Мирослав Авсень
     - 23./02/2019.          Мирослав   Авсень.

                Легенда  о  Егере.
                (роман)
                Глава  3-я.


                Х               Х            Х



На другой же день после бала у городского головы, из дома №99  по улице Заезжей, вновь вышел неброского вида ювелир Фаддей Фаддеич  Чирикин, одетый в повседневный фрак цвета спелого граната, тёмно-жёлтого, даже где-то горчичного цвета брюки, серый картуз с высоким верхом и длинным козырьком. После ночного разговора с госпожой Гокке, Асмодей, что открылся из-под маски ювелира, довольно сносно выспался, а утром приведя  себя в порядок и вновь оборотившись Фаддей Фаддеичем, вышел в без четверти 11-ть к завтраку, где узнал что  Эмилия Андреевна уже откушали, и укатили домой. Такой распорядок дня в отношениях двух преступников, был обычным делом, а если и мог вызвать некие удивления, то лишь у человека несведущего. Асмодей плотно позавтракал, и уже через час, вышел из дому по неотложному делу. Пройдя несколько кварталов он приветливо поднял картуз перед скучающим на перекрёстке городовым, и миновав улицу остановился, посмотрел по сторонам, извозчика поблизости не было. «Ладно, пройдусь пешком, погодка неплохая, да и размяться не помешает!» решил он. Затем не спехом  перейдя улицу  свернул в переулок, и заложив руки за спину, величаво пошёл дальше. Где-то через полчаса, он остановился у калитки что вела  по песчаной дорожке протоптанной через палисадник к средних размеров  бревенчатому дому с резными но потускневшими наличниками, имевшие как и многие подобные ему жилища, две кирпичные трубы, говорившие о том, что помещение внутри большое и отапливается парой печек. С левой части дома, к фасаду  примыкало небольшое крыльцо с тремя невысокими но широкими порожками. Где-то во дворе за забором, истово брехал цепной пёс, неся свою службу. Из дому скрипнув дверью, торопливо вышел молодой человек в сером сюртуке, белых брюках, и широком белом цилиндре, придерживая который, он бормоча что-то гневное, пронёсся мимо ювелира, едва удостоив того кивком головы, и очень быстро пошагал, или точнее сказать почти побежал по тротуару.
- Хм – деловито промычал Фаддей Фаддеич, проводив взглядом молодого человека – наш Клёцкер по прежнему суров и беспощаден, это вселяет оптимизм!
После этих слов, визитёр неторопливо отворил калитку, и прошествовал к дому. Поднявшись на порожек, Чирикин пару раз дёрнул шнурок звонка, а потом не дождавшись когда впустят, сам толкнул незапертую дверь и привычно вошёл в просторную и светлую от двух больших окон глядящих во двор, веранду, и приоткрыв дверь в сам дом, вопросительно крикнул.
- А это тут живёт уважаемый Соломон Яковлевич Глицкер? Или я ошибаюсь?
- Здесь-здесь, вы не ошиблись! – донёсся голос взрослой женщины, и когда Фаддей Фаддеич вступил в переднюю, ему навстречу вышла средних лет, несимпатичная женщина-служанка, с тяжёлой железной кочергой в руке. Уставившись вопросительно на гостя, женщина молчала. Ювелир плавно снял картуз, и окинув крепкую фигуру служанки взглядом из-под очков, негромко осведомился.
- А что красавица, хозяин-то дома?
- Дома – осторожно, и тоже как-то оценивающе поглядывая на вошедшего, ответила женщина, поправляя одной рукой, сбившийся назад платок.
- Ну так доложи что посетитель к нему.
- А вам на что? – то ли из любопытства, то ли из вредности поинтересовалась служанка
- Так то голубушка уж моё дело, нужно значит коли пришёл! – как-то даже весело, без обиды ответил ювелир, радуясь в душе что эта городская толкушка хоть и сама была не пальцем деланная, но его ж таки не узнала в обличии Фаддея, хотя отлично знала в настоящем, под именем Асмодея.
- Сейчас доложу! – нехотя буркнула служанка, и ушла в дом. Жилище, куда припожаловал теперь кровный враг Штириха и полицмейстера, принадлежало широко известному в этой части города ростовщику Соломону Глицкеру, пожилому, лет за 60-т человеку, у которого была семья, но дети теперь жили отдельно, а немногословная и неразговорчивая супруга, уже давно не вмешивалась в дела пронырливого и оборотистого мужа.  Соломона Глицкера, за глаза величали Клёцкером, чего он не очень любил, но сильным мира сего не перечил, коли те его так называли. С Асмодеем и его делишками, Соломон Яковлевич знался уже порядка семи лет, но умея держать рот на замке, получал с них хороший доход, хотя сам в свою очередь являлся поставщиком средств и ценных бумаг, необходимых для политической игры преступника. Он знал что за Асмодеем и его людьми, тянется широкий кровавый след, но будучи лично не причастен к убийствам, не мало этим не мучился. То, что господин Глицкер находится под негласным надзором полиции, ни он сам, ни его сообщники не догадывались. Асмодея вообще не волновала дальнейшая судьба его подельников не из ближайшего круга,  и в случае чего ни спасать, ни вытаскивать ростовщика из каталажки он не собирался,  меченый полицией сообщник был ему уже не интересен, и даже опасен.
Сам Соломон Яковлевич, напротив был убеждён, что глава тайного и могущественного общества, выручит его из беды в случае таковой, и служил ему верой и правдой, правда за большие деньги. Служанка вернулась минуты через две, и указывая рукой на приоткрытую дверь, проговорила.
- Прошу вас…
 Фаддей Фаддеич хмыкнув прошёл мимо, и ступил в ту часть дома, что являлась конторой ростовщика, и представляла из себя заваленный разным нужным и ненужным хламом, кабинет средней руки подьячего, либо стряпчего. Посередине, вплотную к перегородке стояла небольшая изразцовая печь, справа от которой, находился солидный рабочий стол хозяина, с мутноватой масляной лампой зелёного цвета, пустым подсвечником, чернильными приборами, счётами и бумагами. Прямо сзади стола у той же стены, вплотную к ней, высился массивный шкаф для бумаг, тёмно-коричневого цвета с одной большой дверцей, и множеством мелких. Слева от стола если сидеть за ним, на полу покоился массивный сундук обитый железными полосками, и запертый на здоровенный замок. В противоположенном углу от сундука, в глаза бросалось пузатое бюро жёлтого цвета, на кривых ногах-лапах. На крышке этого бюро, стояло множество серебряных подсвечников разной формы, каждый из которых имел на себе бирочку с номером. Над бюро на стене, висели полки на коих лежало несколько толстенных книг, и один старинный медный кубок. Стулья и табуретки были равномерно расставлены по помещению, но ходить не мешали. В углах конторы, стояли или просто валялись в куче пары новых сапог, туфель и туфелек, ростовщик принимал всё мало-мальски стоящее. Прочие предметы вроде столового серебра или украшения, хранились у Глицкера где-то в этих ящичках и ящиках. Тишину конторы по мимо голосов людей, нарушало ещё и равномерное тиканье и бой хороших  напольных часов, бывших правда собственностью хозяина. Среди всего этого богатства, иногда величаво расхаживал полосатый гладкошерстный кот с деловой и наглой мордой.
Всё это встречало посетителя, но тот кто зашёл сюда теперь, всё это прекрасно видел и знал, ибо не раз уже бывал тут, но под своей личиной. Соломон Яковлевич  встретил гостя одетым в  тёмную  жилетку поверх серой рубахи с подвязанным чёрным галстуком, тёмные брюки с потёртыми и чуть отвислыми коленями, да простые домашние туфли. Седую голову, с гладко зачёсанными на бок волосами, венчали небольшие очки на сливообразном носу, и седая же козлиная бородка.
- Чирикин, Фаддей Фаддеич -   довольный своей шуткой, представился Асмодей, хохоча про себя во всё горло – ювелир, в вашем городе недавно, но сюда зашёл по делу которое вас, думаю что заинтересует! – коротко указывая пальцем на хозяина, сказал ему гость.
- Прошу садится! – ростовщик жестом пригласил ювелира на стул подле рабочего стола, за который быстро прошёл и уселся сам.
- Вам поклон от Макса Граббе! – негромко произнёс гость, глядя прямо хозяину в очи. Тот сделал задумчивое лицо, постучал  пальцами по столу, и как бы припоминая чего-то, переспросил.
- Как вы сказали? Макса Граббе?
- От него..
- Прошу меня дико извинить если разочарую вас, но я что-то не припоминаю такого господина! – растеряно развёл руками Соломон Яковлевич. Забывчивость старика, впрочем ничуть ювелира не смутила.  Он приветливо улыбнулся, и вдруг сбросив сияние с лица, довольным голосом заметил.
- Браво Клёцкер, молодец! Здоровое недоверие  продлевает жизнь и наполняет карманы, а?
Лицо ростовщика слегка покраснело,  он рывком снял очки, протёр их о галстук и снова нацепив на нос, вгляделся в сидящего напротив.
- Позвольте… вы собственно кто?
- Хорошо, карты на стол, я-лорд Шорби! – шевельнув обеими бровями разом, сознался ювелир. Соломон Яковлевич немного побледнел, приосанился,  часто заморгал, и уже более растерянным чем недоверчивым голосом, проскрипел.
- Как-с простите?! Какой, лорд вы сказали?!
- Да я это, я! – уже своим обычным голосом прогудел визитёр, решительным движением сорвал с лица очки, и вперил свой немигающий взор в ростовщика.  Соломон Яковлевич ахнул, вздрогнул, и коротко схватился за сердце.
- Боже мой! Это ж вы, господин Асмодей?! – ошарашенно прошептал он, дико таращась на посетителя.
- Хвала аиду, узнал наконец! – устало, словно три часа подряд растолковывал урок безмозглому школяру, вздохнул Асмодей вновь надевая очки, и превращаясь в добряка-ювелира.
- Но зачем же вам такой маскарад?  Вы всегда ходили ко мне в своём натуральном виде! – уже придя в себя, поинтересовался ростовщик.
- Так, просто пришла фантазия в голову проверить твою наблюдательность Клёцкер – улыбнувшись пояснил Асмодей и добавил – наш болван господин барон вот не узнал меня вчера на балу у головы, хотя мы и сидели с ним так же близко, как сидим теперь с тобой!
- Это всё конечно потрясающе, но вряд ли вас привело ко мне желание похвалиться новым обличием! – подняв указательный палец, тихо заметил ростовщик. Гость согласно кивнул.
-  Разумеется Клёцкер, я уже вышел из того возраста, когда пускают пыль в глаза изысканным платьем, или же маской. Ты прав старый прохвост, у меня к тебе дело, и мне нужно его с тобой обсудить.
- Я весь внимание и весь к вашим услугам! – покорно склонил голову на бок ростовщик.
- На ближайших днях, ожидается большой куш бриллиантов и золота, ты, как обычно, приготовь надёжное местечко чтобы припрятать до нужного часа некоторую часть камешков и украшений.
- Каков мой процент на этот раз? – чуть прищурясь поинтересовался Глицкер, внимательно слушая гостя.
- Процент прежний, жмотство в таких делах я не приветствую, но гляди Клёцкер – голос ювелира чуть понизился – опись того что ты  должен хранить, будет очень подробной, а посему не вздумай смазать пальцы мёдом, ты меня знаешь!..
- Боже, когда я это делал? – коротко всплеснув руками, искренне изумился Соломон Яковлевич, глядя на Фаддея-Асмодея преданными глазами, сквозь помутневшие очки.
- Ты нет, но до тебя в другом городе, один такой попытался – с расстановкой пояснил ювелир – он теперь с миром покоится на лютеранском кладбище, и его вдова не получает пенсию.
- Мне этого можно было и не говорить! – чуть с недовольством сказал Глицкер, на что гость, ласково улыбнувшись заметил.
- Я не говорю Клёцкер, я упреждаю…
- Как долго мне надлежит хранить кубышку? – возвращаясь к деловому разговору, поинтересовался ростовщик.
- Как и прежде, до востребования.
- Кто передаст?
- Два моих курьера, кто-то из тех, кого ты знаешь в лицо…
- А деньги? – дрогнувшим голосом напомнил Глицкер.
- Деньги тебе отдадут тоже сразу, всё как всегда, зачем спрашиваешь? – усмехнулся ювелир, на что услышал отповедь хозяина дома о том что мало ли, всё течёт, всё изменяется, и лучше лишний раз уточнить.
- Не переживай Соломон, если у нас где-то что-то потечёт, ты будешь о том непременно извещён! – сверкнув очками, клятвенно пообещал визитёр.
- Пароля не будет?
- Нет, просто скажут что привезли подарки от Аскольда Петровича и всё, никаких паролей, ты и так всё знаешь!
- Да, разумеется, а когда же примерно ждать?  Видите ли, я не во всякий час могу быть дома, и поэтому – начал было ростовщик, но ювелир успокоил его.
- Не волнуйтесь так, любезный собиратель душ, к вам придут когда вы именно будете дома!
- Ну что ж, о надёжности можете не беспокоится, у меня провалов покамест не было! – уверенно заявил Соломон Яковлевич.
- Хорошо Клёцкер – выдохнул Асмодей поправляя очки – теперь по бумагам, что нового по векселям?
Лицо господина Глицкера осветилось радостью, он сделал обеими руками характерное успокаивающие движение как бы уперев их в невидимое стекло, и произнёс.
- О, с этим господин Асмодей всё просто чудесно, за этот месяц, ещё девять штук  очень жирных карасей!
- И того с начала весны? – последовал вопрос.
- С изъятия вами последней партии в марте, теперь я имею на руках сорок два векселя, от семи господ дворян! – деловым голосом пояснил ростовщик, и  справился у гостя, не будет ли тому угодно их теперь забрать?
- Теперь нет, дождусь когда полсотни будет, люблю круглые цифры, чтоб не путаться! – вздохнувши пояснил Фаддей Фаддеич, и припомнив что-то, переспросил – А от тебя вот недавно, что за молодец такой выскочил, гневный весь, возбуждённый?
- А-а, этот? – устало протянул хозяин, и махнул рукой – Князёк один, как раз за одним из своих векселей приходил. Требовал и умолял продать его ему за половину суммы. Если бы не ваши указания Асмодей, то я как коммерсант разумеется уступил бы бумагу! Вон, за треть и даже четверть суммы, люди уступают векселя, хоть шерсти клок с паршивой овцы-то!
- Не волнуйся Клёцкер, будь непоколебим, и я тебе воздам! – ухмыльнулся ювелир, и нацепив картуз поднялся, с ним вместе и хозяин вышел из-за стола.
- Мне уже пора Соломон, провожать не нужно, не люблю лишних церемоний – пояснил Чирикин идя к выходу – Просто будь готов принять кубышку на хранение, да готовь бумаги и не переживай за деньги, с нами, они у тебя будут всегда, всего тебе  доброго и самого свежего! – подмигнул ему ювелир, и  не говоря уже больше ни слова, вышел. Соломон Яковлевич немного постоял в раздумье, а затем выглянув из кабинета приказал своей горничной подать ему пару чая, ростовщику надо было посидеть и кое о чём по размышлять.
       
