Жажда

Застрял в приотворенной двери свет
Полоской невесомой желтой шторы,
И в комнату втекают, как в бювет,
Пузырчатые струйки разговора.

Все дома. Третий раз на посошок
Разлили чай по чашкам домочадцы.
Соседка забежала на часок,
Но до сих пор не может распрощаться.

Текут, текут из кухни ручейки
Полуночной, вполголоса, беседы.
Бювет наполнен, бойки пузырьки,
А ты с дремотой борешься под пледом.

И кажется – ты этого и ждал,
Томясь от жажды целую неделю,
Чтоб долгий вечер лился в твой бокал,
Заботливо придвинутый к постели.

Берешь его расслабленной рукой –
И звук шипуч, и слово тонкостенно,
И цедишь этот истинный покой
По вдоху, по глоточку, постепенно


Неизбежность

Натянут день как тетива –
Дрожит, вибрирует от ветра,
И неба синяя канва
Уходит вверх на километры.

А по канве строчат стрижи
Узоры вышивки небесной,
И так огромно чувство жить,
Что уживаться в теле тесно.

Такая даль уходит ввысь,
Такая высь в разливах дали,
Что просто выйди, поклонись
Прозрачной искренней печали.

Ведь все равно возврата нет
Туда, где не было начала,
Туда, где небо стае вслед
Подбитой птицей прокричало.

Ведь каждый раз над головой
Узоры вышивки все те же,
И день натянут тетивой,
И знаешь – выстрел неизбежен.


Линия жизни

По закраинам, по забрежинам,
По излучинам сонных вод,
По хрустящим годам-валежинам
Жизнь на сверку меня ведет.

Что сверять – только ей и ведомо,
Да тому, кто ведет учет,
И никто не крадется следом, но
Небо сверху – один зрачок.

Не укрыться от взгляда синего
Ни за дверью, ни за стеной,
По ладоням ветвятся линии,
А хватило бы и одной.

Так давно, замерев в раздумиях,
Не меняет она длины,
Что, наверное, где-то умер я,
В неизвестных мирах иных.

Там в нездешних телах и обликах
Завершил я свои пути,
Только с этого неба облаком
До сих пор не могу уйти.