В эти дни мастерской оказалась Вселенная,
размягчив бытие до податливой глины.
Первозданно легко совершалось вселение
твоих губ в мою клинопись  точек и линий –

безымянных ещё, но душой уже узнанных.
Занялись твои руки и чтеньем, и лепкой –
два ребёнка бесстрашных, как  голубя-узника,
мы любовь выпускали из призрачной клетки.

И, казалось, теперь сотворим, что захочется –
ты меня с собой рядом, как эхо, и я тебя.
И тот мир, где уже никогда не закончится
обнажённо счастливая мука объятия.

Время с нами носилось – стрелою – и нянчилось,
понимая, что нам прекословить негоже.
Ты спешил – ты стирал моё прошлое начисто,
тайну  «нежность» из звёзд зажигая на коже.

Было Слово – в конце, как вершина творения.
Безымянность, как грим, исчезала и родность,
словно флаг государства –  в два жителя – реяла,
сокращая меж нами незримую пропасть.

Всё нам было дано – своевольем заверчено,  
ведь искусство, как жанр бытия – не судимо.
Но одно выдвигалось условие вечное:  
созидая мгновенье – не слепим судьбы мы.

Замороженной глыбой застынет Вселенная,
тайну  «вечность» из льда возводя между нами.
И опять на бессрочное поселение
в подземелье своё возвратится Даная.