                Х                Х                Х

На Судейской №45  в доме где располагалась конспиративная квартира егерей, к моменту когда господин Асмодей только выходил к столу, его обитатели уже давным-давно проснулись, позавтракали ( стряпня дежурного поручика Уличева всем понравилась) и следуя инструкциям  полицмейстера ждать его ныне до полудня, а коли он не придёт, то можно передохнуть и слегка расслабиться, собрались теперь наверху, где Сан Саныч с Пал Палычем сражались в шахматы, которые их командир, некогда привёз из Персии. Прочие жильцы то следили за игрой, то непринуждённо обсуждали предстоящее им дело. Сидели они в крайней комнате, окна которой выходили на две стороны, улицу и двор, что позволяло контролировать оба подхода к дому. Уличев полу боком сидел на подоконнике, одновременно бросая взоры на стратегов, и не теряя из вида двор с задним выходом. На противоположенном окне, с точно такой же обязанностью, скучал поручик Куценко.
- Ну чего там у тебя, Данила? – усмехнувшись спросил Неждан, бросив на товарища иронический взгляд. Куценко лениво ответил.
- Да ни хрена, свиньи в луже кейфуют, да ребятишки бегают, всё!
- А время-то уже без четверти братцы – стрельнув глазами на стену с часами, бодро заметил подпоручик Зорких, не отрывая взгляда от доски, где кипело нешуточное сражение, и рать Сан Саныча, крепко наседала на правый фланг Пал Палыча, грозя обойти его королеву.
- Ждём ещё полчаса и исполняем команду «вольно!» - привалившись к оконному проёму, предложил Уличев.
- Поддерживаю идею поручика! – щёлкнув пальцами левой руки, подал голос штабс-капитан Кубанин – У меня сегодня по мимо основных дел, образовались и личные, кои я совершенно не настроен откладывать!
- Никак Мишка, ты в здешний весёлый дом собрался? – чуть поддел друга подпоручик Зорких, шепнувший перед тем что-то на ухо Пал Палычу.
- Конечно собрался, чего ж мне теперь, в монахи идти? А девочки в заведении маман Пенелопы отменные, на любой вкус и цвет: беленькие, тёмненькие, рыжие, шатенки, словом мечта солдата господа!
По последовавшим за тем покашливаниям, сопениям и вздохам, стало понятно что тема сия волнует не только лишь одного штабс-капитана, и все подумывают над решением этого вопроса.
- Ну, сдавайся уже, стратег! – усмехнувшись, предложил другу Сан Саныч, на что Пал Палыч заявил «Русские не сдаются!» и наморщив лоб, продолжил бесполезное казалось сопротивление.
- Похоже командир наш пришёл вон, только обличие сменил! – негромко сказал Уличев, кивнув головой туда, где за окном, в дворовую дверь, вошёл человек в сером фраке и таких же брюках с тростью в руке. Из под серого же цилиндра виднелись длинные чёрные волосы, а на лице блеснули линзы очков.
- Пойду встречу! – слез с подоконника Неждан.
- Я с тобой! – отлип от созерцания битвы Зорких, и последовал вниз по лестнице ко второму выходу. Прочие углубились в шахматную стратегию. Минут через пять на лестнице послышались голоса, шаги, и первым вернулся в комнату поручик Уличев, указывая рукой на играющих.
- Вот, весь гарнизон в наличии, бьются на смерть!
Следом вошёл господин полицмейстер в вышеописанном наряде, причём чёрные волосы парика резко контрастировали с природными, чуть загнутыми в верх усами и небольшой бородкой, делая вкупе с очками его обладателя похожим  то ли на художника, то ли на брачного афериста. Последним, торопливо зашёл Степан Зорких.
- Добрый день господа! – буднично проговорил Вадим Григорьевич, снимая цилиндр, и кладя его вместе с тростью, на небольшой круглый столик у стены. Подойдя к играющим поздоровался с каждым за руку, и поглядев на доску промычал «Угу», и устало бросил.
- А тут уже мат через два хода!
- Кому? – спросил чей-то голос.
- Неважно – уклончиво ответил полицмейстер, и предложил всем присесть. Тут же похватали стулья, и сели близ умственной баталии. Но первым, разговор начал не Белугин.
- А ты Вадим Григоричь что, из Управы прямо так вышел? – спросил его неожиданно Уличев.
- Да нет, зачем же из Управы-то? – сцепив руки у живота, ответил полицмейстер – поехал домой, там в каморке своей переоделся, да через заднее крыльцо садом и вышел. Там сел на извозчика, да не доезжая пары кварталов и соскочил. Ну как обычно всё… Так-с, ладно соколы мои, я к вам собственно говоря по делу!  Вначале о тех что на балу со мной прохлаждались ( названные разом сделали стойки) Уличев, Кубанин, вам выбрить лица начисто, Чеканов Лёшка, тебе братец напротив, усы отпустить. Предваряя вопросы отвечу сразу. Более на великосветские вечера вы не ездоки. Барона и Эмилию вы видели воочию, причём Штирих не знает что вас у меня семеро, и пусть так и будет, это входит в замыслы всей операции. А три помещика что были со мной, уже уехали, растворились на просторах страны, а значит в прежнем платье вам появляться пока не след!
- Гм, а под кого же работать будем? – спросил Уличев.
- Вы трое, пока под купчиков, приказчиков, мещан, ну под горожан  непримечательного вида. Паспорта вам для этого не потребуются, а на всякий случай кто спросит, мол на квартире остался. Да и потом, провинциальные помещики, они порой ничем не отличаются по виду от купчиков либо городских приказчиков, так что с этой стороны всё в порядке.  Да и потом, кто тут у вас с ходу паспорта –то спрашивать будет? А салонный народец коли человека долго не видит, то уж и забывает напрочь. К тому же все давно привыкли что я частенько приглашаю на вечера гостей города или проезжающих, так что здесь с этим свыклись.  Уехали три помещика, и хрен его знает где они теперь!
- Ну уехали так уехали, а вот теперь-то что нам делать предстоит? – спросил Кубанин чуть подавшись вперёд.
- Да ты Мишка не бойся, застоятся не дам – улыбнулся полицмейстер, и чуть призадумавшись продолжил – По данным моей агентуры, в городе что-то готовиться, некая акция, подробности которой мне неизвестны, так как сведения весьма туманны. Шёпот и Шорох узнали только то, что за всем этим стоят Асмодей и Эмилия Гокке. Барона я предупредил, и он усилил свою охрану, хоть в этом не перечил, аристократ!
- Выходит пока они как-то не проявятся, мы просто без сильны? – тихо спросил Сан Саныч.
- Не точное выражение Егоров, мы не знаем где они ударят и какими силами! – поправил его Белугин.
- Ну мы же выяснили личности нескольких преступников работающих на Асмодея, взять тихо пару «языков» да допросить с пристрастием, как на войне! – предложил подпоручик Зорких, но полицмейстер вновь отрицательно покачал головой.
- Нет Стёпа, увы нет! Тех кого вы узнали за исключением Фрола, Трепаковой, Клёцкера и Хрустова что бумажки фальшивые лепит, брать бессмысленно, они холопья, шиперня. Ни один из них, Асмодея живьём не видал, а коли и видал, то не знал кто перед ним. Про Фрола я вам уже говорил, Хрустов под наблюдением, нам интересны его заказчики, ибо ими могут оказаться фигуры даже более значительные чем губернские власти! – полицмейстер указал пальцем на потолок.
- А ростовщик этот, и баба Асмодеева, они что, подходов к нему не имеют? – с сомнением спросил Уличев.
- По Клёцкеру отслеживаем всех кто к нему ходит, но таковых за день от пяти до дюжины бывает, прут люди в заклад что ни попадя, и не у кого на лбу не написано что он преступник-то! Но – Белугин снова поднял палец – когда-нибудь Соломон наш свет-Яклич-то оступится, зашкварится на горячем-то, и вот только тогда, мы его за козлиную бороду и прихватим -  полицмейстер сделал характерный жест рукой – и уже будет чем заставить его петь нам итальянскую оперу!
- А что, пока нечем? – отрывисто спросил Сан Саныч, напрочь забывши про шахматы.
- По нашему делу нет. Ну уверен я что знает он Асмодея лично, и давно, но вот где тот харчеваться и ночевать изволит, понятия не имеет, и взять его на цугундер, значит испортить очень многое в нашей игре. Тут как на войне, в секрете или засаде, терпение, и ещё раз терпение! Так что по Клёцкеру будем ждать и наблюдать. А вот с барышней Трепаковой мы возможно в скором времени сыграем пошлый водевиль «Девственница и разбойники»…
Егеря, разом дружно заржали, трясясь от смеха и держась за животы, манера их бывшего ротного вести казалось бы деловые разговоры, всегда отличалась большим своеобразием .
- Да – широко улыбнулся сам полковник когда смех затих – Вера Афанасьевна при случае может оказаться нам весьма полезной, ибо любовница хоть и не знает адреса своего милого, но кое о чём может нам поведать, например какие-нибудь внутренние особенности его души, которых мы пока не знаем. Вот с неё-то, мы при случае и начнём лишать нашего протеже сна, покоя и аппетита!
- Ну а сегодня-то нам чего делать? – спросил Неждан.
- Сегодня господа отдыхайте, набирайтесь сил,  развлекайтесь где-нибудь, словом затишье перед битвой, используйте в полную меру! О ближайших сподвижниках Асмодея что попали в поле зрения но пока не попали нам в руки, я оповещу вас позднее, надо кое-что проверить да уточнить. Вопросы есть?
- Да нет, вроде всё ясно? – ответил Кубанин, оглядывая остальных, но те молча покачали головами. Вопросов не было.
- Ну, тогда разрешите откланяться, сегодня можете девочек навестить кто завёл, а вот завтра быть во всеоружии, и тут ждать моих дальнейших указаний сколько потребуется. Если сам быть не смогу, пришлю курьера с письмом, всё, до скорого, провожать не нужно, честь имею! – Белугин надел цилиндр, цапнул трость, и спешно удалился. Егеря же стали соображать как им с пользой для себя, провести теперь этот выходной?
В это же самое время, у себя дома, сладко потягивалась на постели в своей большой спальне, светская львица, Эмилия Андреевна Гокке.  Вернувшись по утру от сообщника, она приняла ароматную ванну, накинула шёлковую ночную рубашку способную свести с ума любого мужчину ( по мнению её хозяйки) затем набросила домашний халат алого цвета (тоже шёлковый) поднялась к себе в спальню, и в блаженной истоме вытянулась на здоровенном ложе с бокалом в одной, и бутылкой дорогого вина, в другой руке. Разговор с Асмодеем минувшей ночью, заставил Эмилию крепко взяться  за ум, но не в том ключе в каком обычно это понимается, нет. Она принялась именно размышлять! Вначале, сразу после бала, она вознамерилась погубить барона Штириха немедля.  Ей тогда казалось что теперь весь свет будет надсмехаться над ней. Этот остзейский олух смел игнорировать её как женщину?!  Такое оскорбление смывается только кровью!  Но потом, после слов Фаддея-Асмодея о нужности Штириха и его богатств, и прочие слова о мести, госпожа Гокке призадумалась.
А ведь верно, верно он говорит, убить это просто и неинтересно, а вот сделать так чтобы он из врага стал сторонником, вот это будет целое искусство Эмилия, тут ты должна сыграть без сучка и задоринки!  Хм, только как вот заставить Штириха изменить о себе самой его мнение? Ведь он чёртов немец наверняка или знает, или подозревает о её связи с Асмодеем. Ну допустим, пусть. Но и в этом случае с таким щепетильным болваном как как фон Штирих, можно сыграть развесёлую оперетку из австрийской жизни. Он верит в раскаяние и всепрощение?  Вот на этом можно будет неплохо сыграть, надо только как следует  подготовить  подходящую «пиеску», из тех что так любят рыцари.  Да и женственность пока ещё никто не отменял,  а от ненависти до любви-один шаг. Но вначале надо добиться чтобы барон начал колебаться, и взглянул бы на Эмилию другими глазами. Так, так, та-а-ак… А что если?... Да! Да, она нашла!
- Благотворительность, меценатство и попечительство! – громко крикнула слегка захмелевшая красавица, в прелестной голове которой уже начал строится простой и коварный план. Она допила вино из бокала, и проворно соскочив с постели, с посудой в руках, порхая стала кружится по комнате. Через пару минут она поставила бутыль и бокал на столик подле ложа, и прошла к ореховому бюро на котором стоял медный канделябр и лежали писчие принадлежности. Эмилия быстро  села на мягкий резной стул,  и подвинув к себе стопку листов бумаги да обмакнув перо в чернильницу, стала что-то писать. Писала долго и обстоятельно. Затем полезла в один из ящиков стола, достала конверт, вложила послание, заклеила, и написав адрес, встала с места, и на ходу, идя к двери позвонила в колокольчик. Торопливо вбежала одна из горничных, молодая, симпатичная девушка.
- Чего изволите барыня? – быстро спросила она, хлопая глазами.
- Вот возьми, найди Петрушку, пусть снесёт теперь же по этому адресу, вот, Заезжая 99-ть, не забудешь, дура? – в упор глядя на служанку, спросила хозяйка.
- Не, я запомнила – мотнула головой горничная, а затем деловито переспросила – а ежели Петрушки нету, то кого послать?
- Если нету этого лодыря, сама сбегай! – ответила хозяйка.
- Ой барыня, да Заезжая-то далеко дюже, туда на извозчике ехать надо, а у меня денюжков нету! – потупив глазки пролепетала девушка.
- О-ой! – разочарованно вздохнула хозяйка, вернулась к столику у постели, покопалась там чего-то, и принесла горничной горсть мелочи.
- На разбойница, тут и на лихача, и на леденцы тебе хватит, да гляди мне не напутай чего, башку отверну! – предупредила Эмилия, ссужая служанку деньгами.
- Не напутаю! – поклялась горничная, и тут же убежала, а Эмилия лениво прошлась по комнате, подошла к постели, и бухнулась прямо на неё, раскинув руки. Делать ничего до получения ответа она не хотела, задуманное ею, спешки не требовало.
Из команды егерей, в отпуск решили сходить только пятеро, а Зорких и Куценко сочли за лучшее остаться дома. Ну во-первых им не хотелось никуда идти, а во-вторых кто-то же должен и дома остаться, мало ли чего?  Товарищи их пожали плечами, да и пошли по своим делам. Уличев уже побрившись, позвал Лёшку Чеканова во Фролов кабак.
- Ну во-первых там отменно кормят, и швали кабацкой не водиться, а во-вторых,  на одного из наших «приятелей», Фрола поглядишь, того, кого ни на чём взять нельзя, но который всё делает, а? –азартно предложил поручик. Чеканов почесал в затылке и согласился.
- А пошли, чего право?  Я тут правда навострился к одной молодой бабёнке, цветочница, ядрёная такая, в теле, хорошая  чертовка! Но к ней ладно, опосля схожу, пошли поедим!
Они решили не брать извозчика, а пройтись, до улицы Разъезжей где стоял Фролов кабак, было не так уж и далеко
- А ты Неждан, не завёл тут себе красотулю ни какую? – как бы невзначай спросил Чеканов, проводив взглядом коляску с двумя шикарными дамами на заднем сиденье.
- Да не завёл Лёшка, не завёл. Во-первых перед женой неловко, люблю её всё же. Ну а во-вторых голова пока другим занята, сам знаешь, что коли дело серьёзное, то я вначале ему предпочтение отдаю! – усмехнувшись уголками рта, пояснил Неждан, на что Алексей резонно возразил.
- Да ить и я женатый, что с того-то? Мы с тобой брат на войне, а на войне сам знаешь, все холостые!
- Да знаю! – устало вздохнул Уличев – просто голова сейчас другим занята. А что дальше будет, там увидим. Но то что без женской ласки в таком деле нельзя, это верно, чтобы мозги не закипели, душу надо почаще отводить. О, а мы кстати уже пришли, вон он, Фролов кабак через дорогу-то!
На тротуаре работал метлой дворник, городового как прошлый раз, на углу не было, не было возле тумбы и вихрастого подозрительного паренька с семечками. Вместо него, там сидели на корточках двое мальчишек, ожидая когда какой-нибудь барин либо горожанин, даст им поручение. Егеря молча прошли внутрь, и встав чуть в сторону у входа, поискали глазами свободные места. Таковые нашлись сразу. За дальним столиком у стены в углу, где шустрый рыжекудрый половой, уже заканчивал уборку после посетителей.
- За мной прапорщик!  - загадочно прошептал Уличев, кивая товарищу, и проходя первым. Публика в трактире сидела разная, но как и в первый раз, вполне себе приличная, хотя и шумоватая. Наряды  наших егерей как и говорил их командир, ничем не выделяли их из общей массы. Сослуживцы пошли за столик и сели напротив друг друга, сняв свои картузы.
- Сегодня плачу я! – чуть погрозив пальцем предупредил Неждан, на что Чеканов неопределённо пожав плечами, согласно изрёк.
-- Ну изволь брат…
Через минуту подскочил вихрастый половой.
- Чего изволите господа?
- Поросёнок есть? – с надеждой спросил Неждан, давно уже хотевший отведать сей деликатес.
- Точно так-с! – участливо кивнул половой.
- Тащи его братец сюда, а к нему графинчик водочки, ну и там зелени всякой, лучку, петрушечки, сообрази сам!
- Сделаем-с! – кивнул слуга и тут же убежал.
- Ты чего это Уличев такой щедрый? – удивился Алексей оглядываясь кругом.
- Разве? – слегка удивился Неждан и пояснил – Да не щедрый я, просто настроение такое. И потом, ежели бы ты был при деньгах, неужели б не угостил товарища? – шутливо добавил он.
- Разумеется господин помещик, просто порося-то я давно не едал, ну вот и позволил себе слегка удивиться! – в тон ему, ответил прапорщик.
- Ты Лёшка похоже службу-то забыл, как мы порой трое-четверо кто с порожними карманами, в приживалках у деньжистых хаживали! – усмехнувшись напомнил Уличев.
- Ага, а опосля когда мы в этих, в ротшильдах-то ходили, они у нас! – тихо согласился напарник.
- Да-а брат – слегка потускнел поручик – как и не с нами всё это было, молодость прошла как книгу пролистал. И всё в памяти живо, и события, и люди, и что могло быть, и чего не могло, так-то вот…
На этих словах принесли пахнущего пряностями румяного поросёнка на блюде, следом подоспели водочка с рюмашками, салфетки, и свеже вымытая зелень на тарелке.
- Приятного аппетита господа! – сладчайше улыбнулся половой, и поклонившись ушёл.
- Ну, приступим благословясь! – нетерпеливо проговорил Неждан, позвякивая друг о друга ножом и вилкой.
- Ох и пахнет шельмец! – блаженно прошептал прапорщик, нетерпеливо начиная пластовать поросёнка.
- Да, отказаться от такого, ну просто нету сил! – подтвердил Уличев, шлёпая себе на тарелку, половину задка. Через минуту, пошло гулять пиршество!
Приятели ели-пили-закусывали, вспоминали былое, но при этом Уличев, сидевший лицом к выходу, всё ждал не появиться ли Фрол чтоб показать его товарищу, но того пока не было. Посетители входили-выходили, мелькнули двое офицеров с дамами, купец, а вот вроде знакомое лицо, точно. Уличев узнал зашедшего с улицы вихрастого паренька в серой шапке, обычном полукафтане, багровых и местами выгоревших портах, и видавших виды кожаных сапогах неопределённого цвета. Старый знакомый, с семечками у тумбы!  Теперь же он что-то сказал  человеку за стойкой, и сняв шапку, деловито развалился за одним из тех столиков, что находились в передней части заведения, ближе к выходу. К нему сейчас же вышел половой, поставил перед ним бутылку вина накрытую стаканчиком, и какую-то закуску на оловянной тарелке. Паренёк неторопливо снял стакан с горлышка, плеснул туда багровой жидкости, и коротко перекрестившись, махнул стакан одним движением. Затем приложив к губам палец, принялся закусывать.
- Глянь назад, вон у выхода напротив, малый в кафтане сидит, винцо тянет, я его тут уже видел – начал тихо Уличев ( Чеканов лениво, как бы что-то услышав обернулся) – Бьюсь об заклад Лёшка, что он не простой работный или мастеровой. Он из их шайки, так, на побегушках. Отнеси-подай, пошёл на хер не мешай!
- Угу, запомнил – кивнул Чеканов, и кладя себе на тарелку новый кусок порося, заметил – тут таких небось десяток крутиться!
- Может и больше! – предположил Неждан, доканчивая второй кусок, и наливая себе водки. Когда от поросёнка остались лишь обглоданные косточки, приятели допили водку, тщательно вытерли рот и пальцы, и Уличев громко позвал.
- Эй, человек, счёт неси!
Половой тут же принёс бумажку, глянув на которую Неждан буркнув «Однако» расплатился, и сверху сунул вихрастому двугривенный.
- Это те на чай братец! – сытным голосом пояснил он.
- Премного благодарен! – шепнул половой пряча чаевые в карман. Егеря не спеша пошли к выходу. Фрол в этот раз от чего-то не показался, а задавать вопросы о нём было опасно, на это сетование друга,  Чеканов обывательски заметил уже когда они шли по улице.
- Да и хрен бы с ним! Укажешь другой раз. Тут кроме меня похоже все наши были, уж Сан Саныч с Пал Палычем-то точно окунались. Хвалили кухню, по душе им пришлась. Так что не боись поручик, поручкаюсь я  с твоим Фролом, придёт время!
- Да я и не боюсь, да, а мы куда идём-то? – спохватился Неждан.
- Ну ты не знаю, а я тут хотел к одной молоденькой вдовушке заглянуть, звала! – как бы невзначай ответил Алексей.
- Это которая цветочница что ли? – уточнил Уличев.
- Не поручик, цветочница, та просто одинокая, а эта вдовушка, понял?
- Эк ты себе гарем-то завёл, прямо эмир какой! – улыбнулся Неждан когда они остановились на углу.
- Ну в нашем деле мурлом-то не щёлкают – уверенно заметил Чеканов, и вдруг предложил – Хочешь Неждан тебе одну уступлю? А то сдуреешь без бабы-то, я кроме шуток!
- В другой раз! – уклончиво ответил Уличев, и пожелав товарищу не оплошать, пошёл не спеша обратно, требовалось посидеть в тиши, и поразмышлять о дальнейшем.
Незаметно, за суетой и беготнёй подошёл вечер, а за ним и ночь. Неждан уже к тому времени побывал в конюшне, задал корму лошадям, угостил всех сахаром, и немного поговорил со своей конягой. С тех самых пор как егеря переехали из своих съёмных углов на Судейскую, полицмейстер добавил сюда одну не достающую лошадь, обеспечив тем самым уже всех.  Имелся у егерей и свой транспорт. Подержанная но крепкая рессорная карета, и коляска, лёгкий но прочный экипаж с откидным верхом, и тоже рессорный. Но транспорт стоял не в конюшне, а в соседнем помещении, которое Белугин именовал Каретным. И лошади и экипажи содержались в должном порядке, что не позволяло егерям излишне скучать. Последним, когда уже совсем стемнело, припожаловал Лёшка Чеканов, под хмельком но в отличном настроении.
- О, Лёшка, а с чегой-то ты такой довольный, как хозяйский кот после сметаны? – иронично спросил его Пал Палыч, когда Чеканов вальяжно сел на диванчик напротив стола, где он с Сан Санычем и Стёпой Зорких, дулись в карты (прочие жильцы находились тут же, за соседним столиком, где шла беседа)
- Когда мужчина наслаждается такой женщиной какой наслаждался нынче я господа, то он просто не может быть с постной рожей! – улыбнувшись ответил Чеканов, сияя золотым червонцем.
- Во грехе живёшь Лёшка, покайси, тебе скидка выйдет! – пыхнув трубочкой сказал поручик Куценко состроив шутливо-серьёзную рожу.
- Угу! – поддержал товарища Зорких, выпуская дым из своей – Гляди прапорщик, затянут тебя бабы во омуты глубокия, в расщелины широкия!
- Это кто говорит-то, а? – чуть прикрыв глаза ответствовал Лёшка, продолжая довольно улыбаться – Не, говорит-то это кто? В нашей милой компании, есть один покамест святой человек, да и то временно, покуда не припекло как следует!..
- Ух ты, это кто ж такой? – быстро спросил Сан Саныч, хлопая карты на стол.
- Да есть тут один благочестивый подвижник…
- Этот пьяница, на меня намекает! – упреждая дальнейшие язвительные укольчики, сознался вдруг Неждан, критически глядя на Лёшку, тянущегося словно кот. Ответить или вставить что-то, никто не успел, внизу раздался звонок, и присутствующие на секунду замерли, звонок повторился.
- Я схожу! – поднялся с места Неждан.
- Я с тобой! – встал и Кубанин тоже.
- Чего там, письма небось? – торопливо спросил Сан Саныч, сбрасывая последние карты - Довольно!
- Скоро узнаем! – зевнув заметил Лёшка, скребя себе пузо.
Ушедшие вернулись минут через пять. Уличев держал в руке небольшой, белый конверт.
- Курьер принёс, на конверте только наш адрес и всё. Буркнул что велено отдать тому кто выйдет, да и был таков! – пояснил Неждан осторожно распечатывая конверт.
- Полицейский? – спросил Зорких.
- Нет, обычный средний горожанин по виду, непримечательный – ответил Уличев доставая письмо, и разворачивая его – « На завтра до полудня, ждите с визитом, есть преприятные светские новости. Любящий вас дядюшка». Всё! – Неждан приподнял письмо в руки, и его зачем-то сцапал Сан Саныч, словно опасался что товарищ, мог что-то ненароком пропустить.
- Значит завтра мы узнаем нечто интересное друзья-егеря! – задумчиво проговорил Уличев, машинально кладя пустой конверт на стол.
- Да Уличев, ты прав, пора идти спать – согласно кивнул Кубанин, и объявив что дежурным по кухне назначается Стёпа Зорких, взяв один подсвечник пошёл в свою комнату.
- Да, время снов и радостных видений, доброй ночи вам! – сказал следом Уличев, и взяв свой подсвечник, тоже ушёл. Прочие погомонив ещё с четверть часа, также разошлись по этажам.

