АРТ-СУБЪЕКТ ВОВНЕ...
 
Технократическая тенденция современного мирового искусства ярче всего свидетельствует о той степени самоотчуждения, при которой человек безотчетно идентифицирует себя как случайный атрибут того или иного механического объекта, вполне довлеющего себе и в человеке не нуждающегося. Активно участвуя в эстетическом наполнении той или иной вещи, механизма, непрерывно создавая функциональные арт-объекты разного рода и назначения, художник добровольно отказывается от авторского «я» в пользу новейших стереотипов потребления.
И когда возникает желание творить нечто нефункциональное, оказывается, что духовный потенциал почти иссяк. Тогда художник путем сложных технологических манипуляций воссоздает некое природное явление, интерпретируя собственное наблюдение как творческий акт. Но в такого рода творениях изощренной мысли отсутствует главное – слияние творца с Творцом.
Одухотворенный зритель несомненно привнесет в созерцание уже нефункционального арт-объекта свое любовное внимание, но художник в этом акте не участвует, а по сути лишь утверждается в самоотчуждении. Собственно говоря, создатель арт-объекта уже не художник, по-английски a painter, его суть включена в обобщенное понятие an artist. Дело даже не в том, что некоторые из участников выставок современного искусства не умеют рисовать. Чем наполнить изображение – вот главный вопрос.
Почти все рисовальщики попросту констатируют самоотчуждение, и следственно, духовное саморазрушение, бесчувствие. Их работы требуют зрительской крови, без нее не могут существовать. Вампирическая бесчувственность арт-объекта любого рода, какая бы грандиозная концепция не лежала в его основе, сводит на нет любые усилия и произведение становится однодневкой.
Русское искусство последнего десятилетия заимствует тенденцию, а ее воплощение зачастую менее содержательно, поскольку мысль не опирается на традицию глубокомыслия ввиду отсутствия таковой, а порхает по поверхности. Упор делается на эффект сугубо внешний, умозрительно соответствующий эстетическому канону.
Бессодержательность не удостоверена даже честно констатированным самоотчуждением; экспансия формы довлеет себе и, надо признать честно, либо оставляет равнодушным, либо отталкивает серьезного зрителя. То есть вампирическим эффектом русское искусство не обладает, к счастью. И, допустим, вызывая отвращение у зрителя, оно попросту предупреждает о грозящей опасности. Отвращение же вызывает избыток самоуничижения. Это общее впечатление.