходят ко мне именно во время езды на велосипеде. Ещё я увлекаюсь мобильной фотографией – всё, что просится в кадр снимаю на смартфон, который всегда беру с собой. А вот профессиональный фотоаппарат у меня как-то не прижился. Но именно в этом и состоит идея мобильной фотографии как жанра: главное – взгляд фотографа, а не наличие дорогостоящей аппаратуры.
 
 
Л. Б. Вы пишете на русском языке. Доводилось ли Вам встречать противодействие политического характера?
 
Е. К. Нет, мне никогда не приходилось встречать подобного противодействия – ни в Латвии, ни где-либо ещё, где публиковались мои стихи. Впрочем, я ведь и не пишу политизированых текстов.
 
 
Л. Б. Есть ли в Латвии союзы русскоязычных писателей и какую помощь они оказывают своим участникам?
 
Е. К. Да, в Латвии есть различные союзы для авторов, пишущих на русском языке. Я уже много лет состою в литературном объединении, которое называется «Балтийская гильдия поэтов». В этом союзе состоят не только латвийские поэты, но и авторы из других стран балтийского региона, однако основателями Гильдии являются именно латвийские литераторы. Есть и другие литературные объединения: союз литераторов «Светочъ», творческое объединение «БАРДЫ.LV» и др. В Латвии так же есть и русские поэты, которые состоят в Союзе писателей Латвии, и поэты, состоящие в Союзе писателей России. Ежегодно в Латвии проходят дни русской культуры, в рамках которых проводится фестиваль поэзии «Балтийская строфа», на который съезжаются литераторы из разных стран. К началу фестиваля выходит альманах «Письмена», составитель и главный редактор которого – Юрий Касянич, поэт, являющийся главным организатором фестиваля и возглавляющий Балтийскую гильдию поэтов.
 
 
Л. Б. Ваши стихи часто возвращаются к поиску ответа на вопрос: как такое могло произойти с нашей Родиной и что теперь делать? Для Вас это вопрос риторический или всё же Вы ощущаете продвижение в своих поисках?
 
Е. К. Да, это те самые извечные наши русские вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?» Вопросы, как мне кажется, риторические по своей сути. Но мы всё же ищем на них ответы и удивляемся, что совершенно не продвигаемся в своих поисках…
 
 
Л. Б. Герои Ваших стихотворений – простые люди, ситуации жизненные и понятные каждому. Много текстов посвящено дорогам и поездам. Ощущается неуспокоенность и стремление найти свою станцию. Расскажите, пожалуйста, о ней.
 
Е. К. Что касается героев моих стихов – это, как реальные, так и вымышленные персонажи. При этом у вымышленных персонажей нередко бывают реальные прототипы. То же самое можно сказать и о ситуациях, которые я описываю – вымысел переплетается с реальностью, вымышленные события часто обрастают деталями и обстоятельствами, которые действительно имели место в моей жизни.
А образ поезда и дороги… Да, это такая сквозная метафора, проходящая через моё творчество. В последнее время я прихожу к мысли, что по-настоящему свою станцию я вряд ли когда-нибудь найду. Но, если раньше у меня была твёрдая уверенность в том, что моя конечная «станция» точно будет находиться либо в Латвии, либо в России, то теперь я вполне допускаю, что она, возможно, будет найдена где-то в другом месте. А пока что я просто продолжаю движение в своём «поезде» и из окна наблюдаю за всем, что происходит вокруг…
 
 
Л. Б. Часто можно услышать определение: «Поэзия – духовное одиночество». Так ли это?
 
Е. К. Мне кажется, что духовное одиночество сейчас – это проблема отнюдь не только поэтов, но и большинства современных людей в целом. И здесь есть один нюанс – большинство одиноких людей в современном мире часто даже не подозревают о своём одиночестве. Типичная картинка: скажем, сидит в кафе группа молодых людей. Они, вроде как, встретились, вроде как, общаются, но… Они не видят друг друга, не общаются – каждый сидит, уткнувшись в смартфон, и листает ленту в социальной сети. Так же проходит, например, воскресный завтрак в типичной семье – люди не замечают своих близких, не знают их, но при этом каждый живёт иллюзией насыщенной и людной «жизни» в Интернете. Такое вот коллективное помешательство: абсолютно одинокие люди, находящиеся рядом с другими абсолютно одинокими людьми, живут иллюзией виртуального «неодиночества».
А сейчас скажу нечто, совершенно противоположное тому, о чём только что шла речь. Именно для поэтов виртуальное общение как раз во благо. Без Интернета круг читателей каждого из нас скорее всего ограничивался бы рамками родных, друзей и регионального ЛИТО, аудитория наша была сугубо «местечковой». И именно благодаря цифровым возможностям каждый пишущий теперь может обрести читателей в любой точке мира.
Вот такой интересный парадокс. Впрочем, ничего удивительного в этом на самом деле нет. Как и всякое детище технического прогресса, всемирная паутина – и благо, и зло одновременно. Нормальная медаль с двумя сторонами.
 