                Х                Х                Х

Полицмейстер появился в начале полудня, в том же обличии, в котором был накануне. Зашёл так же через двор, открыл ему дежурный по кухне, и вскоре в комнате для отдыха (так именовались покои на втором этаже, где играли в карты и шахматы) открылось небольшое собрание. На этот раз сидели только помощники, а сам шеф стоя у столика с шахматами, как бы играя сам с собой,  стал неторопливо рассказывать.
- Дело серьёзное господа-офицеры! Агент Шёпот сообщил мне вчера, что нынешней ночью Асмодей планирует вновь собрать охотников на игру в «Циферблат, или 12 апостолов», а сие значит что следом, в городе произойдёт ещё одно убийство, и похоже я не в силах этому помешать, увы…
- А почему вы не в силах?  - спросил Куценко, потягивая трубку.
- Шёпот знает только что игра будет, но ему не удалось попасть в число участников, увы! – Белугин коротко развёл руками.
- Попасть в участники? Как это? – спросил Пал Палыч удивлённым голосом, впрочем лица остальных тоже выражали это чувство. Вадим Григорич сделал ход слоном, и вздохнув рассказал о следующем.
- Где-то с год назад или чуть по более того, Шёпот под видом витийствующего вольнодумца, тесно сошёлся, я бы даже сказал сдружился, с одним богатеньким барчуком, Аркадием Юричем Шнырским,  сынком богатых помещиков, владельцев 600-т душ, и вполне себе не бедствующих. Мы за этим Шнырскким приглядывали уже давно, подленькая не смотря на возраст личность, а ему только 20-ть лет, вот. Грезит террором, гильотиной, Робеспьером, Кромвелем, ну и прочей бесовщиной. Так вот Шёпот, шаг за шагом, капля за каплей, но вскоре уже стал пользоваться полным доверием Шнырского, который минувшей зимой, после нескольких убийств по городу, посвятил Шёпота в свою личную тайну, что мол он с некоторых пор является членом тайного общества революционеров-республиканцев, имеющих целью свержения самодержавия в России, и установления тут диктатуры народа. Далее если опустить излишние тактические подробности, Шёпоту удалось с помощью Шнырского, стать одним из кандидатов на игру в «12 апостолов», ибо желающих пруд пруди, даже из губернии приезжают инкогнито. Несколько месяцев кропотливой работы, и вот Шёпоту уже почти удалось попасть на игру, но – полицмейстер снова развёл руками -  в последний момент он не прошёл отбор, взяли другого, в том числе и Шнырского,  а Шёпоту пообещали что в другой раз, он непременно сядет за стол, на сём всё и завершилось…
- Постойте, Вадим Григорич, Шёпот член тайного общества? – невольно перебил Кубанин – но вы кажется говорили,
 что вам не удалось внедрить своего человека в ближний круг Асмодея, или мы что-то не так поняли?
- Говорил да не договаривал! – устало вздохнул полицмейстер, переставив фигуру – Не всё сразу можно вываливать Миша, да к тому же игроки эти пустопорожние, это не ближайший круг, и даже не приближённый. Это говоря военным языком авангард, и если уж и не серая пехота, то в лучшем случае унтера, коими и пожертвовать можно при случае. И вот сегодня в полночь, этот бес соберёт на свой шабаш других бесов, а я бессилен…
- А проследить за этим Шнырским? – подал голос поручик Куценко.
- Ах да, я же не сказал – спохватился Белугин, и пояснил что барчук сразу  после отбора, сказал Шёпоту что не поедет теперь на  свою городскую квартиру, там мол приятели визитами могут помешать. А ему наедине с собой остаться надо и подумать, а потому он пойдёт в другое место, и исчез. Шёпот не мог проследить за «везунчиком», так разговор был при свидетелях, и исчезни Шёпот сразу после Шнырского, это потом могло бы вызвать подозрения.  И самое главное друзья, игроки узнают о том где будет проходить очередной шабаш, не более как за час до начала, что исключает пока всякую возможность накрыть змеиное гнездо!
- Вы говорите за час – задумчиво повторил Уличев глядя на командира – но это означает,  что эта дюжина картёжников, должна либо быть, либо жить где-либо не далеко от места игры, чтобы самим поспеть во время, не так ли?
- Толково мыслишь Неждан – похвалил Белугин – я это тоже предполагаю, но вычислить дом, не зная даже в какой части города состоится игра, не представляется возможным.
- Погодите, Вадим Григорич, а у вас помниться вы говорили что есть свой агент в обществе Асмодея, помещик что отписал имение, чтоб убийцей не становится, а потом начал пить, но вы его нашли и предложили работать на вас, он где теперь?-  наморщив лоб напомнил Сан Саныч.
- Ах этот – скептически цыкнул языком полицмейстер – да, думалось мне что удастся его в норму привести, и так далее… Взяли они его опять в оборот, отъелся он в кабаке у Фрола, отпился. Сделали мальчиком на побегушках, курьером, мы его почту разумеется перлюстрировали. Но, написано там всё было эзоповым языком, и понять что-то конкретное нам пока не удалось, хотя трое господ дворян, что раньше и не подозревались мной в связи с преступниками, теперь у нас на крючке.  А агент тот несчастный, с неделю назад шёл по улице к себе на квартиру, и вдруг схватясь за грудь, рухнул как подкошенный.  Вскрытие показало разрыв сердца. Н-да, благородного мстителя из сего повесы не вышло, не роман про разбойников жизнь-то оказалась, да-с… Игрушки в тайные общества, для большинства подобных господ, эдак-то в итоге и заканчиваются…
- Вадим Григорич, а ты говорил что Шёпот отбор не прошёл, а как этот отбор у них происходит, не выяснили? – снова о чём-то думая, поинтересовался Неждан.
- Ну от чего же, известно – согласно кивнул Белугин, «съев» конём ладью, и поставив её на стол – только это нам мало что даёт. Шёпот рассказал следующее. Когда он уже изъявил полное согласие стать участником игры в «12 апостолов», Шнырский какое-то время спустя сказал ему что скоро будет отборочный вечер игроков, и чтобы Шёпот приготовил конверт с личным номером и инициалами, да 25-ю рублями, взнос за право участия в игре. Для сего снимают особнячок либо дом на несколько вечеров, и узнав от вестового точное время, кандидаты собираются там, якобы на званный вечер. Там  действительно какое-то время играют промеж себя, спорят, философии разные разводят, винцо потягивают, типичный светский вечер, только без женского полу…
- Педерасты что ль? – кашлянув предположил вдруг Сан Саныч, и вокруг сдавлено засмеялись, а Белугин укоризненно  попенял подчинённому.
- И вечно-то ты Сан Саныч, всё опошлить норовишь, кхм… Так, о чём это я?  Ах да, ну так вот, настаёт момент когда хозяин вечера достаёт поднос, и просит сдавать конверты, сдали. Он относит их  в другую комнату, возвращается и объявляет что нужно подождать час, пока Мастер Игры отберёт 12-ть участников. Пока ждут, занимаются всё тем же, играют, пьют, спорят и так далее. По прошествии часа, хозяин вечера уходит в комнату к Мастеру Игры, и возвращается с тем же подносом на котором лежат конверты с деньгами и данными тех, кто не прошёл, вот и всё. В тот вечер когда Шёпот был кандидатом, присутствовали аж 23-ри человека, и это не всех изъявлявших желание ещё пригласили!  - чуть потряс пальцем Белугин, добавив что дом под наблюдением, но и только, сборища же не запрещены, а сам Асмодей наверняка приходит туда в последний момент, и по отбору кандидатов исчезает.
- А известно как игроки получают знаки, что приходить надо по такому-то адресу? – спросил Кубанин.
- В точности нет, Шёпот думает что курьерами, но точнее он выяснит попозже – ответил полицмейстер, делая шах сам себе.
- Вадим Григорич, а ты давеча упоминал что с помощью того агента-помещика, ты на доверенное лицо Асмодея вышел, можно узнать что это за лицо?
- Один из трактирных знакомцев Неждана вон, по Фролову кабаку – невозмутимо ответил полицмейстер, на что Уличев задумчиво приподнял одну бровь.
- Погоди, погоди, это не бледный ли вихрастый брюнет с тросточкой?
- Он самый – кивнул полковник – Гусяйский Максим Юлианыч, курьер-посредник у Асмодея. Предвидя вопрос скажу, брать его рано, он лишь звено. Шёпот и Шорох за ним послеживают, выявляют все связи, любовниц, кредиторов, покровителей, или его собственных холуёв. В нужный час, накроем всех разом, а пока только следить и наблюдать. Без прямого выхода на Асмодея, трогать кого-то из приспешников   без нужды рано…
- А вы говорили что есть люди в его обществе, коих надлежит просто уничтожить, ибо другого способа победить уже нет, а как же это всё связать-то? – снова спросил Уличев.  Полицмейстер «съел» слоном ферзя, и ответил.
- Да Неждан, говорил, и от слов своих не отказываюсь. Но, делать это надлежит с умом и расчётом. Помнишь как Пётр Степаныч наш говорил? «Обдумывать холодно, а действовать горячо!»  вот мы с вами всё и обдумываем. И помните главное, нам его архивом личным завладеть надо, а это всё терпения и труда требует. А на архив мы даже приблизительно пока не вышли, где он его держит? В городе или в поместье каком? И он один только знает то место, даже Гокке не в курсе, она хоть и умная, но баба, а бабам такие тайны не доверяют! Вот так братцы-егеря…
- Да, прав ты Вадим Григорич, прав конечно! – встал с места Кубанин, и подойдя к другому столику, налил себе вина – Крошить эту сволоту надо на верняка, с умом, чтоб они понять ничего не смогли, да в щели как змеюки не по залазили бы…
- Да, пожалуй, спугнуть этого фазана нельзя, но и петушиться далее, позволять им тоже не след, вот и думайте господа-егеря, как нам исхитриться, да решить задачку-то? – проговорил Уличев, прокручивая в голове что-то своё.
- Будем думать ребята, будем соображать! – подвёл итог полицмейстер. Однако ничего сколько-нибудь  существенного придумано не было. Всё что мог глава полиции, это усилить на эту неделю патрули, да упредить по волостям земскую полицию чтоб была на чеку.
- Обращайте внимание на всякого рода склоки или драки, любая из них, может быть покушением на убийство! – напутствовал он своих офицеров, находясь уже после обеда у себя в Управе. После этого, он вызвал к себе следователя Садко, Глеба Сергеевича. Вошёл молодцеватого вида темноволосый офицер с небольшими но окладистыми усами, и спокойным, уверенным взором.
- Садись Глеб Сергеич, разговор есть! – Белугин указал ему на стул близ своего стола.
- Благодарю! – кивнул частный пристав, садясь на предложенное место. Надобно дать небольшое пояснение что звание частного пристава, не означало что он подобно частному детективу, работает на себя, нет. Должность эта происходила от понятия «часть», то есть городской участок территории в сто домов, с подчинением ему всех квартальных и околоточных надзирателей. Должность частного пристава в табеле о рангах соответствовала чину 10-го класса, и считалась ответственной и тяжёлой. Шли сюда люди образованные, но не нашедшие себя на ином поприще: коллежские регистраторы, невысокие чиновники, и не слишком удачливые военные.  Жалование частным приставам платили не высокое, но именно они и являлись основными рабочими лошадками уголовного сыска той поры, что на ряду с другими следователями, и распутывали порой самые загадочные и заковыристые преступления. По гражданскому ведомству, частному приставу соответствовал чин коллежского асессора, или майора в армии. Подчинённым полагалось обращаться к нему « Ваше  высокоблагородие», а на эполетах поблёскивало две звёздочки.
Впрочем, Глеб Сергеевич Садко, не был что называется неудачником, а просто по отставке из армии в чине майора артиллерии, он в этом же чине поступил на службу в полицию, ибо не мог долго сидеть без дела. Семьи он по каким-то причинам не завёл, и в свои 40-к лет, воспитывал малолетнюю племянницу, дочь трагически погибшего брата, которого ещё и бросила жена. Глеб Садко согласно законам той поры, сохранил армейский чин, получив согласно ему, должность и звание частного пристава. Очень скоро он проявил себя как весьма способный сыщик, и к настоящему времени состоял на хорошем счету у уездных, и даже губернских властей. Полицмейстер бывало поручал Садко дела не касающиеся непосредственно его участка, но требовавшие опытного следователя. Он работал порой и за пределами города, если где-то в поместье случалось нечто из ряда вон. Белугин всецело доверял Глебу Сергеевичу, и частенько делился с ним различными соображениями. В частности они вместе работали по делу Асмодея, хотя пристав и не был в курсе где по-настоящему служит его начальник.
- Ну ты как сам-то, Глеб Сергеич? – для разогрева спросил полицмейстер.
- Всё слава богу, племяшка растёт, учителя вот ей нанял, хоть и накладно, а что делать?  - Садко пожал плечами – и горничная в доме нужна, и учитель вот. Курить даже бросил для экономии!
- Курить бросил это хорошо, дольше проживёшь. Я тебя вот для чего вызвал-то – полицмейстер нахмурился – Сообщили мне что нынче ночью, Асмодей снова в «Циферблат» играть намерен – и Белугин кратко но по сути, посвятил  следователя в открывшиеся обстоятельства.
- А ваши люди не могли ошибиться? – задумчиво переспросил Садко.
- Я бога благодарил бы если б оно так оказалось-то, но увы – полицмейстер развёл руками – нам всем надлежит готовится к худшему! Вы Глеб Сергеич когда случиться, прости господи! ( Белугин перекрестился) сразу берись за это дело, припрягай агентуру, и авось вывезет, нападём на след окаянца этого!
- Агентуру-то я сегодня уже на уши поставлю – уверил начальство пристав – ждать нечего. И думаю что на сей раз, у нас будет что-то более существенное чем карточный след! Барона вы посвящать в дело будете?
- Да предупрежу конечно, мало ли? – ответил полицмейстер, но тут же скептически отмахнулся – Хотя надежд на него я особых не испытываю, не убили бы рыцаря нашего, и то барыш!
- Ну в таком случае Вадим Григорич, мне надлежит отправляться немедленно! – пристав торопливо встал, полицмейстер тоже.
- Да, поезжайте Глеб  Сергеич, с богом! – Вадим Григорич пожал приставу руку, тот щёлкнул каблуками, кивнул головой и торопливо вышел.
- Ох грехи наши тяжкие, что делать, что делать?  - горестно покачал головой полковник, которому оставалось только ждать…
Ночь в среде егерей и сотрудников уголовного сыска прошла тревожно. Полицмейстер допоздна находился в Управе, а затем сказал что едет домой, и коли что случиться, то сообщить ему о том с рассыльным. На Судейскую к егерям он сегодня не поехал, нужды не было, да и на виду надо было быть в эту ночь, мало ли?  Сами егеря тоже долго не спали. На этот раз они сидели за столом внизу в гостиной, и прикидывали дальнейшее развитие событий. То думали что патрули могут случайно сцапать злодеев, то кто-либо из агентов наведёт полицию на логово преступников. Предполагали что может  палач сам испугается и скроется, но потом пришли к выводу что это вряд ли… совещались что им самим теперь делать и как быть, и не надо ли самим  тайно патрулировать город, в надежде хотя бы случайно предотвратить убийство? Но потом от этой идеи пришлось отказаться, размеры города явно не на семь пар ног рассчитаны, если бы хоть район точный знать, тогда уж можно было бы, а так, глупость книжная, баловство…
- И вот братцы что я предлагаю теперь – вдохнув глубоко, подвёл итог совещания Неждан – галдеть тут нечего, поделать что-то мы не в силах, а посему предлагаю идти на боковую, утро вечера мудренее!
- Да – согласно кивнул Сан Саныч – дело конечно паршивое, знать и ничего не мочь поделать, но и убиваться нет смысла, это жизнь, и она неумолима. Лично я, иду спать, скоро нам всем понадобится много сил, всем покойной ночи! – подпоручик встал, взял свечу и пошёл к себе.
- Именно – Уличев тоже встал, взял подсвечник, и прежде чем уйти, прикинул вслух – Думаю что завтра мы уже что-нибудь узнаем, привет всем!
Минут через пять, поняв что сидеть дольше нечего, с тяжёлым настроением и как бы нехотя, разошлись по комнатам все прочие. Ночь, беспокойными своими снами, тихо и печально накрыла секретный дом на Судеской№45, затаив до утра в своих недрах, неизвестность… обитатели вышеупомянутого дома проснулись не очень рано, около восьми, причём почти все разом, и все со скверным  настроением. На кухню, одевшись кое-как (кто в халате а кто и в исподнем) спустились гуртом, и помогая друг другу, принялись готовить еду сразу на весь день вперёд. Чтобы не докучать один другому бесплодными опасениями  из разряда «А что если…», егеря решивши просто ждать вестей о командира, неторопливо принялись завтракать. Лошадей покормили-попоили ещё на заре Сан Саныч с Пал Палычем ( так делали всякий раз те, кто вскакивал раньше других) и беспокойства насчёт животных не было. И как не старались жильцы не толочь воду в ступе, проклятый разговор возникал сызнова, буквально из ничего. Решили занять себя игрой в шахматы да карты, и это впрямь помогло, время побежало быстрее и безрадостные думы не так лезли в голову.
Белугин в прежнем своём маскараде, появился только  в районе двух часов по полудни, когда егеря уже собирались обедать. Полковник выглядел усталым, подавленным, и глубоко озабоченным. Сразу стало ясно что он не сомкнул глаз ни на минуту. Поздоровавшись, он прошёл за всеми в столовую, но ребята не могли начать пока есть, не узнав хоть что-нибудь.
- Пусто братцы, вся ночь насмарку… Шорох с Шёпотом землю носами рыли, но даже примерно ничего не выяснили – глухо начал полковник – по городу чуть не каждую ночь в доброй трети домов,  банк мечут, поди там разберись кто поп, кто попадья!.. Игра состоялась, это единственное что известно наверняка. Но кто палач, увы – Белугин развёл сцепленные на столе ладони – игроки под страхом смерти никому не должны называть его имя, это мне Шёпот давеча рассказал. Поверьте ребята, я сделал всё что мог, лезть дальше просто бессмысленно, сведений не добудешь, а людей потеряешь. Теперь, будь оно всё проклято, остаётся сидеть и чего-то ждать в надежде на чудо. Вот только ожидание это…
Белугин задумчиво забарабанил пальцами по столу.
- Чайку Григорич, или покушаешь может?  У нас тут солянка с мясом нынче, шикуем! – чуть улыбнувшись попытался разрядить атмосферу Уличев, но Белугин поглядев на него, отрицательно помотал головой прикрыв глаза.
- Нет Неждан, я дома поел-попил, достаточно, а вы не сидите, кушайте, день впереди длинный, а ночь ещё длиннее, всякое может статься!
Егеря поняв что говорить пока не о чем, проворно заработали  ложками. Минут через пять, глядя на них, невольно улыбнувшись, командир таки не выдержал.
- Ладно, бес с вами, давайте и мне тарелку, чего-то сидеть так, словно я инспектор в богоугодном заведении мне скучновато, отведаю вашей стряпни!
- Во, это другое дело! – довольно протянул Уличев, накладывая большой ложкой  приятно пахнущую горячую солянку в широкую тарелку – Аппетит он во время еды завсегда приходит! – добавил Неждан, подавая шефу его порцию.
- Благодарю! – уже веселее проговорил полковник, и с удовольствием принялся наворачивать и впрямь недурственное кушанье. Следом была жареная рыба с луком и чесноком, а потом чай с пышками.
- Это хто ж из вас пёк-то? – наколов с небольшим усилием пышку на вилку и рассматривая это словно дорогой бокал, спросил Вадим Григорич.
- Это Сан Саныч постарался! – подал голос Зорких, теня один чай без пышки, что надкусанной лежала на столе рядом.
- А что, есть-то можно? – искренне заметил пекарь, жуя своё изделие, и запивая чаем.
- Можно – согласно кинул Белугин после неудачной попытки откусить – но не всегда нужно! – и отложил вилку со сдобой в сторону. За столом язвительно захихикали.
- Да ладно, зажрались! – попытался сохранить лицо Сан Саныч, деловито и критически оглядывая лыбящихся друзей – На войне б сожрали за милую душу!
- На войне Сан Саныч, мы бы и шайтана в тюбетейке сожрали, не то твои пышки.. о-о-о-х-х.. – затрясся роняя слёзы Уличев, ситуация с пышками подоспела вовремя, и разрядила всё же гнетущую атмосферу. Побыв с друзьями ещё час, полицмейстер сказал что ему пора, он подремлет дома пару часиков, ибо остаётся только ждать да молиться.
- А нам что делать? – спросил за всех Зорких.
- Вам ребята оставаться тут и не разбредаться. Если что будет, я сообщу, честь имею! – Белугин надел цилиндр, и вышел через заднюю дверь.
- Ну что братцы, пошли опять в карты да шахматы сражаться, ожидание видимо затянется! – спокойно предложил Уличев, и первым пошёл к лестнице на верх, трое спешно последовали за ним, а прочим выпало счастье убирать и мыть посуду.
Грянуло что называется к вечеру. В восьмом часу, егерский дом снова посетил полицмейстер, всё в том же конспиративном обличии. Вадим Григорич был бледен, но абсолютно холоден и спокоен, держать себя в руках, ветераны 17-го егерского умели всегда.
- Кто убит? – хмуро, но без тени нервозности спросил Уличев, когда они уже сидели круг стола в комнате отдыха на верху.
- Отставной пехотный офицер Владислав Бурцев, 36-ти лет, капитан, участник Отечественной войны, брал Париж, отмечен многими наградами, в их числе одним офицерским  «георгием» 4-й степени. С 17-го года в отставке, жил с женой и двумя детьми тут, в Ратиславле. Престарелые родители тоже живы, пока! – сглотнув ком добавил полицмейстер, и налив себе водки из дежурного графина, медленно, стараясь не поперхнуться выпил.
- С-с-с-уки-и-и! – сквозь зубы зарычал вдруг Сан Саныч, сжав кулаки и побагровев.
- Спокойно подпоручик, спокойно Саш – тихо попросил Белугин, и плеснул водки в другую рюмку – гневом делу не поможешь, нам всем теперь надлежит сохранять хладнокровие и выдержку. Хлобысни лучше, Сан Саныч! – шеф протянул ему рюмку, и тот молча приняв её, залпом проглотил.
- Подробности есть? – спросил Кубанин, разминая пальцы на правой руке.
- Да – кивнул полицмейстер -  полтора часа назад случилось, не далеко от дома где жил убитый. Он в это время часто ходил на соседнюю улицу, в карты к сослуживцам играть, так, символические ставки, отдых от семейных будней. Есть три свидетеля кои утверждают что Бурцуев, пройдя где-то с квартал, был окликнут неким субъектом, по виду дворянином, во всём сером, а на голове белый цилиндр. Субъект этот какое-то время стоял на тротуаре у старого тополя, и кого-то ждал, соседи из окон его хорошо видели. Бурцев остановился, чего-то ответил, и сделал шаг идти далее, как тот, в белом цилиндре вдруг выхватил откуда-то нож, и ударил прямо под левую лопатку, из кармана вынул и бросил на ещё вздрагивающее тело карту валет бубей,  и дал дёру потеряв свой цилиндр. Само-собой крики, вопли «Господи, смертельная карта! Опять смертельная карта!» и паника… Да, двое свидетелей,  баба-цветочница домой шла, и мещанин  что просто сидел с соседом возле дома, хорошо запомнили убийцу, хотя и стояли на другой сторонне улицы. Она широкая та улица-то, Прогонная, да… Так вот ребята, по всем описаниям, белые накрученные кудри, полубезумный взгляд и так далее, палачом был Шнырский, Аркадий Юрич, вот так-то, судьба…
- И что теперь, в розыск объявят? – осторожно спросил Зорких, но полицмейстер не успел ответить.
- Да, розыск тут Стёпа поможет, как же! – зло загудел Куценко набивая свою трубочку – Папенька с маменькой с 600 то душ, снимут куш, и все свидетели показания-то переменят. А то и запугать можно, проходили бля, наслышаны!
- Во все губернский розыск он будет объявлен, да – тихо подтвердил Вадим Григорич, и как-то с подтекстом добавил – но, чуть погодя…
- За каждого нашего товарища, а любой боевой офицер наш товарищ и брат, надо у них, у люминнатов этих вольтерьянских, пятерых брать, без жалости!  Только так подобное и можно остановить, вы все это хорошо знаете ребята,  только так! – твёрдо отчеканил Неждан, несильно ударив ребром ладони по столу в конце речи.
- Правильно Неждан говорит, крошить этих тварей надо! – поддержал друга Чеканов, и стал наливать водки уже себе.
- Будем крошить – согласно кивнул полковник – но наверняка и по уму, чтобы не сорвать основного нашего задания! – стараясь сохранять спокойствие пояснил он.
- Но этот гнус Шнырский, он уже есть, он известен, чего же тянуть с ним? – хмуро спросил Сан Саныч, сложив руки сцепленные в замок на стол.
- Григорич – очень тихим и задумчивым голосом, подхватил вдруг Уличев – отдай его мне, я его тихо сработаю, без помпы!
- Остынь поручик, твои навыки покуда не нужны, Шёпот всё сделает , я уже распорядился – глядя на Неждана открылся вдруг шеф – проверит всё ещё раз, окончательно так сказать, и сработает в лучшем виде. А вот вам готовится, собраться, сосредоточится и ждать приказа, дела впереди грядут весьма весёлые!

