В пустынный материк аэродрома,
на белые пеленки повитух,
исчадья подземелий и погромов,
проросшие на ощупь и на слух,
мы выпали живьем, не выбирая
походку, темперамент и акцент.
Уверь меня, что глинопись мирская
троична в окаянном пришлеце,
что черное отчетливей на черном,
что горькое уймется без воды.
И знаки этих прописей нагорных
я тоже повторю на все лады.