Быть может, у детей войны
Склероз и память хру`пка.
Календарём им служат сны
И на сердцах зарубки.
Я выковыриваю соль
С одной такой зарубки:
Как я, пацан, держал фасон
В барачной халабудке.

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

Страна корявилась щепьём,
Дырьём народ светился.
Дворы наполнились ворьём,
А дядя Гриша спился.

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

Был дядя Гриша фронтовик,
Скакал на деревяшке.
Семью убило, и он сник
И стал совсем пропавший.

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

Предсмертья  ви`згали в ночи
У волжского  причала.
Но там кричи иль не кричи, -
Шпана «права качала».

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

Пока мозолями народ
Накладывал заплатки,
Жильцы считали каждый рот
И голубей с рогатки.

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

Дрались, курили и клялись
Дворовые ребята.
«Поесть!» - одна и та же мысль
Стучала клювом дятла.

Не каждый вечер
скажет мать:
«Иди, поешь-ка!»
А мы метали во дворе -
«орёл» и «решка».

… Я будто бы рябины кисть
Давлю во рту до хруста,
Читая жизни старый лист,
Но с благодарным чувством.

Сквозь годы
слышу я слова:
«Иди, поешь-ка!»
Не знаю,
что же у меня:
«орёл» иль «решка»…