                Х                Х                Х

Фролов кабак гудел как растревоженный улей. Посетители, и трезвые и пьяные, все обсуждали только одно: сегодняшнее убийство офицера на Прогонной улице, и самое главное, появление рядом с трупом карты смерти, бубнового валета. Страх и страсти перемешались в трактирном дыму с мыслями и домыслами в нечто несусветное. То говорили что такие карты появляются в домах тех, кого тайное общество «Карта смерти» приговорила к истреблению. То бубнили что погибший офицер соблазнил жену председателя сего тайного общества, а то и сам был его членом, хотел порвать с убийцами, за что и был устранён.  Кто-то спросил какая мол это по счёту жертва, и тут-то и понеслась дурма арифметика с геометрией.  Один говорил что офицер этот «роковой-сороковой» другой с уверенностью утверждал что жертв гораздо больше и ещё будут! В следующем исполнении было решительно заявлено что в городе действует шайка переодетых под русских турецких янычар, кои так дескать сводят счёты со своими заклятыми врагами. Ему возразили что то не турки, а персы переодетые татарами что прибыли из Казани, вершат сии злодейства. Однако и это было не самое выдающееся предположение. Один пьяненький щёголь, клятвенно заверял собутыльников, что это орудуют переодетые турками французы, что остались тут от Великой армии с 1812 года, с тем мол, чтобы турков все стали бить, а султан бы за это, пошёл войной на Россию.  И лишь один или два человека говорили в пол голоса о тайном преступном сообществе, разыгрывающем людей в карты.
Одним из тех кто всё это слушал угощаясь балыком под хороший коньячок, сидя за дальним угловым столиком освещённом толстой свечой в медном подсвечнике, был сам виновник торжества и «герой» дня, Шнырский, Аркадий Юрьевич.  Молодого человека переполняли море чувств и гора эмоций. Вчера, когда Мастер Игры объявил что именно ему, Аркадию, выпало стать палачом, он едва не умер от радости. «Я готов свершить роковую месть во имя грядущей революции и свержения тирании!» пафосно воскликнул Шнырский. Конверт с указанием кого, где и когда убивать, он получил около 11-ти утра, будучи на квартире одной из своих  любовниц, которую тоже приобщил к страшной тайне, что он член могущественного секретного общества, после чего девица буквально чуть не утопила его в страсти и пылкости  чувств. Совершив убийство он быстро скрылся, на соседней улице прыгнул в пролётку извозчика, и полетел к любовнице. Там, переодевшись в выходной чёрный фрак и брюки, он приказал сделать ему кофе, и усевшись за столиком стал ждать. Любовница заметавшись по комнате позвала быстро служанку, и перепоручив задание ей,  стремительно вернулась к любимому. Тот пылая глазами и щеками, шёпотком сообщил ей что он сделал своё дело, и одним приспешником и прислужником тирана в России будет меньше,  и жарко поцеловал девицу едва успевшую прошептать ему «расскажи».
Аркадий рассказал, а потом сделав таинственное лицо добавил что это не конец, впереди много работы и что возможно ему предстоит стать мучеником за убеждения и жертвой во имя спасения народа.  Любовница слушала его с вытаращенными глазами. После того как кофе был принесён а затем и выпит, Шнырский подхватив трость, заторопился по неотложным делам.
- Ты ещё обо мне услышишь дорогая! – поэтически проговорил он, и картинно, словно герой водевиля, покинул чертог восторженной дурочки. На извозчике же, Аркадий доехал до квартиры своего близкого приятеля, друга и собрата по убеждениям, Кирилла Георгиевича Туревского, состоятельного дворянина, десятью годами старше себя, что прибыл из шумной Москвы сюда, ибо жить с отцом своим-ретроградом и убеждённым монархистом, уже не мог, не позволяли честь и совесть.
Однако хозяйка квартиры, зрелая, но недурственная собой женщина  лет 35-37-ми, грустно заявила что Кирилла Георгиевича нету , но обещался де скоро быть. Однако ждать Шнырский не имел терпения, а потому попросил разрешения написать другу записку, и получив таковое, тут же извлёк из кармана небольшой блокнот и хорошо отточенный  карандаш.
- Только уж вы обязательно передайте! – сладко улыбаясь хозяйке, попросил Аркадий, протягивая женщине записку приправленную бумажным рублём.
- С большим удовольствием исполню вашу просьбу! – промурлыкала женщина принимая послание. И вот теперь, довольный содеянным, Аркадий Шнырский сидел в кабаке у Фрола, и ждал Туревского уже около часа. Не смотря на свою молодость, Шнырский мог выпить очень много, и пьянел медленно, чем поражал даже видавших виды здоровяков. Вот и теперь он ополовинив небольшой графинчик коньяка, был лишь слегка навеселе. Друга он решил ждать до победы, ибо ему не терпелось уже выложить ему всё-всё! Ведь Туревский, тоже горел желанием поучаствовать в игре «12 апостолов», но не был пока допущен Мастером Игры как и прочие, о чём сильно жалел. Сидя и слушая версии и сплетни о происшествии на Прогонной, Аркадий Шнырский про себя истово хохотал над всеми «этими жалкими людьми», над которыми он, теперь так возвысился, что им всем вместе взятым  до конца жизни не дотянуться до него! Он слушал и хохотал внутри себя, хохотал и презирал их всех. Весь мир вокруг и за его пределами. Ему хотелось быстро встать, и воскликнуть во всю ширь. «Эй, вы-ы! это я-а-а! Я свершил великое дело-о! Я тот кто убил этого прислужника тирана-а! Я-а-а!» он представил как бы повылазили глаза от удивления у всех сидящих тут, и обсуждающих турок, персов, французов и чёрт его не знает кого ещё! Шнырского несло дальше, в открытый океан грёз и грандиозных планов. Он представлял себе как после победы революции, он выпросит у Мастера Игры себе должность прокурора  уезда, и такое тут устроит очищение и мщение всем приверженцам монархии, что его именем будут пугать детей, да! Гильотина станет работать день и ночь, он всех знает и никого не пощадит, никого, во имя Республики и всеобщего равенства! То-то будут удивляться те господа  что знали его прежде молодым повесой!  Кого казнить а кого на каторгу, он уже знает; всю полицию переменит, всех царских офицеров и их семьи, всех до единого на гильотину, иначе Республику и свободу не удержать!
Радужные мечты будущего уездного прокурора несколько раз прерывали посетители вопросами свободно ли место, на что Шнырский, стараясь не показывать своего недовольства, отвечал что столик занят, и он ждёт приятеля. Когда за окнами начали сгущаться сумерки а коньяку в графинчике оставалось лишь на четверть, в кабак вошёл молодой брюнет с чисто  выбритым лицом, и небольшими бакенбардами чуть выходящими за мочки ушей. Одет он был в хороший чёрный сюртук, чёрные брюки, и цвета тёмной меди сапоги для верховой езды. На голове у вошедшего ладно сидела дорогая фуражка багрового цвета. Едва увидав вошедшего, Шнырский привстал, и призывно замахал ему рукой, но ничего кричать не стал, Туревский (а был это именно он) уже заметил приятеля, довольно улыбнулся, и сняв фуражку, направился прямиком к нему.
- Ну где тя носило-то, Кирилл? – слегка недовольным тоном прошептал Аркадий, когда Туревский чинно уселся на лавку напротив.
- Дела брат, сам знаешь, наследство от папаши-тирана мне похоже не светит, так что приходится хлопотать брат, да… Ну – Кирилл понизил голос до зловещего полушёпота – по городу эвон какая буза-то с картой идёт, аж хозяйка моя собственной тени боятся стала… Давай грешная душа, кайся что знаешь про это, кто из наших офицера-то ухадокал?
Лицо Аркадия засияло златом гордости и самодовольства, он чуть сдвинул брови, и буквально едва дыша от величия, тихонько переспросил дрожащим голосом.
- А сам-то как думаешь, Туревский?
- Ты что ли? – в нос себе переспросил приятель положив обе ладони на стол. Шнырский прикрыв веки, уверенно кивнул своими белыми кудрями.
- Да врёшь поди? – недоверчиво пробормотал Кирилл, повернув голову полу боком, и хлопая глазами. Аркадий сдавленно захихикал прикрывая рот ладонью.
- Не-е-ет… не вру… мне, мне заветный валет выпал!
- Ну ты везунчик брат! – поверив наконец, заметил Туревский, хлопнув того по плечу – Мне вот так не обломилось, удачу-то испытать!
- В другой раз непременно и тебя до игры допустят! – уверенно заявил Аркадий, и предложил другу выпить коньяку за сегодняшнее удачное дело.
- Да погоди ты с коньяком-то, успеется ещё – коротко отмахнулся Туревский – я уж дома и попил и поел, да к тому же мне сегодня ещё визиты делать, устраивать брат жизнь свою!
- Ты что, партию себе присмотрел? – доливая коньяк в свою рюмку, спросил Аркадий.
- Да, присмотрел тут одну маменьку с дочкой, обе чертовски хороши, и обе мне куры строят – похвалился Туревский подмигивая приятелю.
- А с кого ж начать думаешь? – ехидно прошептал Шнырский допив коньяк, и заедая его балыком.
- Ну с доченьки разумеется,  а после свадьбы и маменьку осчастливлю, она уж и теперь не против, но, я рисковать не буду, а то доченька взбрыкнёт от ревности-то, и останусь я с носом, и квартирной своей хозяйкой…
- Так ты что же, и её тоже, того? – прямо-таки радуясь за друга, снова спросил Аркадий, отправляя себе в зев, новый кусочек балыка. Его приятель молча кивнул.
- Ну ты брат и хват! – восхитился Шнырский выливая себе остатки коньяка в рюмку.
- Ну, до тебя-то мне далеко! – слабо отмахнулся Киррилл, и оглянувшись, спросил приглушённо – ну, страшно тебе было человека-то первый раз убивать?
- Царские  сатрапы и прислужники власти не люди! – деловито прошелестел Аркадий, проглатывая последнюю рюмочку, после чего добавил – х-х-х… Я хоть и ещё мне трёх подряд давай, рука не дрогнет, ну я говорил тебе уже о своих планах!..
- Говорил, да – тихим и каким-то уставшим голосом согласился Туревский – и знаешь, ты прав брат, врагов щадить не стоит, иначе ведь и проиграть можно в итоге, так?
- Точно! – выдохнув, ткнул воздух указательным пальцем Шнырский, восхищённо глядя на приятеля.
- Поверь, и я тоже не пощажу, хоть он в ногах валяйся, хоть обоссысь! – пообещал Кирилл, беря со стола свою фуражку и надевая её.
- И будешь прав! – снова тряхнув белёсыми патлами, согласился Аркадий, машинально вслед за другом, надевая свой цилиндр.
- Человек! – Туревский негромко позвал полового, и тот в один миг подскочил к их столику – Ну, расплачивайся Аркаша, да пошли брат гулять!
- Да, мы сегодня гуляем, повод есть! – довольно ухмыльнулся Аркадий, кладя на стол несколько больше чем следовало – на чай!
- Премного благодарен господа-хорошие, будем рады вас видеть во всякий час! – услужливо проговорил половой забирая деньги.
- Ну пошли уже, а тут душновато что-то! – посетовал Туревский, пропуская товарища вперёд.
- Да ты бы ещё дольше ходил где-то, а я бы сидел тут, дышал! – хихикнул Шнырский, бодро шагая на выход.  На улице, возле кабака у афишной тумбы, снова стоял и грыз семечки паренёк в серой шапке и стоптанных сапогах. Увидев вышедших, он сделал шаг к ним, и поклонившись, угодливо проговорил.
- Господа-хорошие, вы ежели извозчика хотите, то вон экипаж через дорогу стоит, и кричать не нужно, он минут пять всего лишь как стал там, самое оно!
- О, это кстати, накось тебе братец за указание-то!- довольно заметил Туревский, протягивая пареньку монету.
- Премного благодарен! – принимая заработок расплылся в улыбке паренёк, провожая господ глазами..
- Пошли, а то кто-нибудь перехватит! – бросил Кирилл товарищу, и они вдвоём торопливо пошли к стоявшей бричке.
- Подавай! – повелительно крикнул Аркадий, и возница стал заворачивать лошадь. Приятели удобно устроились на заднем сиденье, и Туревский негромко велел ехать прямо, а там он укажет.
- А куда мы сейчас? – поморщившись от чего-то заворочавшегося в животе, спросил Шнырский.
- Есть тут один дом Аркаша, а там две милые игруньи-сестрички живут, весьма безотказные бабёнки, и я их нам с тобой на сегодня зафрахтовал! – таинственно сообщил Кирилл, чуть прикрывши сбоку рот ладонью.
- Прекрасно, я как раз новый фрак на сегодня надел, думаю им понравиться солидный мужчина во фраке? – деловито поинтересовался Аркадий, делая надменное лицо.
- Им больше нравятся солидные мужчины без фраков, Аркаша!  - доверительно заметил Туревский, после чего приятели разом сдержанно засмеялись, и хлопнулись ладонью о ладонь. Ночь обещалась стать весьма насыщенной. Бричка колесила по городу около получаса, после чего Кирилл велел вознице остановится, расплатился, и оба они с Аркадием вылезли, а извозчик прикрикнув на лошадь, поехал дальше.
- Погоди Туревский, а куда это мы с тобой заехали-то? – с удивлением и любопытством, поинтересовался Шнырский , оглядываясь кругом. Место где они сейчас стояли, было окраинным пригородом, и к тому же почти не освещённым. Один-разъединый фонарик, тускло коптил шагов за триста в стороне. И судя по доносившемуся хоровому пению лягушек, где-то рядом  находился некий водоём.
- Да это пригородная слобода, нам тут ходу через развалины четверть часа всего, вон и тропинка меж кустов, пошли не дрейфь, палач! – усмехнулся Кирилл, знаком зовя приятеля за собой.
- Через развалины? А, это те старинные коим лет триста говорят? – переспросил Шнырский, торопливо поспевая за приятелем, боясь в душе отстать, либо налететь на чего-нибудь.
- Они самые, с Московии нашей остались, я там часто хожу к девицам-то,  и тут каждый кирпич знаю. Ты иди-ка кстати первый, на пятки мне не наступай, вон и тропинка широкая пошла, акурат на крайнюю башню и иди! – указал Туревский на мрачные контуры зданий, когда они вышли на берег источающего запах тины и ноты лягушачьего пения, пруда.
- Нельзя что ли было к этим твоим девкам прямо подъехать, обязательно тебе эта наша дикарская романтика нужна! Развалины Московии… хе, как всё прямо в склад-то получается! – жестикулируя руками говорил теперь Аркадий, торопливо выхаживая по натоптанной тропинке, будучи уверенный что приятель идёт сзади следом. Однако ответа на его тираду не последовало, Шнырский бормоча неудовольства прошёл ещё шагов десять, но ответа от Кирилла не было.
- А чего ты там замолчал-то? – лучезарно улыбаясь переспросил Аркадий оборачиваясь. Его приятель с которым он водил дружбу уже год, и которого он как ему казалось знал всего вдоль и поперёк, молча теперь стоял от него самого в тех же десяти шагах, но сбоку от тропинки и спиной к зарослям, сжимая в согнутой в локте руке, блеснувший серебром, двуствольный пистолет.
В первые секунды , и даже минуту, Аркадию Шнырскому показалось что у него галлюцинации, и никакого пистолета в руке у друга нету, да и зачем бы ему там быть?! Но приглядевшись точнее, карточный палач убедился что точно, пистолет есть, и направлен прямо почему-то на него, Аркадия!
- Что за дурацкие шутки с оружием, Туревский? – пока ещё гневным голосом, вопросил Шнырский, ожидая что будет достойное объяснение такому прямо сказать, злому розыгрышу! Но услышал революционный мечтатель нечто иное.
- Шутки говоришь? – хмуро, и уже каким-то ледяным,  медным голосом (так показалось Шнырскому) переспросил Кирилл, и сам же ответил – Всё Аркаша, шутки закончились минувшим вечером на Прогонной, когда ты, ошибка папеньки, офицера русского, в спину убил, как последняя падаль…
Шнырский смертельно побледнел, покрылся липким,  ледяным потом, и стал вдруг мелко трясти коленями. Неожиданно для себя самого, до него стало что-то доходить, но до конца он ещё не уловил, не осознал реальности и неотвратимости всего происходившего, ибо оно, это происходившее, явилось ему таким дико не логичным и не укладывающимся в голове, что он отказывался в него верить, и его принимать!
- Ты крови хотел Аркаша? Гильотины, виселицы… щенок вонючий – спокойно, не повышая голоса продолжал Туревский, не отводя от белого, почти без кровного лица палача, своего прожигающего насквозь взора – возомнил себя вершителем судеб, в прокуроры республики здесь метил, да?
- К.. к.. к.. к-то ты… Туревский?! – едва вымолвил Аркадий синеющими от удушливого страха губами, осознавая только теперь, что всё что было у него в жизни лишь четверть часа назад, это уже вчера, а теперь… А теперь, на него глядел абсолютно чужим, незнакомым взором тот, с кем он год ходил в друзьях-приятелях, с кем вместе ездил по девкам, кто ссужал его иногда деньгами, и был душой их компании. Всегда весёлый и неунывающий Кирилл Туревский… Это какой-то сон, это кошмар наяву, так не бывает!
- Кто я? Сатрап, прислужник, приспешник, как вы выблятки голубокровые нас там ещё величаете-то? – тем же спокойным, но зачитывающим смертный приговор голосом, ответил Туревский.  Шнырский разинул рот в диком, но беззвучном крике, глыба корявого льда мгновенно образовавшаяся у него в животе, перекрыла казалось все выходы для крика, оставив только хрипы и сипение.
- Приходи в себя Аркаша, ты ещё на вопросы ответить должен! – Туревский подошёл к нему, и сильно ударил кулаком в лицо, Аркадий хрюкнув кровью, упал ударившись головой, цилиндр укатился в сторону. Удар подействовал, тяжело задышав и закрываясь руками, Шнырский буквально с подвыванием попросил.
- Н-е-е-е-у-у-бива-а-ай… Кири-и-ил… Умоля-а-а-у-у-у…
- Страшно тебе гадёныш? – навис над ним Туревский словно мраморный памятник – А скольких ты людей тут к смерти приговорил, а? Что, дыхнула костлявая в личико-то, и сразу покаяться готов, да? ( Шнырский глотая слёзы и сопли часто закивал)  Поздно ты Аркаша каяться-то удумал… Ну, адрес тварь, где дом стоит в котором играли, живо?!- уже более грубым голосом приказал Туревский, больно пнув палача в бок.
- А-а-а… Ох… Окольная девятнадцать… Кляну-у-у-сь что та-а-м…
- Чей дом, ну?!
- Н-не знаю… говорили что в наём сдаётся… для желающи-и-и-х-х…
- Ну всё Аркаша, вопросы закончились, вставай! – приказал Туревский отступив на пять шагов. Однако Шнырский прикрываясь левой рукой продолжал скулить, с омерзением и ужасом ощущая, как по ногам течёт горячий и вонючий ключ.
- Вставай палач, умеешь убивать, умей и смерть принять! – непреклонно повторил Туревский, наводя оружие прямо в лицо лежащему.  Тот, очевидно найдя в себе какие-то последние поскрёбышки сил, сплюнув на землю прохрипел.
- Выстрел твой… ус-услы-ыша-ат.. и прибегут…
- А ты прав пожалуй, я не буду стрелять! – Кирилл вдруг быстро убрал пистолет во внутренний карман, и стал глядеть на Шнырского.  Лежачий, воспользовавшись как ему показалось выпавшей возможностью, хоть и коряво но поднялся, и  дико озираясь по сторонам, отступил с разведёнными широко руками, ища дыру в которую можно было бы юркнуть. Но перед его глазами всё плыло и кружилось: гладь пруда, заросли, грязно-бурый ансамбль старинных развалин, земля под ногами,  стоявший перед ним страшный рок, а над головой, в вышине, надрывно ухали где-то совы.
- Занавес, господин палач! – коротко попрощался Туревский, и выбросил вперёд правую руку, сделав пальцами плавное движение, как бы раскрывая веер.. Коротко свистнув, небольшой нож по самую рукоять вошёл Аркадию меж рёбер, поразив его точно в сердце. Несостоявшийся уездный прокурор ухватясь за рукоять левой рукой, поперхнулся, и с подломившимися ногами рухнул на левый бок, всё. Туревский, он же агент Шёпот подошёл к телу, вытащил нож, вытер лезвие о ненужный теперь никому фрак палача, и спрятал оружие себе в правый рукав. Затем тщательно обыскав тело он изъяв паспорт и записную книжку, поволок труп за руку к зарослям, туда, где прямо из земли торчали обломки кирпичей. Там был небольшой провал в чёрную бездну старинных подвалов, подземелий, или чего-т о в этом роде, куда сбрасывали порой всякую дрянь, в том числе и падаль. Шёпот быстро подтянул труп к краю, и одним движением сбросил вниз. Мертвец упал на что-то мягкое, звякнувши битым стеклом. Сплюнув в яму, Шёпот вернулся к месту экзекуции. Найдя цилиндр смял его и запустил далеко в пруд, всё, карточного палача и потенциального психопата господина Шнырского   более не существовало, как и его следов. Шёпот ещё раз внимательно оглядел место событий, и убедившись что ничего после себя не оставил, быстро пошёл обратно в том же направлении, откуда и появился незадолго до этого, с покойным ныне карточным палачом…
