Глухая ночь, - трясутся все поджилки.
Иду домой. Сидели дотемна
Мы в коммуналке с другом у бутылки,
И вдруг в затылок – дуло. Вот те на!

    Но с этим подальше иди ты:
    Что Марьину Рощу бандиты  
    Седлают повсюду своим большинством.
    Здесь больше рабочего люда, -
    Заводы* гудят, и оттуда -
    Вся Роща почти, с трудовым огоньком!

Но – слава Богу! Бандюки ошиблись!
Сказали: «Роще-марьинский – как свой!».
Да что - с меня? Пиджак сатин-пошива,
В котором плавал ещё старый Ной?!

Исчезли злыдни. Тараторит сердце.
Точильщик жук в стене у дома стих.
В такую ночь распахнуты все дверцы
Для тех, кто путь до лагеря мостит.

Легенду чтут об атаманше Марье,
Сверкают «финки» в раже воровском.
Ничто - бродягам с капиталом Шмаги**,
Молись, залётный с толстым кошельком!

Пока Цируль, Витюшка и Савоська ***
Карманы срезав, морфят до утра,
У морга начинается подвозка, -
Осатанели даже фраера!

Мосторг, сберкассы, - всюду след кровавый,
Под страхом смерти жертва не кричит.
Но только свистнет кто: «Атас, - легавый!», -
И банда растворяется в ночи!

Москва назавтра – снова: дескать, Роща
Взяла в колхозе Сталина**** амбар.
А в ресторанах языки полощут:
«Главарь богаче, чем Али-Баба!».

Сквозь пальцы смотрит новый участковый, -
Зачем с харчей стремиться на погост?
Зато в лихих облавах МУР толковый
Пытается прижать бандитам хвост.

    И с этим подальше иди ты:
    Что Марьину Рощу бандиты  
    Седлают повсюду своим большинством.
    Здесь больше рабочего люда,
    Заводы гудят, и оттуда -
    Вся Роща почти, с трудовым огоньком!

       *Заводы «Калибр», «Борец», «Станколит» и др.
      **Герой пьесы Александра Островского.
     ***Известные воры-карманники той поры.
    ****Колхоз им. Сталина, примыкавший к Марьиной Роще.