 
Л. Б. Использование современных разговорных выражений типа «крышу снёс» или «накроется медным тазом» и т.д., – так прорывается здоровая злость за всё, что случилось с нашим поколением?
 
Е. К. Думаю, так прорывается не только злость, но и другие эмоции...
Да, я иногда использую просторечные и даже жаргонные выражения. Мне кажется, это делает тексты более экспрессивными, эмоциональными, приближает автора к читателю. Кому-то это по душе, кому-то – нет, но ведь автор и не должен нравиться всем без исключения. Так, например, некоторые поэты иногда используют ненормативную лексику, и это тоже может быть выразительным средством, если применяется к месту. В поэзии, пожалуй, вообще нет запрещённых приёмов, главное, чтобы все средства выражения применялись по существу и умело.
 
 
Л. Б. Как Вы относитесь к существующему порядку, где поэт должен зарабатывать на хлеб чем угодно, только не своим дарованием?
 
Е. К. О себе на этот счёт могу сказать следующее. Я почти пятнадцать лет посвятила преподавательской работе. Из них первые лет пять прошли с полной самоотдачей, а всё оставшееся время я боролась с профессиональным выгоранием. Так бывает, когда человек изначально неверно оценивает свои внутренние ресурсы и за короткое время сжигает всё своё «топливо». Главным тогда для меня было сделать так, чтобы мои студенты этого выгорания не заметили, и я уверена, что это мне удалось. Студент не должен страдать из-за того, что у лектора, видите ли, «профессиональный кризис». В этом плане педагогика родственна медицине, в этих профессиях – либо совсем уходи, либо делай хорошо «через не могу». Но вот творчество моё в тот период серьёзно страдало... Сейчас случилось так, что есть возможность пожить какое-то время, как «вольный художник». А на перспективу
примеряю к себе «удалёнку», не выходя из дома. (Ещё одна из возможностей цифрового времени). И мне было бы очень интересно приобрести некоторые знания в сфере информационных технологий. Есть у меня установка такая, что учиться новому никогда не поздно.
А что касается моих мыслей по поводу того, что было бы, если бы у поэтов была возможность зарабатывать на жизнь своим творчеством… Ой, боюсь, что в этом случае большая вероятность «проложить себе дорогу» была бы не у тех, кто пишет лучше, а у тех, кто лучше локтями работает… Даже представить страшно, чтобы тогда было! Шучу, конечно, но в этой шутке точно есть доля правды…
 
 
Л. Б. Какие стихи считаете хорошими, а какие неудачными и почему?
 
Е. К. Если говорить о собственных стихах, то здесь всё очень просто. Работает так называемый «эффект края» – те тексты, которые написаны самыми последними, дороже всего. Они кажутся более беззащитными что ли, как самые младшие детёныши. А вот на то, что написано уже давно значительно легче смотреть критично и без лишних эмоций. А вообще, конечно, что удачно, а что – нет, лучше определять не автору, а читателям.
В отношении стихотворений, написанных другими поэтами у меня такой критерий – если зажглась внутри меня «лампочка» в ответ на прочтение стихотворения, значит – хорошо. Для меня хорошо. Иногда спрашивают: «Но как же! А вдруг текст с литературной точки зрения совсем безграмотный?» Поэтому я сразу хочу определить, как презумпцию – мы говорим сейчас об авторах, которые всерьёз занимаются поэзией, и, конечно, могут отличить грамотное от безграмотного. И сразу предположим – есть много литературно-полноценных текстов, да вот только «лампочка» загорается не на каждый из них… Опять-таки – речь идёт исключительно о моей личной «лампочке». У иного читателя она на совершенно другие тексты загорится. Это всё о том, насколько субъективны в этом деле оценочные категории «удачно» и «неудачно»…
 
 
Л. Б. Какую часть Вашего творческого процесса составляет правка текстов? Возвращаетесь ли Вы к написанному или идёте только вперёд?
 