Час спустя, агент Шёпот уже сидел в рабочем кабинете полицмейстера, в доме последнего. Время на часах было ещё совсем не позднее, и Вадим Григорич  работал при свете зелёной масляной лампы. Присутствовал на столе и канделябр, на всякий случай. Шёпот появился в кабинете шефа тихо и незаметно для прочих жильцов двух этажного, небольшого особняка с каменными колоннами. В кабинете Белугина, имелось ещё одно небольшое помещение, что-то вроде чулана, где имелась потайная дверь, ведущая по узкому ходу в заросший сад. Это всё хозяйство,  негласно устроил сам полицмейстер, чтобы вернее работать с агентурой.  О ходе, знал очень узкий круг лиц, куда не входила ни семья, ни сослуживцы по Управе. О его наличии знали только два высших офицера в руководстве,  и проверенные агенты Шорох и Шёпот. С прочими, Вадим Григорич встречался  более открыто, это происходило либо на конспиративных квартирах, или в заведениях общественного питания, сиречь трактирах.
- Как прошло? – привычно уже спросил Белугин, когда агент повинуясь пригласительному жесту, присел на стул сбоку стола.
- Как всегда, правда поговорить с ним пришлось чуть дольше обычного, хотелось чтобы он перед смертью знал кто и за что его – агент вытащил из внутреннего кармана бумаги палача, и протянул шефу.
- Потёк гадёныш сильно? – спросил полицмейстер разворачивая паспорт.
- Более чем – поморщился Шёпот – мерзость редкостная, даже говорить не хочется!
- Ну так и не говори – Белугин смял документ, положил в медную пепельницу, и чиркнув спичкой поджог его. Пламя сразу стало пожирать казённую бумагу, выпустив приятный запах рабочего, застольного действа – Шорох как, не подкачал? – для порядка лишь спросил полицмейстер.
- А чего ему? Он у меня ныне за кучера был, монету заработал! – чуть улыбнулся Шёпот, и добавил – Да все вели себя естественно, Шнырский до последней секунды ничего не подозревал, к девкам собирался, с-сучёнок!
- Вы там ничего не упустили, уверенны? – уточнил ещё раз Белугин.
- Нет ничего, труп в подвале загаженном, заросшем, туда при всём желании не залезть. А цацки его и деньги я и брать-то побрезговал, при нём остались, хотя стоп – чуть задумался Шёпот, и вспомнив чего-то сказал – трость Вадим Григорич, он мог быть с тростью в кабаке, и забыть её там. К развалинам он со мной без неё приехал.
- Приметная, с инициалами? – спросил шеф.
- Да нет, обычная в лавке купленная, тонкая, щёгольская такая, у него их деся ток, и нигде никаких меток. Стерёгся гнида, мол случится от погони уходить и потерять, так чтобы по вензелям-то и не нашли!
- Ну тогда и бес с ней! – отмахнулся Белугин – мало ли пьяных дураков свои палки в кабаках забывает? Ты ничего у него стоящего не узнал?
- Ах да – Шёпот слегка поднял в верх палец – дом где была последняя игра, на Окольной 19-ть, проверить его надлежит аккуратно, хозяева его в наём сдают кому на два, а кому на три дня, ну так делают некоторые. Думаю что они ни при чём.
- Проверим – кивнул шеф, записывая пером адрес на листок – всё и всех проверим Шёпот. Вас никто из общих знакомых не видал вместе во Фроловом  вертепе?
- Нет, из знакомых никто, да и Шнырского у Фрола не знают особо, он там редко бывал, всё по другим кабакам да буфетам шлялся. Половой нам счёт приносил, но это пустяки, меня он не знает, а палача этого сраного если и знал мельком, то уже забыл. Сколь там рож-то за вечер перед ними проходит? Хотя, мог и запомнить, Шнырский ему с радости солидные чаевые положил, слуги такое помнят!
- Не бери в голову, его ещё долго не хватятся, а как хватятся, половой его уже сто раз забыть успеет! – уверенно сказал полицмейстер, и чуть хмыкнув добавил – Тут ребятки мои развоевались после Бурцева, говорят за каждого нашего, ихних пятерых в гроб ложить надо, но я бурю успокоил, они всё поняли, горячки не напорят… Как они тебе кстати?
Шёпот поглядел на шефа, и с нескрываемым уважением ответил.
- Серьёзные люди на первый взгляд, опасные… Я бы с ними в разведку по неприятельским тылам  сходил!
- О-о брат, я с ними за персидскую компанию в таких переделках да передрягах побывал, что вся вот эта наша тайная война, так, маневры приближенные к боевым действием! – гордо выдохнул полковник, и как бы спохватившись, вернулся к основной теме – Ну на сегодня пока всё, будешь нужен вызову. Ты куда теперь, к хозяйке своей квартирной, под нежный бок?
- Именно под нежный Вадим Григорич – улыбнувшись ответил Шёпот вставая со стула, и надевая фуражку (шеф тоже поднялся с места) – Сладкая она женщина, и не злая хоть и одинокая. Нам при нашей службе без таких нельзя никак, а то можно и с ума сойти… Ну, честь имею! –Шёпот щёлкнул каблуками, шеф кивнул ему, и агент так же тихо исчез, как и появился. Белугин не пошёл его провожать, ибо агент сам знал дорогу и не нуждался в излишних политесах. Потушив лампу хозяин дома зажёг канделябр, и при его свете пошёл в свою спальню, где его уже давно и с нетерпением, ждала любимая жена…
На следующий день, город потонул в разговорах о новом убийстве с картой. Члены Офицерского и Дворянского собраний города, требовали от полиции и военных, решительных мер. Полицмейстер  сухо и по деловому объяснил всем что делается всё возможное, но найти тайное общество убийц, дело весьма сложное, ибо его членом может оказаться кто угодно: ваш друг детства, сосед по квартире, близкий родственник, ну или наконец вы сами! На последнее замечание, публика отреагировала несколько нервозно, но полковник устало улыбнувшись, коротко заметил.
- Это шутка господа…
Слова эти, одних повергли в шок и уныние, а кого-то отрезвили и заставили понять что по щучьему велению, такие дела не делаются. «Игорный дом» на Окольной №19 оказался приземистым, одноэтажным зданием из жёлтого кирпича, но большим и просторным внутри. Переодетые сотрудники полиции навели справки  под видом квартиросъёмщиков, и выяснили что  домовладельцы, жившие правда в другом месте, уже сдали его на трое суток некоему господину Водкину, Эмилий Палычу, собиравшемуся устраивать здесь музыкальные вечера и литературные чтения. Кто  таков этот Эмилий Палыч и откуда взялся, хозяева сказать не смогли, они де не любопытны. Полицмейстер сидя с Садко в одном из самых чистых и приличных трактиров города, в который захаживали исключительно дворяне, офицеры или просто добропорядочные горожане, обсуждал с ним первые результаты проверки.
- Я уверен Глеб Сергеич, что никакого Эмилий Палыча в природе не существует! – пластуя осетрину, деловито заметил Белугин.
- Согласен с вами – кивнул частный пристав, делая то же самое – и  фамилия фальшивая, Водкин, хм! Хозяева дома ни при чём, это понятно. Понятно Вадим Григорич и то, что в оставшиеся двое суток никто в том доме не соберётся. Трое суток это они так, пыль в глаза, ну и наверняка чтоб. Но – Садко поднял столовый ножик в верх – я там пару наших ребят оставил неподалёку в одном домике, пусть посидят, посмотрят, мало ли?
- Абсолютно верное решение! – кивнул полицмейстер, плеснув себе немного водки – Пусть посидят, не убудет с них, ваше здоровье! – они чокнулись, закусили, и Белугинн продолжил мысль – А то ведь на нашей службе получаешь и сюрпризы, да-с! Обнаглеют преступники, да на старое место заветное и придут, а мы потом краснеем сами перед собой!
- Что по палачу, будем в розыск объявлять? – очень тихо, чтобы не услышали за соседними столиками, осведомился следователь. Шеф отрицательно помотал головой.
- Пока обождём, прежде проверим все его адреса что нам известны, от любовниц до папеньки с маменькой в деревне. Ну уж коли там ничего, то тогда и объявим в розыск как без вести пропавшего, дабы не подымать излишней волны.
- Пожалуй верно – кивнув согласился Садко, и чуть призадумавшись предложил – Вадим Григорич, я тут подумал, что все жертвы не могут быть случайны,  ну не логично это – добавил он, пластуя жаркое – И прикинул я себе нынче, а что  если у покойного офицера был с кем-то  серьёзный конфликт либо ссора, и этот кто-то, будучи членом тайного общества, свёл с ним счёты?
- Версия толковая – согласился Белугин – проверьте её основательно, а адресами палача займутся  младшие сотрудники. Только вот одно замечание по этому поводу – чуть наморщив лоб сказал шеф – Если у офицера серьёзная ссора с кем, то как правило это заканчивается дуэлью, а ничего подобного у нас с конца февраля не было, уж поверьте мне!
- Всё верно – кивнул было Глеб Сергеич, но тут же парировал – Я могу привести вам ряд достоверных случаев, когда даже драки меж офицерами, кончались ни чем, так же и среди дворян. Очень многие, либо сутяжничают, либо собрав дружков да подкарауля обидчика в тёмном месте, валтузят его всеми. И заметьте – Садко снова качнул блеснувшим ножом – почти никто из побитых скопом, не бежит с жалобой, потому как стыдно!
- Да Глеб Сергеич, вы тоже правы, и я эти вещи знаю – улыбнувшись согласился полицмейстер – но ведь нажить смертельного врага, можно не только в лице мужчины. Многие женщины гораздо мстительнее нашего брата, так что да, отрабатывайте всё возможное, и начинайте нынче же!
- Слушаюсь!- кивнул пристав.
- Ежели чего интересное нароете, сообщите мне немедля! – добавил полковник.
- Разумеется! – согласился Садко.
В доме на Судейской всё обстояло тихо и без эмоций. Когда первая злость прошла и улеглась, когда стало ясно что командир по средством агента Шёпота  начал действовать, егеря более не возмущались. Правда время до ночи, прошло в обсуждении перспектив дальнейшего хода событий, но к чему-то определённому, однополчане не пришли.
Ночью некоторые вставали, зажигали свечи и не зная точно чего они хотят, лезли то в буфет за вином, то спускались на кухню похрустеть чем-то там, что конечно же не укрывалось от бдительных глаз тех, кто не обременял себя ночным бдением при свечах. «Да уляжетесь вы или нет, ходули чёртовы?» донеслось как-то из скрипнувшей дверью комнаты, когда очередной паломник в исподнем и со свечой в руке, дефилировал по коридору. Уличев тоже пару раз громко выражал сомнения в целесообразности регулярных прохождений мимо его двери, слыша в ответ лишь дипломатичное покашливание в кулак, и скрип половиц. Проснулся он акурат к завтраку, где услышал от поручика Куценко что лошадей из конюшни надо на прогулку вывести, а то чего-то они морды все тоскливые сделали.
- Ну сад большой, покушаем да выведем, стреножим и пусть пасутся, кто против-то? – пожал плечами Неждан, на сём и порешили.
- У командира нашего похоже сегодня бенефис на службе, по идее-то? – предположил Сан Саныч работая ложкой.
- Да, ты прав брат, сидеть без сведений хреновато! – согласился Зорких, и тут же предложил – А не слетать ли вам с Пал Палычем на базар, да между делом послушать что говорят?
- Можно конечно – неуверенно проговорил Сан Саныч, вопросительно глядя на других.
- А коли стрясётся что, и мы Григоричу всеми разом понадобимся, тогда как?- возразил Уличев.
- Да ребята, прав Неждан, ходить тут нечего – поддержал оппозицию Кубанин, подваливая себе на тарелку грибов из миски – всё что они принесут с базара, это сплетни раздутые до размеров стельной коровы, и ничего конкретного. Будем ждать командира тут.
- Вон во дворе да саду чего-нибудь поделаем, места слава богу много, разомнёмся да время убьём! – предложил Куценко, вытягивая с подноса булочку с маком, критически оглядывая изделие, кто мол пёк-то?
- Жри давай, гурман – буркнул Сан Саныч, под ехидные смешки товарищей – с пышками да, промашка вышла, а булочки вчера удались!
- Да я и ничего не говорю! – весело жуя булочку, деликатно ответил Данила, запивая её чаем. После трапезы всеми убрали посуду, и гуртом вышли во двор, оглядываясь кругом, ища чем бы себя занять в отсутствии опекуна?  В начале вежливо поздоровавшись с конягами, вывели их в большой и порядком заросший сад, стреножили их, и лошадки во всю морду принялись щипать травку, да хрустеть молодыми веточками с листвой. Уличев найдя в сарае топор-колун, решил поколоть громоздившиеся большой кучей с полсотни корявых пней, Зорких с Куценко выкатив от угла дома деревянную тачку на деревянном же но с железной шиной колесе, стали собирать по двору всякий хлам и бросать в неё.
- В расположении частей 17-го егерского полка, обязана быть чистота и порядок! – толкая транспорт, возвещал Степан Евграфыч Зорких, пока помощник загружал её на ходу. Лёшка Чеканов порывшись в Каретном сарае, вытащил на свет большой дерюжный мешок, в котором оказались длинная бита и берёзовые чурбаки.
- О, егеря, гляньте, я тут забаву нам сыскал, «Городки» вроде!
- Дело! – довольно прогудел Сан Саныч – сей момент в саду найдём лужайку, да разомнёмся как в молодости, а?
Его идею поддержали оставшиеся не у дел товарищи, и вскоре уже в заброшенном саду в купе с конским храпом, стуком  топора, и поскрипыванием колеса, доносились характерные удары «городков», да довольные выкрики их участников. Жить, как оказалось, можно вполне себе весело и деятельно даже в условиях некоторой конспирации и государственной тайны. Часа в три по полудни когда Зорких и Куценко в очередной раз вернулись с тачкой во двор, выбросив с неё  мусор в общую кучу на улицу, Степан выудил из кармана серый, помятый конверт, и показав его всем, негромко выкрикнул.
- Господа-бездельники! Почта, курьер только что притащил!
Все сразу отставив прочь дела и игры, поспешили на зов, и даже лошади деловито повернули морды шевеля ушами, мол а не нас ли сие касаемо?
- Почерк Григорича, читай давай! – отфыркиваясь и вытирая руки о рубаху, сказал Неждан. Зорких  вскрыл конверт и прочитал вслух.
- «Взбесившийся намедни породистый жеребец околел, а внезапно рухнувший на соседней улице тополь, приберут завтра по полудни. Старый генерал не любит шумного ветра, и ждёт хорошей погоды. Всегда ваш, И. Ветров»
- И как сие понимать? – чуть напрягся Пал Палыч.
- А понимать эту эпистолу следует так подпоручик,  - беря записку в руки – задумчиво начал Неждан – палач уже в аду, Шёпот своё дело сделал, и похороны убитого офицера завтра в полдень, и мы можем не привлекая внимания их посетить. Ну а самим сидеть покуда тихо, не бузить попусту и ждать приказаний, всё!  - Уличев свернул послание, затем достав спички сжёг его вместе с конвертом, и затоптал пепел.
- Значит командир очень сильно теперь занят коли сам прибыть не смог! – предположил тут же Кубанин, уперев руки в бока.
- Так господа, а надо того-с, баньку истопить, а то после трудов праведных мы как подёнщики вон! – сменил вдруг тему Уличев, начальственно глядя на соратников, и добавил определённо – Я, дров вам наколол, так что будьте любезны натаскать воды и затопить печь!
- А вот пускай их игроки в «городки» потрудятся, полдня битой игрались, пока мы тут в поте лица отдувались! – театрально продекламировал подпоручик Зорких, и был тут же поддержан коллегой по толканию тачки, поручиком Куценко. Игроки впрочем, заявили что они и не против потрудиться на благо общей чистоты нравов, и отправились выполнять повинность. Через пару часов баня была готова, и в первый парок пошли Уличев и двое мусорщиков, а прочим надлежало идти вторыми. После дубовых да берёзовых веников, последовал отдых в беседке в саду, с костром, жаркой мяса, принятием небольшого количества вина, и прочее. Единственное чего так не хватало сейчас господам-егерям, это как выразился штабс-капитан Кубанин «Сладчайшего и нежнейшего женского общества»…
На похороны Владислава Бурцева, обитатели секретного дома на Судейской, пошли на следующий день двумя разными дорогами. Одетые в чёрные костюмы, они неприметно смешались с толпой у дома, ожидая когда гроб с телом привезут на похоронном возке из храма. Улица, перед большим деревянным домом покойного, оказалась забита экипажами всех мастей: кареты, коляски, пролётки, брички, и даже пара двуколок соседствовала с этим транспортом, притулившись на обочине. Народа у дома собралось человек сто, в основном военные, как отставные, так и из местного гарнизона внутренней стражи, пожарники и полицейские, среди которых выделялся своим мундиром Белугин Вадим Григорич. Из дома доносились плачь, шум суеты, и запахи поминальной кухни.  Егеря наши не пошли в дом, а растянулись жидкой цепочкой в задних рядах гудящей гулом недовольства толпы. Тут и там слышались негодования «Господа, с этим решительно нужно что-то делать, это ж разбой средь бела дня!» «Распустили всякую сволоту в России, витии, вольнодумцы, либералы, а копни любого хлыща в сюртучишке либо фраке, ан, под ним кафтан Пугачёвский!» «Да полиция-то куда глядит, чем занимается-то?» « А вы милостивый государь сами попробуйте ловить чёрную кошку в тёмной комнате!»  «Вот времена настали, прямо ходи да оглядывайся, сроду чего не было!» «Самим, самим господа с этой сволотой вольтерьянской бороться надо, самим! А то сегодня вон Бурцев, а завтра нас по одному резать начнут!».
Егеря ни в каких диспутах и обсуждениях не участвовали. Внезапно, Уличев узнал в среде женщин стоявших чуть отдельно, бросающуюся в глаза  фигуру Эмилии Гокке в траурном одеянии и чёрном кружевном платке наброшенным на голову. Она стояла полу боком и казалась удручённой. Рядом с ней торчала пара её видимо подруг, которые ей что-то то ли говорили, то ли рассказывали. «Покрасоваться или полюбоваться ты пришла сюда, Горгона?» - подумал себе Уличев, но тут из дали донеслись первые нотки похоронной музыки. «Везут, покойного везут!»- загудела толпа и все разом стали обнажать головы. Гроб с телом убиенного по мимо родственников и друзей, сопровождали солдаты почётного караула и офицеры. Несли как полагается хоругви и боевое знамя, личное оружие и награды ( что решено было не ложить в гроб, а оставить в семье) Играла печальная музыка, рыдала вдова, понуро брели дети, близкие родственники вели под руки почти потухших родителей, всюду дрожала в воздухе атмосфера страха и затаённого гнева.
Уличев не знал погибшего, но смерть его от чего-то принял близко к сердцу. Человек прошёл тяжёлую Отечественную войну, Заграничный поход, выжил, отмечен наградами, георгиевский кавалер, брал Париж, вернулся, создал семью и жил для того чтоб какая-то мразь разыграла его в карты как фарфоровую соусницу что и кокнуть о паркет можно?! Нет господа, ошибаетесь, так с боевыми офицерами нельзя, нельзя… «Я приду за тобой Асмодей, я приду за тобой паук, я приду»… едва пошевелив губами прошептал Уличев, когда уже час спустя, на кладбище, он глядел на бледное, застывшее мрамором лицо капитана Бурцева. Ни Неждан, ни другие егеря не остались на поминки (как уговорились заранее) а бросив по горсти земли, отходили по одному в сторону к деревьям, ожидая остальных.
- Ну, куда теперь господа? – тихо спросил Кубанин, когда собрались уже все.
- Пошли ребята в трактир, да помянем капитана по человечески! – тихо предложил Зорких.
- Какой трактир, Стёпа? – возразил Уличев – Всей компанией глаза мозолить?
- Твои предложения? – хмуро спросил подпоручик.
- Берём в лавке всё что нужно, и двумя партиями едем домой. Там и помянем воина Владислава как положено, и нам никто не помешает, и мы никому лишний раз глаза мозолить не будем! – озвучил идею Уличев. С ним быстро согласились , подождали пока отдадут последние почести покойному, и никем не замеченные, среди общего потока людей, тихо потянулись по дороге  меж крестов, склепов, и каменных надгробий, на выход…

