Сегодня ко мне приходил настройщик
Лечить разбитый древний рояль.
Полдня нас в компании было трое:
Два старика и я.

Один — невысокий, седой, опрятный,
Рабочие руки, в глазах покой.
«Леонтий Исаич... И мне приятно...
Нет-нет, спасибо... Ну, где больной?»

Больной — огромный, широкогрудый,
Басил натужно, стонал, скрипел,
Срывался голос, как от простуды,
И то сказать: двадцать лет не пел!

Ключи, отвёртки, кусочек лома,
Причудливый старенький камертон,
Четыре часа без наркоза, кома —
А врач напевает с закрытым ртом!

Не зря — наш больной вернулся к жизни,
И голос прорезался молодой,
Такой упругий, что хоть пляши с ним
От контроктавы до верхней «до»!

«Кто учится? Дочь? Ну, на го́д-то хватит,
А там, буду жив, забегу опять.
Нет-нет... Мне б теперь только до кровати...
Зовите дочь что-нибудь сыграть».

Ноктюрн отзвучал, и в одном ботинке
Вздохнул старик, погрустнев слегка:
«Эх, если б вот так и людей в починку!
Годов бы пяток ещё... Ну, пока...»