Е. К. В юности мне по-крупному повезло, у меня случился замечательный литературный опыт – сотрудничество с потрясающим редактором, поэтом и переводчиком Леонидом Константиновичем Черевичником, который долгие годы работал в отделе поэзии латвийского журнала «Даугава». Этот человек очень многому меня научил, в том числе тому, что, если хочешь достичь профессионального уровня, необходимо править свои тексты. Поэтому уже много лет я подхожу к этому вопросу очень тщательно. На каких бы эмоциях не было написано стихотворение, через день-два я возвращаюсь к нему и «довожу до ума». А в процессе такого редактирования свежего стихотворения я люблю рядом с собой близкого человека посадить и по поводу каждого нюанса советоваться.
Для меня важно, чтобы тексты редактировались через небольшой промежуток времени после их написания – «по горячим следам», потому что терпеть не могу «незавершёнку» в этом вопросе. К написанному давно я, как правило, уже не возвращаюсь. Хотя, и в этом, конечно, возможны исключения.
 
 
Л. Б. Много стихотворений Вы посвятили любимому городу. Что для Вас значит Рига?
 
Е. К. Рига мой родной город. Это всё равно, как родители – их не выбирают, но они единственные. И это на всю жизнь. Родители разными бывают, но мы ведь в большинстве своём не пытаемся изменить их и подогнать под собственные представления о том, какими им следует быть. Вот и в отношении родного города можно ощущать нечто подобное…
А вообще, мне кажется, что о своём городе я лучше умею рассказывать в стихах…
 
 
Л. Б. Какой основной признак человечности Вы могли бы назвать и почему?
 
Е. К. Для меня человечность – это в первую очередь неравнодушие к другим людям. На мой взгляд, это именно то, чего современному обществу более всего не хватает. Особенно страшно бывает, когда люди демонстрируют безразличие к большому человеческому горю, спокойно живут рядом с чужой бедой, и при этом нередко ещё и подчёркивают, что у них «всё замечательно».
И ещё страшно, когда мы начинаем делить людей на «наших» и «не наших», на «своих» и «чужих» – точка невозврата, за которой очень быстро заканчивается человечность.
 
 
Л. Б. Перечислите имена поэтов прошлого и современности, оказавших наибольшее влияние на Ваше творчество.
 
Е. К. Когда мне было лет тринадцать, мама подарила мне томик стихотворений Сергея Есенина. Помнится, стихи произвели на меня настолько сильное впечатление, что я почти всё выучила наизусть – не учила специально, само запомнилось. Вот тогда и возникла мысль: «Я тоже хочу писать стихи!» Ну, а дальше были и другие поэты Серебряного века… Но, вот что интересно – сейчас поэзию той эпохи я почти не читаю, как-то восприятие изменилось. Впрочем, такое бывает не только со стихами. Так в ранней юности моей любимой книгой был роман «Мастер и Маргарита», я его читала раз шесть, не меньше, целые главы наизусть знала. Но я точно знаю, что теперь мне уже не стоит к нему возвращаться, вряд ли сейчас это произведёт на меня столь мощное впечатление. Я по-доброму завидую людям, которые сохранили такое восприятие жизни, что и после сорока лет этот роман остаётся у них любимой книгой. Для меня же лучше пусть это произведение останется любимой книгой юности. Кстати, и сейчас у меня тоже есть самое любимое литературное произведение, к которому бесконечно хочется возвращаться – это роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».
А что касается поэзии, под настроение с удовольствием могу почитать Иосифа Бродского, Роберта Рождественского, Леонида Филатова. Булат Окуджава в работе со Словом в моём понимании – истинный ювелир.
Современных поэтов читаю достаточно часто. В основном – то, что размещено на литературных сайтах. Сейчас современная поэзия для меня интереснее классической, она кажется мне более насыщенной, будто содержит больше смысла на единицу текста. На объективность такого восприятия я, конечно, не претендую.
Есть по меньшей мере несколько десятков современных поэтов, стихи которых я очень люблю, поэтому принципиально не хочу выделять кого-либо из них. Скажу лишь, что многие из этих поэтов – авторы сайта Поэзия.ру.
 
   
Л. Б. Процитируйте строки, которые всегда способны зажечь для Вас свет в кромешной темноте.
 
Е. К. Все знают о том, что существуют физики, в душе которых скрываются лирики. Я же, напротив, лирик, в душе которого прячется физик. Поэтому для себя в качестве такого путеводного «фонарика» я выбрала не лирические строки, а слова Альберта Эйнштейна: «Жизнь подобна езде на велосипеде. Чтобы сохранять равновесие, необходимо продолжать движение».
 
 
Беседовала Л. Берёзкина, 2023

Данный материал являетя соавторской работой. Согласие на публикацию всех соавторов получено. Все авторские права соблюдены.