              *          *          *          *  
   
… Унтер-офицер Уличев, вернулся из отпуска к ноябрю, опоздав в расположение полка на двое суток. И хотя причина была уважительной, но нагоняй от командира батальона майора Котляревского, он получил в виде двух внеочередных ночных караулов, тем дело и закончилось.  Пётр Степанович, сам с 14-ти лет носил амуницию, и знал что такое отпуск домой, тоска и прочее, а потому никогда педантом в этом вопросе не был, хотя и рубахой-парнем себя с подчинёнными не держал.
Перво-наперво, Уличев поделился с товарищами гостинцами: табаком, сахаром и сушёной рыбой что купил на подходе к гарнизону. Тут же узнал о некоторых событиях случившихся в его отсутствие. Во-первых, едва отлежавшись от Корягинского рейда, их неустрашимый командир уже в августе участвовал в походе против взбунтовавшихся капанцев и других народов по ту сторону Карабаха, что опять предались персам. В этом походе с Котляревским участвовал правда соседний батальон, так как их, поредевший на три четверти после Великого рейда, был оставлен на отдых и пополнение. С пополнением состоявшем как из новобранцев так и из бойцов иных подразделений переведённых в егеря, Неждан уже познакомился по долгу службы, но тоска и горечь по погибшим товарищам ещё давала себя знать долго.
Вторая новость касалась лично самого отпускника, а именно, его любвеобильная вдовушка измаявшись в плотской тоске, закрутила бурный роман с одним драгунским поручиком. Но на это, Неждан просто махнул рукой «Баба с плечь, егерю легче бечь!» придумал новую прибаутку Уличев, тем и окончив любовные страсти.  Услышал Неждан и отголоски слухов о массовом предательстве в их полку в минувшем походе, и о том как это огорошило их товарищей из батальонов не участвовавших в Корягинсаком рейде, ибо многие потеряли в лице предателей друзей, побратимов,  и просто приятелей. О поручике Лисенко  как уже говорилось, вообще никто не хотел верить что он русский.  Но никто из других полков или частей Кавказского корпуса, не позволил себе сказать что-то резкое в адрес  17-го егерского полка. Горсть оставшихся в живых храбрецов, своей кровью смыла весь позор измены…
А тут ещё поползли слухи о тяжёлой болезни командующего, князя Цицианова. Говорили что он весьма слаб, подвержен приступам лихорадки, и порою даже по горнице своей передвигается на костылях.
- Да, не вовремя, ой не вовремя наш князь заболел, что-то будет! – поговаривали бывалые вояки в 17-м егерском, сидя у костров или в столовой. Поручик Белугин, собрав ветеранов своей роты, что остались живы после Корягинского рейда, говорил им что Цицианов, не доволен действиями генерал-майора Завалишина, что никак не мог овладеть Баку, и собирается сам лично, вести отряд в поход на это ханство.
- Пётр Степаныч наш тоже идёт. Ему авангардом командовать, куда войдёт наша рота, ребята из соседней, и того будет человек 150-т, сотня тифлисцев-гренадер с одной пушкой, и сто линейных казаков. Так-то вот, «старики» - Белугин добродушно улыбнулся – отдохнули и будет с нас, всем готовиться!
 Неждан про себя поблагодарил бога что успел  побывать дома и теперь в случае чего, не так тоскливо помирать будет. События как водиться в таких случаях, развивались драматично и стремительно.
Генерал-майор Завалишин, проведя несколько успешных сражений, одержал ряд побед на пути и подступах к Баку, но из-за недостатка осадной артиллерии, болезней, скудного провианта, а главное собственной нерешительности, на генеральный штурм столицы ханства не пошёл. Он принялся бомбардировать город с моря из корабельных орудий Каспийской флотилии, но безрезультатно. А когда бакинцам подошли на помощь войска нескольких соседних ханств, Завалишин опасаясь окружения отошёл от города, погрузил войска на корабли и стал на рейде. Пошли слухи что Цицианов написал Завалишину гневное письмо, в котором упрекал того за малодушие, и говорил что если бы не тяжёлая болезнь от которой он порой на костылях передвигается, то сам предпочёл бы лечь костьми под стенами Баку, чем дал бы повод Гуссейн-Кули-Хану кичиться тем, что он отразил русских и те ему ничего не сделали.
Тут надобно сказать что бывалые бойцы в 17-ом егерском, послушав всё это, рассказывали в пол голоса у костров, своим более молодым собратьям, что бакинский хан и князь Цицианов, с давних, ещё времён персидского похода 1796 года, хорошо друг друга знают, и являются едва ли не лучшими друзьями.
- Я бы с такими друзьями ухо-то востро б держал, веры им у меня и на ломаный грош нету! – подкидывая дрова в костёр, хмуро заметил унтер-офицер Уличев.
-Спаси нас боже от друзей, а от врагов мы сами! – невесело пошутил сидевший рядом подпоручик Кубанин. После знаменитого рейда награды получили все, а вот звания дали не каждому. По мимо Белугина вновь ставшего поручиком и Уличева получившего заветного унтера, старшим унтер-офицером стал Чеканов Лёшка, а Пал Палыч и Стёпка Зорких поздравили себя с чинами младших унтеров. Данила Куценко и Сан Саныч получили по медали, но остались рядовыми.
- Это ничего братцы, в следующей баталии обязательно в унтера попаду, как Уличев вон! – неунывающе заметил на это как-то раз Сан Саныч, когда своим взводом сидели у костра.
- Ну мне мой чин младшего унтера пока нравится – деловито заметил Неждан придерживая левой рукой ружьё – из нижних чинов и в ефрейторы, это для начала неплохо, а там поглядим! – мечтательно добавил он.
- А Лёшка-то наш сразу в старшие унтера попал, фельдфебель – шутливо протянул подпоручик Кубанин – так что ты Уличев с ним того, по уважительней!
- Слушаюсь, ваше благородие! – козырнув поддержал шутку Неждан, ребята язвительно захихикали, а сам Лёшка смущённо улыбаясь  буркнул ворочая палкой угли. «Да ну вас, гогочут тут!». И вот в ноябре, собрав в кулак все свои силы, князь Цицианов выступил в свой последний поход. В состав его отряда по мимо авангарда Котляревского, входили два батальона Севастопольского полка, шесть рот 9-го егерского, 130 человек Тифлисского полка, и 200 линейных казаков. А всего было 2100 человек при 10-ти орудиях.
Однако прежде чем идти на Баку, русским предстояло покорить ещё одно ханство, Ширванское, или как его ещё величали, Шемаханское. Владения его правителя Мустафы-хана, простирались от Каспия до Геокчая на 150  вёрст, с севера до реки Куры тянулись на сто вёрст. На севере ханство граничило с Кубинским, а на востоке с Бакинским государствами. С юга его прикрывала та же река Кура, а с запада глядело Шекинское ханство по реке Геокчай.
Авангард Котляревского шёл впереди основных сил на несколько вёрст, да ещё пустив во все стороны казачьи разъезды, сам с ближними офицерами ехал верхом.  Когда до границы Ширванского государства оставалось недалеко, в рядах летучей армии ( так называли в русских полках авангард)  пошли разговоры о Мустафе-хане Ширванском, а вернее о его переговорах с Цициановым. Ещё летом, командующий вёл с Мустафой-ханом переговоры о вхождении того в русское подданство. Хан всячески юлил, не говорил ни да ни нет, ожидая по донесениям разведки, чем у русских закончится война с Персией. Цицианов предлагал ему те же условия что и другим правителям, но Мустафа-хан считая себя выше и знатнее других ханов, требовал исключительных условий: полной власти на Восточном Закавказье где правили его предки, с титулом Ширван-ханов, отказывался платить дань, и даже напротив, требовал себе высокого и постоянного жалования от Белого царя.
- Не-ет, ну это уже хамство господа! – говорили в русском штабе, читая ханские  «решкрипты». Вскоре правда, по другим каналам, Мустафе-хану были весьма вежливо указаны его ошибки, а к ним прилагался недвусмысленный список мер, коими эти ошибки можно было исправить. И за лето, ближе к осени, Ширванского владыку удалось убедить принять почти все условия, за исключением одного, Мустафа-хан не желал личной присяги наместнику царя ( ну, дескать не по чину нам, великим!) На это, Цицианов упрекнул хана что тот двум господам служить хочет, России зимой, а «зайцу Баба-хану-летом».
Чтобы подкрепить свои слова делом, Цицианов выдвинул несколько батальонов к Арешской крепости, где планировалось поставить русский гарнизон.  Но этот шаг на Мустафу не подействовал, хан упёрся всерьёз. И вот теперь, идучи в походной колонне, под скрип телег и стук артиллерийских колёс, егеря кутаясь в шинели, ибо в горах уже было прохладно, говорили промеж себя.
- А что, с ханом этим, Мустафой, воевать что ли будем?  Он же вроде как в нашу сторону глядел? – быстро спрашивал солдат Лягушкин, торопливо следуя за унтер-офицером Уличевым.
- Не знаю Лягушкин, не знаю – так же быстро ответил Неждан поправляя ружьё на плече – оно конечно не хотелось бы,  но коли Мустафа энтот упёрся как ишак на дороге, то надо его стронуть!
-
- А скажите, господин унтер – снова насел солдат Лягушкин, зная уже что Уличев иногда любит поговорить – а верно ли говорят что у того Мустафы, ну, войско большое?
- Да нет Лягушкин, брешут – охотно ответил Неждан, чуть повернув голову в сторону теперь уже подчинённого – откуда много-то? Это у Аббаски прошлый раз на Аскаране  много было, вот это много! – вздохнул тяжко младший унтер, но тут же бодрее добавил – А этого сразу прихлопнем если рыпаться начнёт, так-нет?
- Так точно!- уже заметно веселее, согласился солдат Лягушкин – Аббаску с его скопищем побили, и этого побьём!
- От это верно! – усмехнулся уже Уличев, и достав  из кармана шинели два сухаря, заранее натёртых чесноком и посыпанных  солью, один сразу протянул солдату Лягушкину.
- Накось Голиаф, погрызи!
- Спасибо господин Унтер! – расплылся в довольной улыбке Лягушкинн, принимая угощение. Прочие приятели наших героев шли тут же, но беседовали меж собой, уже о чём-то своём. 30 ноября 1805 года, авангард Котляревского подошёл к реке Куре, за которой уже была территория  Ширванского ханства.
- Ну братцы-егеря, вот она, Ширван-Шемаха! – выдохнув сказал своим поручик Белугин, когда отряд остановился.
- Затаилась недружелюбная, и что нас там ожидает, один бог знает! – сплюнув на землю, добавил подпоручик Кубанин.
- А мне ваше благородие после нашего сидения на Аскаране, после Шах-Булаха да Мухрата, уже как-то и не страшно, в Шемаху-то к Мустафе энтому идти. Все страхи на горных тропах да татарском кладбище остались! – не то шутя, не то серьёзно высказал мнение унтер-офицер Уличев. На что подпоручик усмехнувшись, согласно кивнул.
- Да, прав ты Уличев, я тоже страшнее похода Корягинского покуда тоже ничего не видал. А тут пожалуй если и будет какой ажур-плезир, то малой кровью обойдёмся!
Скоро уже Котляревский отдал приказ пехотинцам ладить переправу, а казаков разослал в дозоры да разъезды. Как всё сделали, так в тот же день русские части перешли Куру, и двинулись в пределы ханства. Однако минуло несколько дней, а ничего не происходило, ни плохого ни хорошего. От перебежчиков да словленных казаками «языков», Цицианову стало известно что Мустафа-хан  решил упорствовать, и отсиживается теперь в крепости, в горах на Фит-Даге.
- Двинулись братцы далее, не желает хан Мустафа нас хлебом-солью встречать, знать сами к нему пожалуем! – бросил своим поручик Белугин,  когда весь  отряд получил приказ Котляревского выступать. Шли очень осторожно, с дозорами и разъездами во все стороны. Иногда ружья лежали на плечах, а иногда их держали в руках на изготовку. Неждан шёл в поход с ружьём Гаврилы Сидорова, батальонного запевалы, что жизнью своей заплатил минувшим летом за спасение драгоценного орудия.  Ставшего привычным штуцера, Уличеву пока не давало высокое начальство, мол «энтот не сберёг, а они дорогия, пали вон из ружья!». Но унтер и не горевал, ружьё у запевалы оказалось доброе, и штык не подвёл на Мухратской дороге, да…
Ни нападений ни обстрелов со стороны ширванцев пока не было, да и по донесениям разведки знали, что жители воевать не хотят, а хотят чтобы кончилось всё  хорошо и мирно.  11 декабря русские оказались уже в пяти верстах от Новой Шемахи, и Цицианов послал хану письмо с требованием сдаться, обещая полную безопасность. Мустафа-хан сделать этого отказался, и 15 декабря Цицианов официально объявил хану войну. В тот же день, Котляревский с авангардом пошёл занимать гору Чартлу, что высилась в 15-ти верстах от Фит-Даге,  а за ним спешили основные силы. Егеря помогая друг другу, споро лезли на гору, которую противник почему-то не догадался оседлать.  Впрочем, брать высоты и горы, егеря умели получше других, а потому Неждан с товарищами уже скоро стояли  на вершине, и подняв воротники шинелей, глядели сквозь пелену туманов и ватные куски облаков туда, где вдали на такой же вершине, сидел сейчас в своей крепости упрямый хан, и непонятно на что надеялся.
Прошло несколько дней, и Мустафа-хан поняв очевидную бессмысленность своего высокогорного сидения, пошёл на все условия. И 25 декабря 1805 года, подписал трактат о вхождении ханства в подданство России. Хан обязался обеспечивать безопасность караванов шедших через Ширван в Грузию. К этому предполагалось сооружение двух укреплений в устье реки Куры, и в Джевате. Ханство должно было платить дань в 8000 червонцев в год. Известие об этом, вызвало в Тегеране уныние и озлобление. Это была самая бескровная кампания в карьере младшего пока унтера, Уличева Неждана Вадимовича.
Отряд Цицианова пошёл дальше. Очень скоро вдали показались вершины Шемахинских гор, перевалив которые, русские открывали себе  путь в Бакинское ханство.
- Да ребята, это вам не на гору влезть, тут как следует попотеть придётся! – чуть сдвинув пальцем козырёк кивера вверх, деловито заметил поручик Белугин, вглядываясь в синеюще-чёрные кряжи и хребтины.
- Нам потеть не привыкать, да ребятки? – весело спросил у товарищей унтер Уличев, поправив свой ранец.
- Ага, я прямо во сне лежу и мечтаю по энтим горам полазить! – мрачно пошутил Сан Саныч, сплюнув в сторонку.
- Отставить бурчание! Держаться бодро и весело, а то бабы любить не будут! – гаркнул ротный, и все дружно загоготали
Переход через эти горы хоть и оказался труден, но по сравнению с теми переходами что егеря испытали в Корягинском походе, был сущим пустяком и загородной прогулкой, и даже опасливый насчёт всяких трудностей солдат Лягушкин, вышагивая по тропам и дорогам, замечал идущему рядом Уличеву.
- Ух господин унтер, хоть и тяжеловато тут малость, но зато теперь мы наступаем, и не оборванные-голодные, и орда страшучая по пятам не идёт!
- Эт точно Лягушкин, теперь хоть сердце по бешенному не колотиться, да черти над головой не летают, и загонщики уже мы! – согласно  кивнул Неждан поправляя ружьё.
- Хорошо хоть жратвы запаслись, расщедрился Мустафа-хан! – съязвил рядовой Куценко, прочие нестройно засмеялись. Движение невольно задерживалось ещё и тем, что болезнь командующего постоянно давала о себе знать. В авангарде, когда чувствовали что-то не то, гудели, вертели головами во все стороны, и спрашивали друг у друга.
- Ну, что там, опять Пал Дмитричу плохо?
- Шире шаг! Шире шаг! Веселей аристократы, командующего приступ мучит, но мы-то здоровые бугаи, на привале князь нас догонит! – резко командовал Белугин, передавая так распоряжение Котляревского, который через посыльных знал что по дороге, Цицианова часто валила с ног лихорадка. Его снимали с лошади и клали на расстеленную  на снегу шинель, и он отлёживался, а потом догонял войска на привалах. Вслух, старались ни о чём таком не говорить, но по мимо воли командиров, уже в самой  атмосфере похода, висело что-то тревожное и нехорошее.
- Зря наш князь сам пошёл, хворый воевода, не воевода! – хмуро бурчал седоусый Максим Батрачкин помешивая в котелке скудный солдатский кулеш.
- Да, не приведи господи стрясётся что по дороге, будет нам тогда всем дюже весело! – сухо вторил ему унтер Уличев. Зато время что Уличев ходил хотя и в невеликих, н всё же начальниках, солдаты, и молодые и старые,  очень быстро к этому привыкли, и обращались к нему по разному. Кто осторожно подобно  солдату Лягушкину, величали его «господин унтер», кто окликал по имени-отчеству,  а иные называли просто Вадимычем.  Неждан принимал всё и не кичился. Седоусый «старик» Батрачкин, когда Уличев получив заветного «георгия»  выбился в унтера, стал уважительно называть его Вадимычем, на что новый унтер так же звал Батрачкина Ерофеичем, и на сём бойцы даже сдружились, особенно после Корягинского похода.
- А что Вадимыч на Руси говорят про эту войну? – задумчиво спросил Батрачкин товарища.
- Не знают там ни пса Ерофеич! – устало буркнул Уличев, бросив в костёр корявую ветку – из моего письма, в селе мои про Ганжу узнали,  да из моей брехни про поход Корягинский, да на том и шабаш… Откуда мужики узнают-то ещё?   Барыня вон моя бывшая хоть и образованная  баба, а всё ж баба, булавки, шпильки, вечера…
- А я слыхал от офицеров что наши щас с французами гдей-то в Австрии бьются, и будто бы государь наш там со всем войском стоит! – проговорил Сан Саныч, поправляя двумя руками свой кивер. Уличев пожал плечами, ибо слышал только обрывки слухов, а подпоручик Кубанин сидевший тут же, хмуро подтвердил.
- Точно так Сан Саныч, понесло нас опять эту Австрию, мать её за лытки, спасать! Мало она нас при Суворове продавала тем же французам, нет, хера там, мы добрые, мы опять за чужие интересы в пекло лезем!
- А тут ваше благородие, дозвольте спросить, мы за чьи воюем? – осторожно поинтересовался Неждан, сбоку глядя на офицера.
- Тут  Уличев за свои,  предки наши издревле в Северном Причерноморье жили,  и державы свои тут имели. Да и граница без нас здесь гола будет, а народы христианские исчезнут под османами да персами, коли русский штык уйдёт отсюда! – тихо ответил Кубанин.
- Да – согласился Неждан – все войска там, на Дунае, а тут хрен да ни хрена, воюй Ваня как сам знаешь… А пришли ты нам вот сюда разом только пять тыщ войска с пушками да провиантом, да мы б этого Аббаску, враз за хехец бы подвесили! – хмуро закончил свою мысль унтер, под одобрительный смех товарищей.  Едва успели поесть да попить чайку, барабаны забили поход.
Только в самом конце января уже нового, 1806 года, войска стали основным лагерем при урочище Нахар-Булаг. Отсюда, Цицианов потребовал у Гуссейн-Кули-Хана сдачи города. Началась как водиться переписка с переговорами, затянувшаяся аж на неделю. За это время в лагерь к Цицианову прибыл генерал-майор Завалишин с офицерами своего штаба. Никто не знал подробности беседы двух военачальников, но судя по предыдущему настроению командующего, разговор вряд ли носил дружеский характер.
И вот наконец утром 8 февраля, Цицианов с небольшой свитой выехал из лагеря, и направился в сторону Баку, для получения ключей от города, ибо как все уже знали в русском лагере, что Гуссейн-Кули-Хан согласился на условия Цицианова. В батальоне наших егерей, когда стало известно что князь выехал на встречу с небольшой свитой, сразу появились какие-то нехорошие предчувствия, да и сам командующий ходил последнее время чем-то подавленный, но это списали на недуг. Как бы там ни было, но неумолимый рок уже распростёр над головой прославленного воина и мудрого политика свои невидимые, но неумолимо источающие дуновения смерти, крылья. Павлу Дмитриевичу, в следствии всего свалившегося на него в последнее время, изменила его традиционная осторожность. Прошло немногим более двух часов, как в расположении русских войск на взмыленных лошадях, прилетела бледная и возбуждённая свита командующего, и ошарашила весь лагерь страшным известием, что буквально вот только что, у ворот Баку, предательски убит князь Цицианов, и сопровождавший его адъютант, полковник Эристов. Третий кто был при сём, конный казак успевший ускакать, и всё рассказать. Когда первая волна гнева улеглась, стали известны и подробности разыгравшейся трагедии.
Вначале, Цицианов со всей свитой прибыл к колодцу что в полуверсте от города. Здесь его ждали бакинские старейшины с ключами от города. Цицианов сказал им что хочет видеть старого знакомого Гуссейн-Кули-Хана, и пусть тот лично вынесет ему ключи, и зачем-то вернул их старейшинам.  Скоро хан со свитой выехал из крепости, и Цицианов в сопровождении уже только двух человек, доверчиво пошёл ему на встречу. Но едва Цицианов приблизился к хану и они дружески обнялись приветствуя один-другого, из-за спины хана выскочил один из его подручных, и выстрелом из пистолета в упор, убил Цицианова, а следом был тут же убит и полковник Эристов.  Тела сразу же подхватили и унесли в город, под торжествующие крики и пальбу пушек со стен города.  Когда всё это услышали, в войсках полыхнуло. И солдаты, и казаки, и моряки-каспийцы, и даже некоторые старшие офицеры, в гневе  потребовали немедля начать обстрел и штурм города.
- Ребята! Не простим бакинцам такое! Гуссейна-собаку вероломную на штыки вздеть надо! – кричали в ротах и батальонах, а некоторые части уже сами порывались было строится в штурмовые колонны, да готовить приступ. У Неждана когда он всё услышал, заледенело сердце, закипела голова, а из глаз брызнули слёзы гнева.
- На дым и огонь их пустить за Пал Дмитрича-а! – потрясая ружьём, хрипло прокричал он,  собирая вокруг себя солдат. Сан Саныч, Пал Палыч, Лёшка Чеканов, Куценко Данила, Стёпа Зорких, и даже их благородие Михаил Кубанин, все пылали яростью и жаждой немедленной мести. Даже суетливый и где-то более любознательный чем воинственный солдат Лягушкин, стал теперь неузнаваем товарищами, полосатый домашний кот, в один момент обернулся рысью.
- Я этого Гуссейна с-с-суку поганую, лично на штык насажу!  Никому пощады не будет!!!  Никому жизни не дам тва-а-ри-и-!!  за Цицианова всем бошки по срубать! – истово кричал самый не высокий в батальоне солдат, с искажённым мукой горячим лицом, так же потрясая ружьём.
- Довольно спущать! Хватит! – рычал «старик» Батрачкин  - За такую подлость нихто не прощаить! За это колют без милости! Чего там начальники думають?! На  штурм идти надо-о!!
- На приступ!!
- На штурм!!
- Веди нас, хера тута стоя-ать?!
- Рассчитаемся за Цицианова!!
- На штык Гуссейна-а-а!!
Такая буза шла везде, в ротах, батальонах, эскадронах и на судах. Нет сомнения, что если бы штурм начался немедленно, на волне невиданного гнева и ярости, то участь Баку и его хана была бы печальной, а от древнего города остались бы одни воспоминания. Но судьба и рок решили иначе. Не смотря на то что большинство офицеров в числе которых находился и Котляревский настаивали на немедленном штурме, генерал-майор Завалишин, что теперь по закону принял командование, оказался не на высоте. Он смалодушничал, и на радость и потеху неприятеля отдал приказ грузиться на корабли и отходить, возвращаться.  Скрипя сердце Котляревский передал этот приказ своему отряду, и вся буза вдруг улеглась, приказы своего отца-командира бойцы 17-го егерского привыкли не обсуждать а выполнять,  какими бы тягостными не казались. На суда флотилии грузились с таким чувством, будто по теряли нечто, чего уже не заменишь и не возместишь. Казалось что у русских, из рук выпал и пропал клубок с путеводной нитью, и теперь никто не знает что будет дальше, куда идти, и чем всё это закончится. Уже когда все погрузились, унтер-офицер Уличев повернулся в сторону берега, и громко крикнул.
- Рано ты торжествуешь Гуссейн-хан!  Рано! Мы ещё придём за тобой, запомни!
На судах, оставив на время Закавказье, отплыли в Дагестан, в шамхальские владения, а уже оттуда, с трудом добрались до основной Линии. Ещё в пути, когда многие пехотинцы страдали от качки помноженной на подавленное состояние духа, и муки не выплеснутого гнева, Неждан сидя со своими товарищами в трюме, обсуждали что теперь будет.
- Теперь братцы держись крепко – горестно вздохнув, заметил Максим Батрачкин – после убийства отца нашего Цицианова, воспрянут и персы, и иные басурманы.  Восстания по всему краю пойдут, и давить их нам, болей некому…
- С кем давить-то? С Заваляшкиным этим? – зло буркнул Уличев -  Бросил всё и ушёл, тела даже не выручил!  Навоюешь с таким, как же!
- Был бы наш Степаныч в генералах,  мы б уже на улицах Баку, хана с его холуями казнили-кромсали! – угрюмо буркнул Лёшка Чеканов, раздумывая грызть ли ему сухарь что он сейчас держал в руке, или погодить?
- Да, Котляревский такого блятства хану не спустил бы! – согласно кивнул подпоручик Кубанин, хлебнув из фляжки водки, ему это помогало, уходили кружение и  тошнота.
- Знаете господин унтер – глядя куда-то в одну точку проговорил вдруг сидевший рядом с Нежданом солдат Лягушкин – Я их теперь никого в плен брать не буду, ни одного… Не смогу просто,  всех колоть буду…
- Не надо Лягушкин,  не накручивай себя Федька – глухо заметил ему на это Неждан – «старики» наши вон сказывали, что первый гнев, он самый страшный на войне, самый опасный… Поддашься ему вот так, наделаешь делов таких, что самому потом  настолько тошно становиться, что хоть давись…
- Я знаю – так же тихо ответил Лягушкин – но всё равно не буду их в плен брать, не буду…
- Эх Лягушкин, Голиаф ты наш! – улыбнулся Уличев, попытавшись чуть развеселить товарищей – Понимаю я тебя брат очень хорошо, вон как тебе больно-то, и нам так же..  Кхм, ты это, Федь, сухаря не хочешь? Солёный, с чесночком, есть…
- Да… давайте, господин унтер – чуть ожив и даже сверкнув прежним взором любопытных глаз, ответил солдат Лягушкин и повернув голову к Уличеву, вдруг добавил увереннее – давай Вадимыч, сухари у тя вкусные!
- Держи! – улыбнувшись уже во всю ширь сказал Неждан протягивая бурый сухарь товарищу – Федька, бат – Уличев дружески обнял Лягушкинна одной рукой, и тихим но твёрдым голосом закончил мысль – Ты не тужи Фёдор, держись! Мы с ними ещё посчитаемся. За всё посчитаемся, за Пал Дмитрича нашего,  и за нас всех! Расквитаемся за это предательство, дай срок!
- А ежели не нас Вадимыч сюда отправят, а иных? – грызя уже сухарь, осторожно переспросил солдат Лягушкин.
-  Значит другой русский солдат придёт туда, и поставит точку в этом деле Федя!  Ну а мы с тобой брат-Лягушкин, в ином месте за Цицианова с персами посчитаемся, так-то вот…
Горестные пророчества «стариков», вскоре начали сбываться. Воодушевлённые гибелью Цицианова, восстали все ханства кроме Шамхала, правители которого объявили себя независимыми. Мятежи полыхали также в Ширване и Нухе, участились набеги немирных горцев. К счастью для русских, до прибытия нового наместника графа Гудовича Ивана Васильевича, за дело наведения порядка, взялся смелый, энергичный и талантливый генерал, Григорий Иванович Глазенап, который решительными и стремительными действиями, выправил казалось уже непоправимое положение.  Ну а пока, по донесшимся до русских бойцов слухам, тело Цицианова было обезглавлено, обезручено, и зарыто у ворот Баку, а голову и руки, Гуссейн-кули-Хан отослал в Ардебиль, а оттуда с торжеством в Тегеран,  в подарок шаху. Убийца Цицианова, двоюродный брат бакинского хана Ибрагим-бек, по тем же слухам получил от шаха титул хана и земли.  Для солдат 17-го егерского полка, наступила короткая передышка по возвращении их экспедиционного отряда в Елизаветополь.

*          *          *          *

Уныние, гнев и подавленность от потери Цицианова, вскоре уступили место обыденным тяготам службы. Обучение новобранцев, общевойсковые учения, борьба с болезнями, несение караулов в расположении полка и выходы на патрулирование городских улиц, всё это в скором времени опять затянуло наших егерей с головой. Иногда небольшие воинские партии выходили из Елизаветополя на отражение разбойничьих шаек, или усмирение бунтующих провинций. Впрочем близ города, пока всё было тихо, но все понимали что это временно, персы спешили воспользоваться создавшейся для них благоприятной обстановкой, и взять реванш за все прошлые разгромы и поражения своих армий. Всё это, плюс затянувшееся одиночество, неприятно действовали на самочувствие унтер-офицера Уличева, который невольно затосковал по потерянной любовнице. Нет, он не делал каких-либо попыток вернуть свою страстную вдовушку, справедливо считая это бесполезным, да и ненужными попытками. Унижаться в этом смысле он не любил.
А тут как-то раз, Пал Палыч со Стёпой Зорких, приватно поведали Уличеву что в одном тихом местечке, есть хороший дом за глинобитной стеной, где среди сада, фонтана и прочих восточных изысков, живут-поживают прекрасные гурии,  которые за звонкую монету расточают свои ласки мужчинам, и что туда по тихому можно сходить, были б только деньги.
- Бордель что ли? – тихо удивился Неждан, глядя на товарищей.
- Угу, он самый, ну чего, пойдёшь-нет? – заговорщицки переспросил Пал Палыч.
- А вы сами что, были уже? – опять справился Уличев, размышляя откуда тут публичный дом.
- Да сколь раз уже, что мы по твоему, в монахи записались? – усмехнувшись, ответил за друга Стёпа.
- А откуда тута бордель-то? – не до конца ещё понимая всех тонкостей здешней жизни, опять переспросил Неждан.
- Да ты что Уличев?  Он всегда тут был, весёлый дом-то! – усмехнувшись заметил Пал Палыч, и терпеливо стал разъяснять товарищу следующее. Бордель тот, стоял тут спокон веку, ещё при ханах, ибо все живые люди, и всем ласки  и нежностев охота, а за хороший бакшиш, что негласно платили хозяева заведения, все начальники и стражники ослепнут и оглохнут. Причём сами власти также любили захаживать в подобные заведения.
- Все знают что такие дома есть, но никто их не видит, это ж восток брат! – философски пояснил в конце Пал Палыч, и уже окончательно попросил друга определиться, идёт он к девкам или нет?
- А Сан Саныч чего не с вами, они же это дело любит? – вместо ответа, вновь спросил Уличев, на что Гайдуков, тихо рассмеявшись, пояснил.
- Хе, а он денежки-то в карты просадил, герой… И сидит теперь наш Сан Саныч да тоскует, где бы у кого занять, да только богачей средь нашего брата нету… Ну ты идёшь иль нет?
- А пошли, где наша не пропадала! – решил Неждан,и вся троица, потихоньку двинулась в весёлое заведение. Надо сказать что в силу того что унтер-офицер Уличев не курил, и мало пил, полагающейся ему в довольствии табачок либо менял на еду, либо продавал по сходной цене, и небольшой капиталец у него водился. Правда его сбережений хватило только на четыре посещения прекрасных гурий, где ему очень  понравилось и сам он показал себя совсем молодцом, так что труженицы любви уговаривали приходить его ещё, и приводить других храбрых русских воинов.
Потрясая в ладони несколько медяков что остались от его «капиталов»,  Неждан Уличев философски изрёк.
- Бабы конечно дело хорошее, но деньги тута на них нужны генеральские!
Впрочем очень скоро, судьба ему слегка улыбнулась. Как-то ночью, патрулируя улицы в одном полутёмном квартале, он с бойцами увидел что из ворот довольно добротного дома, украдкой выскользнули три подозрительные личности с узлами и мешком  за плечами.
- Стой, стрелять буду!  - зычно крикнул Уличев, вскидывая ружьё, солдаты уже  щёлкали курками наводя оружие на воров. Двое завопив « Не стреляй господин офицер, всё отдадим, не стреляй!» и упав на колени стали молить о пощаде, но третий, мрачный бородач с серьгой в ухе, прохрипев «Гяуры-с-собаки!» выхватил кинжал и замахнулся, намереваясь метнуть его. Неждан молча выстрелил, и грабитель поперхнувшись кровью выронил мешок, и рухнул на дорогу.  Отчаянно брехали собаки,  в домах зажигали лампы, соседи просыпались.
- Этих на прицел, я в дом! – крикнул Неждан солдатам, и держа ружьё в одной руке, быстро нырнул во двор. Волшебная восточная луна светила ярко, унтер-офицер быстро нашёл вход в дом, причём все двери были нараспашку, и где ощупью, где приглядываясь, принялся обходить помещения.
- Эй, тут есть кто живой?  Не бойтесь, я из патруля, воры пойманы! – громко позвал Уличев, и прислушавшись, уловил слабое, сдавленное мычание в соседней комнате. Быстро нырнув туда, он при свете луны проникавшем в окно, увидел на полу средь полного разгрома и кавардака, два связанных женских тела в ночных рубашках. Обе оказались живы, но с завязанными ртами. Разглядев на столике у окна потухший медный светильник, Уличев достав спички спокойно его зажёг, и когда в комнате стало светлее, он наконец разглядел всю драматическую картину происшествия.
На коврах коими был устлан пол, среди опрокинутых стульчиков, кресел и всякой посуды, тряпья да всклоченных тюфяков, извивались в тщетных попытках освободиться, две молодые и довольно симпатичных женщины. Одна, одетая в рубашку из дорогой ткани с вышивкой по краям но сильно разорванную на пышной и очень не дурной груди, была видимо хозяйка. Другая женщина судя по наряду из простой ткани правда тоже там же  порванному, очевидно выполняла обязанности служанки. Волосы у обеих пострадавших оказались растрёпаны, но сразу бросалось в глаза что они густые, мягкие и шелковистые.
- Всё в порядке барышни, мы свои, вопить дурма не будите, развяжу! – пообещал Неждан, и обе согласно закивали головами, страстно чего-то мыча  через на ротные платки.  Унтер-офицер быстро освободил пленниц, и они правда, не завопили ( не к чему теперь уж было-то!) причём служанка ахнув и прикрывши руками грудь, юркнула куда-то в темноту, а хозяйка наградив спасителя оценивающим взглядом, тоже прикрыв полу обнажённую грудь одной рукой, другой поправив волосы бросилась к своей постели, и покопавшись там где-то в углу, быстро надела на себя хорошее зелёное платье, затянула пояс, и прибрав волосы, хотела было что-то сказать, но шум и гвалт за окном  заставили спасителя сказав что он не на долго, быстро выскочить на улицу, узнать в чём там дело.
Оказалось что солдаты уже с трудом сдерживали разгневанных и вооружённых дрекольем соседей, кои хотели тут же свершить  над скулящими ворами правосудие.
- Их убить надо господин офицер! – горячо обратился к Неждану один пожилой житель, указывая дрыном на преступников – эти шакалы не заслуживают жизни!  Если вы их отпустите, они опять примутся за старое! Убить их на месте псов!
- Тихо люди, тихо!  - поднял руку Уличев – Никто их не выпустит, не говорите глупостей! Их закуют в кандалы, и отправят на каторгу. В  каменоломни, либо в Сибирь, где такой лютый холод, что птицы на лету в куски льда превращаются!
- Ну если на каторгу в Сибирь, тогда ладно! – загалдели соседи уже менее воинственно, ибо что-то такое они про эту Сибирь уже слышали, там страшно и плохо, и медведи размером со слонов!
- А хозяйка со служанкой живы? – обеспокоенно спросил кто-то из соседей.
- Да, обе живы-здоровы, только напуганы, всё люди, расходитесь, воров мы в комендатуру сдадим, и они получат по заслугам! – клятвенно пообещал Неждан и убедившись что народ угомонился и стал расходится, спешно вернулся в дом, чтобы убедиться что и там всё уже в порядке.
Оказалось что пострадавшая, была хозяйкой торговой лавки на базаре, где продавались женские украшения, ткани, платки,  и обувь. Два года назад от неё сбежал муж «ишак, подлец и негодяй» оставив несчастную и беззащитную женщину одну тянуть на хрупких плечах всё хозяйство. А одной-то очень тяжело, да ещё другие лавочники всяко стараются обидеть огорчить беззащитную женщину, которой ну вот совсем-совсем плохо без мужских рук, не приласкать ни оборонить некому!  А ей всего-то 26-ть лет, и детей Всевышний не послал, а тут ещё воры ночью залезли, да мало того что добра кучу чуть не унесли, так ещё и обесчестить хотели, и уж рубашки на ней и служанке рвать начали, да передумали чего-то…
Уличев откровенно залюбовался статной, красивой хозяйкой, да и служанка её появившаяся вскоре, тоже была ничего. Неждан заметил хозяйке что теперь ему недосуг, сейчас только вернёт ей всё добро,  а потом придётся конвоировать воров в комендатуру, да за трупом их сообщника ещё телегу присылать надо.  А вот потом, на днях, он может заглянуть к одинокой хозяйке с тем чтобы поглядеть не нужно ли чем помочь?  Оказалось что очень даже нужно, и желательно не затягивать,  а то ей ну очень тяжело одной без сильных мужских рук, в смысле что она слабая женщина и нуждается в поддержке. Надо ли говорить, что с этого момента, наш унтер-офицер зажил себе припеваючи, частенько навещая истосковавшуюся по мужским ласкам красавицу, правда делал это так, чтобы сии вояжи, не очень бросались в глаза соседям. По мимо того что Уличев во всякий час теперь был сыт, согрет и лично доволен, он ещё подкармливал своих близких друзей, и  выручал их немного деньгами, ибо хозяйка лавки кроме того что она «слабая, бедная и разнесчастная женщина которую всякий негодяй обидеть норовит», оказалась довольно состоятельной особой. Правда  унтер не наглел, денег брал сколько давали и не позволял себе требовать ( и так слава богу вечно голодный солдат, хоть жрал теперь от пуза) Ночевать вот так часто как оно хотелось бы не выходило, служба всё же, да и война грохотала всё ближе и ближе. Нечастые ночные визиты к прекрасной гурии, наш егерь компенсировал иногда и дневными вылазками, в общем ловил момент. Правда через какое-то время, хозяйка стала замечать что её служанка, как-то уж очень сильно привечает «её офицера»  когда тот приходит. Да, эти игры глазами, томный голосок « Ах сюда господин офицер, ах какой русский офицер красивый и говорят храбрый, ох! Ах! Ух!» и так далее… А наряды-то начала одевать, и пояс нарочно утягивает чтобы грудь выпирала, и бёдрами как гаремная девка вертеть-вилять принялась… Ах ты ж дочь шайтана… В общем отчитала госпожа свою служанку самым строгим образом, на что та проревевшись заявила, что коли её тут будут так утеснять, то она найдёт себе другую хозяйку. Положение спас унтер-офицер, для чего взял и познакомил симпатичную служанку своей любовницы, с Сан Санычем, нарочно для этого, взятого им как-то раз с собой «в гости». С той поры и на несколько месяцев, рядовой Егоров сидевший на мели, тоже попал в хорошие руки, причём очень нежные. Но всё когда-нибудь заканчивается…
Карабахский правитель Ибрагим-хан, изменил России уже в который раз, и обратился к персидскому шаху женатому на его дочери, за военной помощью.  Правда делал он всё это тайно, стараясь что бы русские, раньше времени ничего не узнали, но они узнали. Верные люди при дворе Ибрагим-хана, упредили русского наместника о намерениях карабахского владыки.  Данные разведки из Тегерана, подтвердили это. Недовольство хана вызвало то, что в его столице Шуше, стоит русский гарнизон, а сам он должен выплачивать  8000 червонцев дани в год. А вскоре стало известно что Аббас-мирза с 20-ти тысячной армией перешёл Аракс, и вступил в пределы Карабаха.  В начале лета, батальон Котляревского и два батальона Тифлисского мушкетёрского полка под началом генерал-майора Небольсина, по приказу нового командующего генерал-лейтенанта Глазенапа, озабоченного покорением Дербента, пошли в Карабах. За день до похода, Неждан и Сан Саныч, спехом прибежали к своим женщинам, попрощаться. Оказалось что тут уже всё знают, и о походе, и о выступлении. Слухи по базару разлетаются быстро, а посему свою прекрасную гурию, младший унтер Уличев, застал уже в слезах.  Она с надрывным плачем бросилась ему на шею, он жарко обнял её, и несколько раз крепко, со страстью поцеловал.
- Ну всё, всё, не плачь, завтра уходим моя прекрасная ханум, моя ласковая пери! – тихо шептал Неждан, тоскливо глядя в эти дивные глаза, к коим он по своему даже привязался, хотя и не до одури.
- Не-е-е-т! – глотая слёзы качала головой красавица, не размыкая рук с его шеи – Я же умру тут без тебя, Уличев… Ну почему опять война?  Ну почему вам мужчинам, мирно не живётся?
- Я солдат, пойми это, и перестань плакать! – попытался успокоить возлюбленную Неждан – Аббас опять границу на Араксе перешёл, с 20-ю тыщами прёт на нас. Надобно ему на встречу выходить, и на дальних подступах остановить.
- Персов, 20-ть тысяч – пролепетала со страхом женщина, уже убрав руки с шеи своего мужчины – А вас, вас-то сколько, Уличев?  - дрожащими губами переспросила она. Тот улыбнулся, хмыкнул и поцеловав её ещё раз, непринуждённо ответил .
- А сколь ни есть, столько и пойдём… Ну, прощай моя сладкая, и не поминай лихом! Ежели обидел чем когда-прости, даст бог-увидимся, мне пора!
- Постой, постой пожалуйста! – дрожащим от слёз голосом прошептала хозяюшка отрываясь от Неждана, и бросаясь к своей постели. Взяв чего-то из под подушки, она тут же метнулась обратно, протягивая своему мужчине небольшой, но туго набитый кошелёк.
- Вот, возьми это, и не смей отказываться если хоть чуть меня уважаешь  (Неждан машинально взял, но в карман пока не положил)  Я… там, там я собрала тебе 25-ть серебряных монет, и два золотых…
- Золотых? – у егеря вытянулось лицо от удивления – Да это ж какие деньжищи, ты что? – он сделал попытку ввернуть кошелёк, но красавица этому решительно воспротивилась.
- Я не бедная женщина, Уличев, и эти два золотых мне жизнь не украсят, а тебе или твоим друзьям, помогут в трудную минуту. Ты эти золотые, лучше в мундир зашей, на чёрный день, чтобы не искушали тебя до поры – шептала она, гладя своего воина по щеке, по плечу, теребя пуговицу, и по хозяйски оглядывая его амуницию, всё ли на ней ладно, не надо ли где зашить?
- Хорошо, я возьму твой кошелёчек, золотые зашью, авось и правда пригодятся в походе-то! – сказал Неждан, и поцеловав возлюбленную уже в последний раз, отстранился, и от чего-то страшно волнуясь в душе, поспешил к выходу – Прощай моя хану-у-м! Я буду  тебя  по-о-мни-и-и-ть!
Хозяйка дома не нашла в себе силы чтобы выйти следом за выскочившим из комнат егерем, сделав два шага она без сил опустилась на пол, и упав лицом на ковёр, громко и надрывно заплакала,  короткое женское счастье,  уходило от неё теперь уже навсегда, под грохот боевых барабанов…
По мимо армии Аббас-Мирзы, два других, тоже многочисленных персидских отряда, один под командованием Гуссейн-Кули –Хана  пошёл на Елизаветополь, расположившись лагерем у устья реки Джагама, а другой, под началом беглого грузинского царевича Александра ( уже не раз битого!) стал у Торчая, близ озера Гокча.  Далее, в связи со всем этим, произошло нечто, очень круто изменившее ход всех событий, вызвавшее неоднозначную и противоречивую реакцию в Тифлисе. Майор Лисаневич,  внимательно следивший через своих агентов за действиями Ибрагим-хана, в какой-то момент то ли сам понял это, то ли его упредили в том что Карабахский правитель уже фактически выходит к персам, для чего стал лагерем за городом, а карабахцы уже берутся за оружие, решил действовать на опережение. Для этого, ночью, он с сотней своих егерей, отдав им предварительный приказ  арестовать, либо уничтожить хана на месте, ибо терпеть и прощать эти измены уже просто опасно, ворвался внезапно в лагерь Ибрагим-хана, где в завязавшейся перестрелке, последний и был изрешечён выстрелами без лишних слов. Далее сведения текли самые разные. Одни говорили что вместе с ханом была застрелена его жена, другие утверждали что нападавшие перебили всю семью повелителя, толком никто ничего не знал: но следующим ханом был  вскоре назначен сын покойного, Мехти-Кули-хан…
Все эти известия достигли отряда  генерала-майора Небольсина с небольшим опозданием, а последовавшие вслед за гибелью Ибрагм-хана восстания во всех соседних ханствах, особого удивления не вызвали.
- Они и так восставать собирались, а Ибрагим-хан у них центральной фигурой на доске был, а гроссмейстером сей партии, шах персидский в Тегеране является!  Всё Лисаневич верно сделал, давно пора было с этим изменником что-то решать! – говорил в кругу офицеров Котляревский, но соглашались с ним не все.  В батальоне 17-го егерского эти события вообще особо не обсуждались, хан карабахский уже изменил раз, когда Корягин на Аскаране ждал его войска как союзника. А они пришли туда как враги, и воевали уже на стороне персов.
- Одним ханом больше, одним меньше, нам один чёрт! – сплюнув в дорожную пыль, заметил на ходу поручик Белугин, когда они шли уже на марше.
- Прощали много, вот они и обнаглели в конец – согласно кивнул ему шагавши й рядом подпоручик Кубанин – Лазарева генерала, эта царица как бишь её забыл, кинжалом заколола, так вместо того чтобы повесить ведьму, её в ссылку отправили, милость видите ли проявили! Только азиатцы местные эти наши выкрутасы за слабость посчитали, вот и полыхают бунты то тут, то там!
- Да, ежели бы здесь англичане, французы, иль австрийцы какие-нибудь стояли к примеру, давно бы всем этим царькам да ханам головы как курям по сворачивали бы, а уж убийства своих наместников, и подавно никому б не спустили! – продолжил мрачно Белугин.
- Дурь наша русская всему виной, причём вековая  дурь!  Лезем вечно с милосердием своим куда надо и не надо, а нам в хари потом плюют за это, а мы терпим. Долго терпим, а потом р-раз, и лопается терпение, отсюда и убийства! – снова заметил подпоручик.
- Да Мишка, не знаем мы ни в чём меры, ни в милосердии, ни в жестокости, потому-то нас и понять никто веками не может! – сокрушённо заключил Белугин, и повернув голову назад, зычно прокричал солдатам своей роты – Шире шаг! Шире шаг! Бодрей иди аристократы, не спать на ходу, скоро до Аббаски дойдём, там разминка будет весёлая! По-о-дтяни-и-и-сь!!
Котляревский со своими незабвенными егерями, шёл как всегда впереди, в авангарде всего отряда, насчитывавшего на тот момент 1600 штыков. Вскоре, егеря увидели знакомые до боли места,  отряд вступил туда,  где год назад, они с Корягиным и Котляревским совершили то, что казалось не по силам было совершить смертным, они выстояли в страшных боях на Аскаране и  Шах-Булахе
- О, ребятки, знакомые места, не забыли ещё? – усмехнувшись спросил своих поручик Белугин, окидывая  взором, исторический уже пейзаж.
- Да как же их забудешь, ваше благородие? И захочешь не сможешь, кровь наша и кости ребят здесь павших не дадут забыть, да зовут видать нас снова! – с тяжестью в голосе ответил шагавший подле унтер-офицер Уличев.
- Да Уличев, верно говоришь – согласился Белугин – ну а что, места знакомые, исхожены-исползаны, изучены, а значит не заблудимся, а, аристократы? – в пол оборота, весело крикнул ротный своим солдатам.
- Так точно ваше благородие, не забудем! – бодро гаркнуло несколько глоток, под одобрительный гул товарищей.
- А Аббаску-то побьём-нет?
- Знамо дело поколотим, когда ж это мы его не били-то?
- Точно! – одобрительно воскликнул Уличев, и логически заметил – Прошлый год нас всего пять сотен противу 20-ти тысяч было, а сёдни противу тех же 20-ти тысяч, нас уже 1600-от, эт сила братцы!
- Это ты Уличев намекаешь что Аббаске-то бедному, теперь в три с хвостом раза труднее против нас воевать будет? – иронично вопросил Белугин.
- Так точно ваше благородие, употеет принц-то! Ведь это не шутка, не в сорок раз у него войска больше нашего, а всего-только в 12-ть! – съязвил Неждан, и рота дружно заржала по жеребячьи. Вера в успешный исход кампании крепла от таких разговоров, и вселяла в бойцов  убеждение что хоть и мало их, но победят они опять супостата! Однако русские не почивали на лаврах, шли осторожно, постоянно высылая разведку во все стороны и усиленные дозоры впереди.  Уличеву прочно врезался в память весь их прошлогодний путь в этих местах, тропинки, дороги, утёсы. Вон там пушку толкали, колесом в яму попала, солдат Лягушкин о ступицу чуть нос свой не расшиб, то-то смеху было!  А вон с того утёса, он, Уличев, шпиона вражеского из своего штуцера, с одного прицела снял, не успел персидский наблюдатель улизнуть, так и остался там под жарким солнцем, и сейчас небось кости его белеют средь камней. Там вон воду набирали по дороге, здесь привал был небольшой, оттуда вон в разведку к Аскаранскому  замку ходили, откуда он змею для кулеша приволок заместо трофея, да…
Невольно, против сердца всплыли в глазах и образа предателей, о которых на тот момент,   и в самых безумных, кошмарных и пьяных снах, ни один даже самый осторожный и подозрительный человек в батальоне, да что там в батальоне, в полку не мог бы подумать, что изменят и перейдут к врагу такие  люди! Поручик Лисенко, Емельян Корнилович,  герой Гянджи и множества других боёв… Как он тогда  на Аскаране, с отрядом штуцерников полчища Пир-Кули-Хана отразил, а через три дня всего…  Тьфу! А прочие? Со многими Неждан и в карты играл, и ел из одного котелка, под одной шинелью тревожными ночами порой укрываться приходилось!  Одному даже 60-т мать их, копеек должен остался…
- Твою мать за бока и за ноги! – громко  выругался Неждан, и тут же получил от ротного вопрос, чего это он мол так злиться?
- Да так ваше благородие, предателей наших вспомнил, и настроение себе испортил! – мрачно ответил Неждан.
- Предателей? – хмуро переспросил Белугин – да, я их тоже вспомнил, невольно на ум пришли, ублюдки…
- Я ваше благородие уже как вернулись, думал про них, что они дескать теперь чувствуют, узнав что  мы всё же выстояли, победили и вернулись?  - задумчиво рассказал Неждан, резво шагая рядом.
- Что бы они теперь не думали унтер, для них всё, Честь, Родина, Земля Русская, всё уже вчера…  А их Завтра… а его у них ни у кого уже нету теперь, ни у кого! А чувства, кто-то проклинает себя за минутное малодушие, а кому-то уже всё равно. Я думаю так вот где-то…
Примерно к полудню объявили привал, стали как положено, с усиленными караулами. Дело было в том, что в первые дни, после долгого стояния в городах, темп марша по уставу, не должен был превышать 20-ти вёрст в сутки, что позволяло лошадям и людям, постепенно втягиваться в ритм движения, и тем избегать больших потерь, связанных с переутомлениями.  В дальнейшем, скорость таких маршей достигала 35-ти и более вёрст в сутки.  И только в особо исключительных, критических ситуациях, скорость могла возрасти более чем в два раза, что случалось крайне редко. И вообще в начале таких рейдов, офицеры проведя солдат на пять вёрст, давали им на отдых час, отошедши на десять-два часа, прошедши 15-ть, три часа, и так далее.  Раздавали традиционную в таких случаях мясную и винную порцию дважды в день, дабы не изнурить и сохранить войска. Мало того, на привалах предписывалось ни для кого без конца не вставать, если только государь-император пожалует своим визитом.
Отряд Небольсина  к моменту нашего повествования,  был в походе уже несколько дней, втянулся в быстрый темп, и на отдых становился лишь в полдень, обстановка вокруг становилась серьёзной. Сразу стали раздавать вино и мясо,  запасы отряда на сей раз, пока позволяли себе это. Развели костры, забулькал кипяток, посыпалось в него пшено, запахло кулешом. Едва Уличев с товарищами проглотили свои винные порции,  и закусили их мясными, к ним подошёл и сел на камушек их ротный командир.
- В разведку надо сходить, Уличев – тихо сказал он.
- Ну коли надо сходим – буднично кивнул Неждан дожёвывая кусок с ножа – Сколь рыл-то с собой взять прикажете?
- Возьми кого сам знаешь четверых, и часика через полтора отправляйтесь. Прощупайте местность между Аскараном и Шах-Булахом, внимательно так, не спехом…
- Глубоко щупать-то?
- Да вёрст на 20-ть надо бы Уличев.
- Есть на 20-ть, «язык» нужен?
- По ситуации, но особо не старайтесь,  тут многое и так уже понятно. Выясните не готовят ли персы и карабагцы нам засады  где, не отравлены ли колодцы по пути, ну вас ребята учить не надо.  В общем доедайте, отдохните часок, и с богом. Да, мы где-то часа через два тронемся, и пойдём всё по этой же дороге, и к ночи станем примерно вот здесь – Белугин достал из сумки сложенную в двое небольшую карту, и развернув её, указал пальцем – туда сразу и идите. Не задерживаться, никуда не лезть, ни во что не ввязываться и не встревать, приказ ясен?
- Так точно!
-- Ну тогда всё, к ночи ждём тебя и твою команду с вестями – проговорил поручик, и улыбнувшись чему-то, сказал вдруг,  что хотел и сам в разведку сходить, но Котляревский не позволил.
- Да сходите ещё, Вадим Григорич, война эта не завтра кончится! – отсыпал командиру надежды от щедрот своих, унтер-офицер.
- Готовься давай, оптимист! – хмыкнул поручик, и поднявшись пошёл проверять настроение в роте. Команду Уличев подобрал за две минуты.
- Так, Сан Саныч, Пал Палыч, Лёшка Чекан и Стёпа Зоркий, через час быть готовыми к выходу идём в разведку! – обрадовал унтер своих товарищей, и растянулся на разостланной шинели спать. Час сна на войне, порою был дороже золота…
               
                *            *            *            *

Пятеро разведчиков серыми ( а вернее зелёными) тенями, скользили по горам и лесам.  Уже имея опыт в таких делах, Уличев устраивал своим бойцам 10-ти минутные привалы, через каждые полтора-два часа непрерывного движения по лесным тропинкам и дорогам, а когда приходилось преодолевать довольно крутые подъёмы, то отдых своим товарищам Неждан давал каждые 50-т минут, а на совсем сложных подъёмах, и чаще.  По лесу и зарослям шли без шумно,а когда поджимало время, Уличев давал короткую команду «Скорым!»  и отряд переходил на ускоренный шаг и даже бег. Егеря обходили подозрительные заболоченные и топкие места, лезть туда нужды никакой не было. Когда Уличев шедший впереди шагов на 10-ть, чувствовал дальше либо в стороне подозрительный шум, он делал рукой нужный жест, и команда мгновенно растворялась на местности. Так за несколько часов пути, они пропустили через себя небольшой отряд карабахских всадников, пару крестьянских повозок с дровами, да гомонящую стайку детей. Лёжа в такие минуты в укрытии, припав как тень к земле, Неждан истово молился чтобы никто из простых селян не налетел бы на них, ибо в этом случае он будет обязан… Думать дальше унтеру совсем не хотелось. Но господь видимо его услышал, и никто к обоюдному счастью, сам на них не наскочил, а аулы они обходили. Один раз, Неждан остановил свой отряд чтобы погрызть сухарей да попить воды.
Чтобы не создавать в лесу лишнего шума от старой листвы или сучьев, разведчики двигались коротким шагом, ставя ноги на землю мягко, как бы нащупывая почву. Если под ногами оказывалось много сучьев, то прежде чем шагнуть, егеря носком ноги разворушали их, а потом осторожно наступали, и так шли. По каменистым, полным сыпучего щебня дорогам,  егеря двигались хоть и медленным, но устойчивым и твёрдым шагом, что позволяло избегать лишнего шума. Вся хитрая егерская наука, уже в который раз выручала  и пригождалась нашим героям. В одном месте, переходя мелкий ручей, или реку, шли протаскивая ноги скользящими  движениями, напоминавшими ходьбу на лыжах.
И вообще, разведчики в лице унтера Уличева, старались выбирать себе такие тропы, чтобы не оставлять никаких следов. Неждан категорически запретил ломать ветки по ходу движения, сдвигать с дорог камни и камешки, а так же курить, скоро мол домой, потерпите.  Предосторожность лишней не бывает, но бойцы и без того нигде не встретили усиленных патрулей, укреплённых селений, либо поисковых команд противника. Несколько раз сверху, из леса либо из за камней, егеря видели конные толпы вооружённых карабахцев, что двигались в определённом направлении.
- Наверняка опять на Аскаран, либо Шах-Булах  идут,  всё повторяется! -  прошептал своим Неждан, не отрывая глаз от движения отрядов.  Затем достал небольшую карту что вручил ему перед выходом ротный, и недолго поглядев на неё, спрятал. Эти места он хорошо помнил с прошлого года, когда сам, под началом тогда ещё подпоручика Белугина, был здесь в разведке.
- Возвращаемся, наши уже теперь скоро на ночёвку станут, а идти нам ещё долго, хоть и чуть меньше! – приказал унтер-офицер, и отряд так же без шума, не привлекая к себе внимания, двинулся обратно. Уже на закате, когда диск Ярилы коснулся края горизонта, двигаясь  по верху одной из сторон средней глубины дефиле, или проще говоря узкого прохода меж далеко тянущихся, поросших редколесьем земляных валов, Неждан загодя услышал  движение небольшого обоза с верблюдами. Доли секунды, и егеря слились  с пейзажем совершенно. Через пару минут показалась небольшая процессия состоящая из двух верблюдов с пушками-замбуреками  на горбах, богатой, укрытой разноцветными шелками повозке запряжённой парой коней, и восемь всадников с ружьями, лениво покачивающихся в сёдлах, а кое-кто и носом клевал. Первым, самым первым порывом Уличева было молниеносно напасть, уничтожить охрану и завладеть пушками, но вовремя вспомнив наказ командира никуда не встревать, он позволил обозу благополучно уйти. Когда процессия скрылась, Неждан  выждав ещё 15-ть минут, тихо приказал «За мной!». Чтобы ускорить движение там, где это позволяла дорога, Уличев  велел двигаться то «Скорым» а то и совсем быстрым «Резвым» или «Беглым»   шагом, коим их на учениях  до седьмого пота гоняли отцы-командиры в полной выкладке, но добились того что бойцы за минуту пробегали 350 шагов. Правда «Беглый» шаг применяли редко и лишь по необходимости, когда того требовала обстановка. Последние вёрст пять до своих, шли положив ружья на плечи, но не теряя бдительности. Чтобы не нарваться на пулю из своих секретов и дозоров в наступившей темноте, Уличев, уже зная примерно на каком расстоянии от  лагеря  должны быть самые передовые посты, трижды прокричал условный сигнал, подражая голосу ночной птицы. Ему тут же ответили три раза.
- За мной! – шепнул он своим, и поднялся первым. Пройдя шагов 20-ть, они услышали негромкий оклик одного из часовых, последовавший за взводом курка.
- Стой, кто идёт?
- Свои! – коротко выдохнул Неждан остановившись.
- Свои? – насмешливо переспросил голос, и тут же добавил – Свои по спине ползают, назовитесь кто такие?
- Унтер-офицер Уличев с разведчиками, из роты Белугина! – спокойно ответил Неждан знавший порядок. Кусты почти без шумно колыхнулись, и одна чёрная тень блеснув пуговицами да стволом ружья, негромко осведомилась.
- Прозвище самого мелкого бойца в батальоне?
- Голиафом нашего Лягушкина кличут, ну хорош уже братцы, давай пропускай! – усмехнулся Неждан, хваля про себя бдительность товарищей, это тебе не персидские беспечные караулы, на дурачка не проскочишь! Часовой не поворачивая головы коротко и приглушённо свистнул, и шагов за 20-ть, из мрака поднялись ещё две тени блеснув плоскостями штыков.
- Давай гуськом проходи, по одному!- разрешил часовой, и отошёл на несколько шагов в сторону, держа ружьё всё же на перевес.  «И палец у тебя братец на курке сейчас, молодец солдат, с таким охранением никакие диверсии не страшны!»  довольно подумал Уличев, шагая к огонькам костров. Данные принесённые разведчиками, только усилили подозрение русского командования: карабахцы всецело на стороне персов, и не только из-за гибели Ибрагим-хана, всё это готовилось давно, и рассчитывать приходилось только на свои собственные силы, или в крайнем случаен на небольшие отряды армянских добровольцев или проводников…
Первая встреча с крупными силами врага, у отряда генерал-майора Небольсина, произошла 8 июля 1806 года, между реками Шах-Булах и Аскараном.  Егеря шедшие в авангарде первыми заметили конные массы  противника. Штуцерники  тут же метким огнём посбивали с коней нескольких особо выделявшихся внешним видом всадников,  после чего остальные обнажив сабли, с воинственным боевым кличем и проклятием в адрес неверных, ринулись с трёх сторон в атаку. Однако местность где началась баталия, оказалась мало пригодной для больших масс конницы, а персов как раз таки  и было мягко говоря, много. И всадники их скорее мешали друг другу, создавали толчею, и гибли целыми десятками.  Егеря во главе с неутомимым Котляревским, действовали  в рассыпном строю перед основным каре своих войск, в центре которого, на коне восседал командир всего отряда, Небольсин.  Уличев с товарищами, средь которых были равномерно распределены штуцерники, короткими перебежками, парами как учили, шаг за шагом, сменяя друг друга, продвигались вперёд, очищая путь для каре, двигавшегося следом. Меж тем как одни егеря держали атаки конницы по фронту, не позволяя смять себя, другие укрываясь меж камней, скал,  на уступах и небольших утёсах, метким огнём поражали оттуда неприятельских кавалеристов. Следом за пулями, очень скоро в персов  сверху полетели гранаты, которые разрываясь в гуще всадников, наносили им уничтожающий урон.  Персы, видя что с ходу раздавить русских не получилось, отхлынули, перегруппировались и вновь бросились в атаку сразу  на всех направлениях,  стремясь во что бы то ни стало, смять передовой заслон егерей,  и врубится таки всей массой в каре! Персы в этот раз неслись в атаку не только с саблями,  в их руках уже плевались огнём пистолеты и длинноствольные, но в основном старые, фитильные ружья,  а некоторые ловкие и смелые всадники, подскакивая на близкую дистанцию, метали в русских гранаты, но почти все впрочем погибали тут же, опытные штуцерники выбивали таких сразу же.
То тут, то там, схватившись за грудь, падал на спину не успевший перезарядить своё ружьё егерь, а его напарник пригнувшись перебегал к соседней паре, и палил уже оттуда. Вот другой боец 17-го полка получив смертельный свинец в живот, выронив ружьё, лицом вниз падает на круглый валун, обагрив его своей кровью.  А там уж ещё один, до того метко разивший врагов с уступа, вдруг дёрнувшись всем телом как от невидимого укола, без жизненно повисает, выронив брякнувшее ружьё вниз, на острых краях скалистого уступа.  Но уже летят, с утёсов да из-за камней  пули и гранаты возмездия, всё больше конских и людских тел громоздиться перед казалось давно уже должным погибнуть рассыпным строем русских егерей, и адская пыль перемешавшись с раскалённым, просолившимся от кровавого марева воздухом, оседала сухим туманом, на сражающихся людей.
Несмотря на потери, персы зная что  русских перед ними мало, упрямо лезли вперёд, стараясь в первую очередь уничтожить осточертевших им егерей, этих «проклятых шайтанов», и проломить-таки сомкнутое каре, медленно ползущее вперёд, по пятам за своей «летучей армией», своим окровавленным, грязным от пыли и копоти авангардом, егерями 17-го полка.
Котляревский, будучи с ближними офицерами в первых рядах, подбадривал колеблющихся, и бросался с адъютантами в те места, где надо было воодушевить тех,  кто перед не кончавшимися массами врага,  иногда подавал признаки колебания. Рядом  с ним или поблизости, самолично держалась группа солдат  среди коих выделялось три-четыре штуцерника, не подпускавших к майору  вражеских всадников.  Последние, уже хорошо зная Петра Степановича в лицо и различая его по мундиру, старались пробиться к нему и либо зарубить, либо сразить пулей. Но конных ни он сам ни его спутники так близко не подпускали, а пули, десятками визжавшие вокруг него,  казалось не брали легендарного  военачальника. Персы не даром боялись Котляревского,  и старались уничтожить его всеми силами, ибо за его голову были обещаны огромные деньги.  Но Котляревскому казалось было всё равно: вот слева дрогнули и остановили  продвижение егеря, и даже стали сдавать назад под напором массы всадников, он махнув шпагой кидается с частью людей туда, вырывается вперёд «Ребятушки не трусь, за мной, сдюжим!» идя казалось на верную смерть, но не тут-то было. Словно от ковша ледяной воды шарахнутого невидимой рукой за шиворот, вскидывались поколебавшиеся было егеря, и бросались уже всеми прикрывать своего верного и незабвенного командира.
- Уйди! – умоляюще кричали ему высовываясь из-за укрытий  его солдаты, а иные вскочив на валуны и даже взлетев на невысокие уступы утёсов – Уйди Христа ради! Убьють ведь!  Куды ж ты отец наш к чяртям в зубы-то лезешь, а?!
Но майор Котляревский не бравировал и не понтировал под пулями как это могло показаться со стороны, нет. Он прекрасно видел где грозит смертельная опасность, и всегда был на чеку, умея увернуться, пригнуться или чуть уклониться от пули в нужный момент. Уличев с ребятами держали позицию среди камней, медленно продвигаясь вперёд. Сначала боя, русский отряд прошёл уже несколько вёрст, не давая врагу возможности, реализовать свой численный перевес. Тех раненых егерей что не могли двигаться сами, оттаскивали выбегающие из рядов каре мушкетёры- тифлисцы, и оказывали всю необходимую помощь. Неждан опустошил уже треть своего боезапаса, когда зарядив ружьё уже в который раз, вскочил зачем-то на небольшой валун и почти в упор бахнул в одного из двух подскочивших сюда всадников, и не успел ещё тот пасть из седла, проворный разведчик  бился в поединке уже со вторым противником. Ловок и умел оказался хорошо одетый всадник в богатом халате и высокой шапке. Перс вертелся в седле отбивая выпады егеря, стараясь выбить у него из рук ружьё и зарубить. Но Неждан не даром поминал первые полтора года солдатского учения, нехорошими словами свою барыню!  Руки бойца работали уже механически, а фехтование штыком,давно стало  частью его самого,  он сросся с оружием в одно целое.  Отбив-отведя в право удар вражьей сабли, Уличев не теряя времени, тем же движением, но уже сверху вниз, наискось полоснул перса плоским штыком от плеча до пояса,  но под халатом, выбив сноп искр, оказалась кольчуга. Дело решили доли мгновения.  Руки егеря не делая лишнего замаха,  тут же снизу в верх, ударили штыком так,как мужик на поле насаживает и подаёт на телегу свеже сжатый сноп. Удар пришёлся прямо в горло, штык пробил кадык и вышел чуть ниже затылка. Сразу дёрнув оружие на себя, Уличев свалив труп с седла,  не долго думая,  вдруг сам не зная зачем, запрыгнул в него, и перехватив своё ружьё словно пику, заорав «Ура!» ринулся  очертя голову наперерез двум вылетевшим далеко вперёд персидским всадникам. У ротного Белугина, от увиденного отвисла челюсть и полезли на лоб глаза.  Он поперхнулся,  и указывая  шпагой на джигитующего подчинённого, заорал во всю глотку благим матом.
- Ку-уда-а-а??!! Куда тебя понесло-о???  Ули-и-че-е-в!!!  Сто-о-яа-а-ть!!  Назад мерз-а-а-вец!!   Под арест пойдё-о-о-шь!! Стоять твою в три господа бога душу ма-а-ть!!!  В арестантские р-роты законопачу-у!! – синея от гнева и страха за приятеля надрывался ротный, но всё было тщетно. Унтер-офицер Уличев,  с боевым кличем «Ур-р-р-а-а!» с ходу на всём скаку пронзил одного, затем держась за лошадь крепко сжатыми ногами (как учили!) перехватив ружьё уже обеими руками, стал яростно отбиваться от наседавших персов, поддержанный правда быстро пришедшими на помощь товарищами из второй роты. Со стороны  могло показаться что это русский предводитель некоего отряда, сидя в седле ведёт своих бойцов вперёд, творя  штыком искусные чудеса  рукопашного боя, хотя и противу всех законов тактики и боевого устава…
Котляревский, отбив очередной натиск на своём крыле, увидав воочию всю эту эквилибристику с конным своим егерем, быстро спросил у своего адъютанта.
- Так, а это что там за молодец кренделя верхом выписывает? Это не из Белугинских  ли  «сапожников»?
- Он самый Пётр Степаныч, да это ж Уличев, разведчик, говорят большой оригинал! – пояснил адъютант.
- А ведь молодец черяка! Ей-ей молодец! Ты погляди что  делает, ну чистый драгун! Коли не ухлопают сего оригинала, представить к  «георгию», заслужил! – восхищённо приказал Котляревский , и адъютант кивнув «Слушаюсь!»  опять поспешил за майором, который снова повёл своих егерей дальше.
Поручик Белугин видя какая каша несусветная заварилась в центре, и что «мерзавец» пока жив и успешно отбиваясь сколол с седла уже третьего,  прорычав «Ну я тебе устрою с-сукин сын!» и указав шпагой на это побоище прокричал.
- Р-ро-ота-а! За мно-о-о-й, У-ур-р-р-а-а!! – и первым бросился туда, где среди камней, помогая Уличеву устоять, уже стеной стояли не только егеря, но и высланные  гнерал-майором Небольсиным им в подкрепление, две роты тифлисских мушкетёров.  Сражение в тот день закончилось на 16-й версте сего грандиозного движения. Потеряв самых сильных и смелых,  персидские всадники упав духом, отхлынули прочь, уже не слушаясь ни команд,  ни угроз, ни уговоров, ни проклятий своих неистовых ханов…
Отбив первый большой натиск противника, русские стали лагерем, и принялись приводить себя в порядок, собирая убитых и раненых, да деля меж собой трофеи. Неждан на захваченном жеребце ещё не совсем отойдя от дикой горячки боя, вернулся к своей роте, и соскочив с седла, браво доложил ротному командиру, глядевшему на него как-то особо «по-доброму».
- Ваше благородие, осмелюсь доложить, в бою по мимо прочего, захватил живьём неприятельского коня! Скотина добрая, и меня уже слушается!
- Скотина, говоришь добрая? – «ласково» переспросил Белугин, прикидывая про себя, тут , прямо на месте прибить сего негодяя, или вначале обнять да похвалить, а уж опосля от души обматерить, чтобы несмел мерзавец в друголядь такие вензеля выкручивать?
- Так точно,  я струхнул по началу-то, как вперёд на нём пошёл, думал сбросить сволочь, он же не русский,  а потом ничё, смирился! – невозмутимо разъяснял унтер-офицер, только теперь начавши подозревать, что его ротный военачальник, вроде как не совсем им доволен.
- Угу – буркнув кивнул  на это Белугин – а больше ты Уличев ничего такого не думал, по мимо коня-то? – заботливо уточнил поручик, не до конца пока определив для себя,  издевается сей герой над ним, или он в самом деле такой?
- Никак нет ваше благородие, некогда было! – чётко ответил унтер, оттолкнув легонько любопытную конскую морду, сунувшуюся ему через плечо.
- Я тебя подлеца такого, в другой раз под арест отдам за такие шутки, мерзавец! – борясь с собой, выдавил оставшуюся строгость Белугин, что бы хоть как-то дать понять бойцу, что такое дисциплина.
- Виноват простите? – непонимающе переспросил Неждан, слегка удивившись.
- Тебя какой чёрт в эту кашу верхом понёс?! Пикадор грёбанный! – строго гаркнул вдруг ротный, растормошив таки угасавшую уже было строгость – Выпучил гляделки-то свои и полетел!
- Так я…
- Молчать!
- Да я и молчу…
- Молчать мерзавец! Убили б дурака у нас на глазах и всё! Ни хера калганом своим пустым не думаешь Неждан! – продолжал пенять Белугин, но больше уже для виду. Нарушитель дисциплины скромно потупил взор.
- Виноват ваше благородие, я больше так не буду! – покаянно вздохнув пообещал разведчик,  на что стоявшие кругом товарищи, сдержанно захихикали.  Командир чтобы самому не заржать от всего этого, велел герою дня убираться с глаз долой, и трофей свой забрать да напоить. Но Уличев не успел никуда убраться, прибежал вестовой из штаба, и сообщил что унтер-офицера Уличева сей же час требуют к генералу.  Передав коня стоявшему рядом Сан Санычу, Уличев отряхнулся, застегнулся на оставшиеся после драки пуговицы, и вознамерился уже идти, как ротный тихонько произнёс.
- Уличев, ты там это, держись по виноватей, и болтай по меньше, авось пронесёт!
- А что, думаете бить будут? – уже обычным, задумчивым голосом переспросил  унтер, пытаясь на ходу сообразить, на кой он понадобился генералу-то?
- Всё может быть за твои выкрутасы-то! – шевельнув бровями ответил ротный. И Неждан коротко перекрестившись, быстрым шагом направился к штабной палатке. Он вернулся через пол часа, довольный и радостный, а на груди у него сверкал новенький «георгий» третьей степени.  У Белугина от удивления, брови на лбу стали «домиком».
- Во – довольно пояснил Уличев, когда уже старой компанией, сидели в кружок на камнях – Котляревский меня представил к кресту, за мой наскок верхом на персов. Сначало конечно поругали малость, ну а потом сам Небольсин «георгия»-то из ларчика взял, и без лишних вензелей и вручил, носи мол с честью братец, заслужил!
- Везучий ты Неждан – восхитился Белугинн – если башку по дурному не потеряешь, быть тебе полковником!
Прочие бойцы так же искренне стали поздравлять товарища. Забегая вперёд скажем что к вечеру, за тот бой,  было награждено крестами, медалями да орденами, множество солдат и офицеров, в основном конечно из батальона Котляревского.  Мало того, из закадычной «сапожной» кампании, медали за храбрость и доблесть получили Сан Саныч, Зорких Стёпа, и Чеканов Лёшка, прочие деловито пророчили что их награды впереди, у Аббаски в полках их дожидаются. Пока же, поручик Белугин выудил откуда-то из недр своих бутылку вина, и поставил в центре на землю.
- Во кавалер, нарочно как ты ушёл, сбегал в обоз да выпросил, как сердце прямо чуяло что понадобиться, доставайте посуду-кружки, будем обмывать твой крест Уличев, чтобы не был последним! – пояснил Белугин. Уже чуть позже, после третьего тоста за погибших, Уличев спросил у ротного.
- Ваше благородие, а много наших пало ныне?
- Нам Уличев при нашем количестве-то, любые потери велики – вздохнув ответил поручик – в нашей роте два десятка убитых, больше всех,  в иных ротах по меньше… Вот я чего и наорал-то на тебя, сорви-голова! – пояснил командир – Не бравируй ты унтер так без нужды, уложат в один секунд!
- Да я понимаю вас Вадим Григорич, я ж и сам толком не понимаю как оно вышло-то? Хвать, ан я уже и в седле и в атаку с ружьём как с пикой лечу, так-то вот! – виновато рассказал Неждан.
- Увлечение боем, упоение им же,  по-разному это называется – пояснил Белугин – но беречься Неждан надо, беречься необходимо, мне свами ещё до победы дожить нужно! – тихо закончил ротный, и сказал что пора всем кто не идёт в ночной караул, идти отдыхать.
На несколько дней, на фронте наступило затишье. По данным разведки, Аббас-мирза, раздражённый постоянными победами русского отряда, страшно разгневался на свои войска за отступление и поражение.  Гнев наследного принца дошёл до таких размеров, что на устроенном им нарочно смотре, он заставил свои войска дать ему клятву победить русских,  либо всем умереть. Стороны расправляли плечи и готовились к решительному сражению.
13 июля 1806 года Аббас-Мирза с основными силами состоящими из 16-ти  тысяч конницы и 4-х тысяч пехоты, встретился на реке Аскарани близ Ханашинского ущелья, со всеми силами генерал-лейтенанта Петра Фёдоровича Небольсина, состоявшими из примерно 1600 человек. Котляревский со своими егерями был поставлен на левом фланге, против высот, где на очень выгодной позиции закрепилась разношерстная  персидская пехота. Майор очень долго глядел на высоты в подзорную трубу, объезжая с недосягаемого для стрелков расстояния, эти позиции. Егеря его батальона меж тем лежали на траве напротив вражьих позиций.  Бой на правом фланге уже закипал, и унтер-офицер Уличев грызя травинку,  под стрекот кузнечиков размышлял о том,  что скоро им придётся идти почти в самоубийственную атаку, неприятель окопавшийся на высотах, превосходит их батальон  числом в разы! Одна надежда на то что не все персы вооружены ружьями, да и ружья хорошие только у гвардии принца и самого шаха, а прочие, это устаревшая, длиннющая да неудобная фитильная дрянь середины прошлого века, а то и старше. Да и стрелки из персов те ещё. Вот черкесы, чеченцы да другие отчаянные башки, те да,  те опасней намного как говорили «старики», и рубиться и стрелять большие мастера. Да курды из пистолетов на скаку стреляют мастерски. Но тут, нету ни черкесов,  ни прочих отчаянных джигитов, а численному скопищу, мы противопоставим меткость стрельбы, русское упорство, штыковой бой, и сложную для понимания персиян, тактику егерского боя. Качество  против количества! И всё же неприятно ныло в брюхе, ничего, драка за эти высоты будет нешуточной, не легче той, за которую пять дней назад второго «георгия» получил… Размышления Неждана, прервал молчавший до того Стёпа Зорких.
- Как думаешь сам, Уличев,  много их там на высотах этих сидит, или нет?
- До хера Зоркий, до хера Стёпа! – задумчиво догрызая стебель травы, ответил Неждан, зацепив краем глаза, за кусок синего неба, ответил Неждан.
- Собьём с одной атаки, как думаешь?
- Собьём! – кивнул Неждан, и сухо сплюнув добавил – тока высоты эти ещё и удержать надо будет, от нас с тобой брат исход битвы зависит, уяснил?
- Да понятно – вздохнул Зорких - высоты эти ключевые, недаром Аббаска туда войск нагнал тьму-тьмущую!
Внимание Уличева отвлёк шорох слева, и унтер повернул голову. К нему, ящерицей подполз солдат Лягушкин с озабоченным лицом, от чего Уличев невольно заулыбался.
- Ну, Лягушкин, ты чего приполз-то, за сухарями что ль? – чуть улыбнувшись осведомился унтер.
- Да нет! – отдышавшись выдохнул боец, переводя дух – я тут вот зачем,  Вадимыч, в общем вот! – Лягушкин неловко полез в карман, и выудив оттуда увесистый, синего цвета звякнувший кошелёк, протянул унтеру – возьми!
- Это ты с чего такой щедрый Федя, и что эт за капитал у тя? – подозрительно глядя на товарища,  поинтересовался Неждан.
- Да это, ну… он твой по праву, а я взял, совестно мне! – пытался его-то объяснить солдат Лягушкин, но выходило пока не ахти.
- Лягушкин, ты того, говори толком ,а? – озадаченно попросил Неждан, и  товарищ, слегка стыдливо рассказал что пять дней назад, во время боя, когда Уличев заколов знатного перса вскочил на его лошадь и ускакал, то он, Лягушкин,  подбежал к убитому, и хотел взять его кинжал, но увидя на поясе тугой кошелёк, взял только его, а там были серебряные монеты. Он истратил две, а эти решил вернуть, а то совесть заела.
- Ты ж его заколол, значит они твои! – убеждённо заключил Лягушкин и добавил – я всё время собирался вернуть кошелёк, да не давало что-то. А тут с минуты на минуту в атаку идти, ну я и решил что самое время, мало ли?
Уличев немного удивился поступку Лягушкина. На поле боя многие брали добычу: оружие, обувь, деньги или украшения с убитых, то был закон войны, что с бою взято, то свято, и о случаях вот такого возврата, Неждан не слышал. Одобрительно хмыкнув он принял кошелёк, подержал его на ладони, а потом пережав посередине, отсыпал половину и протянул Лягушкину.
- Бери Федя, твоя законная доля за честность, бери не раздумывай, после боя как на постой станем, ребят с тобой угостим!
Солдат Лягушкин уже с другой, радостной улыбкой, взял деньги, завязал их в носовой платок, и сунул в карман.
- Всё Лягушкин, ползи на место,  щас начнётся скоро! – отрывисто бросил унтер, и тот быстро уполз обратно. Уличев повернул голову к Стёпе.
- Видал Зоркий? – удивлённо спросил он, на что Стёпа одобрительно кивнул.
- Чудной он этот Лягушкин, кто иной на его месте, заныкал бы этот кошель, да и жил бы кум-королю, а он вернул… Молодец, такой не предаст…
Уличев уже ничего не успел ответить. Сзади порывисто забили барабаны, подавая сигнал к началу атаки.
- Ну, пошли! – деловито выдохнул унтер, вытягивая из ножен слева, плоский штык и примыкая его к ружью.  Оттолкнувшись от земли, во весь рост поднялись зелёные цепи егерей с поблёскивающими серебром штыками, и чётко, в ритм барабанного боя, пошли рассыпным строем в атаку на высоты. Вёл их увлекая собственным примером, сам Котляревский.
Персы начали беспорядочную пальбу из ружей  и пистолетов, ещё даже когда атакующие, не достигли нужной для убойной силы дистанции. Да и ружья их были как уже выше говорилось, далеко не лучшего качества, и вооружены ими были к счастью не все поголовно.  Залпы из орудий тоже практически не достигали цели, ядра рвались то с недолётом то с перелётом. Уже на подходе, из передовых окопов стали в страхе вылезать персидские солдаты, и бежать назад, не обращая внимание на яростную брань своих бородатых командиров.  Подойдя на нужную дистанцию, шеренги егерей сделав три убийственных залпа, разом закричав «Ура-а-а!!»  бросились в штыки, стараясь как можно скорее забежать на эти высоты.
Хотя много персов и бежало, но и тех что оставались хватило нашим с лихвой! Похватав кто копья, кто сабли, а кто ставшие уже без полезными теперь ружья, обороняющиеся с боевыми криками пошли в контратаку, надеясь смять и сбросить егерей вниз. Но бойцы 17-го полка не даром считались одними из лучших в своём роде. Шеренги их перед лицом вражеских толпищ мгновенно сомкнулись, образовав не прорываемые для персов, ощетинившиеся  штыками, и плюющие огнём линии. Уличев уже привычным ударом принял на штык одного перса, перешагнув труп отбил выпад копья и заколол второго, потом третьего, четвёртого, и пошла гулять-хороводить смерть голодная на высотах, где среди траншей и батарей орудийных, кипел неравный, но мастерски непревзойдённый, рукопашный бой…
Майор Котляревский бился в первой шеренге прикрываемый с боков унтер-офицерами да стрелками-штуцерниками.  Уже неудобно было ступать и ровно двигаться среди громоздящихся друг на друге тел.  И егерские шеренги вынужденно разомкнулись, но боевые единицы их, пары, не перемешались, а продолжали прикрывая одна другую, прокладывать себе дорогу на высоту. В грохоте боя уже почти не было слышно барабанов, в воздухе витали только хриплые крики персов, отборный русский мат,  треск прикладов, звон клинков и штыков, вопли и стоны убиваемых, да редкая пальба из пистолетов. К Уличеву слева подскочил  потерявший напарника солдат Лягушкин, и тут же, чётким ударом в грудь, заколол выскочившего из-за камня персидского офицера с тяжёлой кривой саблей, а Уличев наворачивал боевые «восьмёрки» своим ружьём,  отбиваясь уже красным от крови штыком, сразу от трёх персов, двоих рядовых с пустыми фитильными ружьями без штыков, и офицера с саблей. Офицера Неждан заколол на третьем выпаде, перемещаясь то в право то в лево, не давая двум другим, броситься на него разом. Второй рухнул поражённый в шею через пол минуты, третий отскочив в сторону, просто бросился через кусты наутёк, но не ушёл, догнала чья-то пуля.
- К орудиям ребята! К орудиям! – хрипло кричал ротный Белугин указуя шпагой на две небольшие пушки, где ещё сопротивлялись персы. Неждан повинуясь приказу бросился туда с ребятами, короткая схватка и всё, кто  из артиллеристов не сбежал, был заколот тут же.
- Занять оборону ребятушки, сейчас они очухаются, Аббаска им фитиля вставит, и они в контратаку попрут большущими силами! – зычно крикнул Котляревский  распоряжаясь на занятой позиции – И запомни ребята, мы, с высоты сей не уйдём, выбьют, обратно брать будем, и так до дна! Стоять на смерть егеря!
Русские едва успели перевести дух, напиться воды, да закрепиться, как персы густыми массами пехоты окружили высоты, и отрезали Котляревского от основных сил генерал-майора Небольсина,  что на правом фланге, вёл тяжёлый бой с конницей, и ничем пока не мог помочь, ничем.
- Ну, стой крепоко братцы, они теперь от гнева да звездюлей Аббаскиных озверели, и дурма попрут! – пророчески прокричал своим поручик Белугин, вглядываясь туда, где внизу, персы перестраивались для атаки, по всей линии высот разом. Надрывно забили барабаны, и вражеская пехота с боевыми криками, остервенело пошла на приступ. Подпустив их почти вплотную, егеря линия за линией, выкашивали ружейным и орудийным огнём вражеские ряды, но атакующих было так много, что карабкаясь по телам своих, они всё же прорвались к траншеям, и тогда егеря ударили в штыки, успев в последний момент сомкнуть шеренги. Если бы не мастерство и отточенная годами боевая выучка, русский батальон давно бы погиб под этими накатывающимися волнами воинов Аббас-Мирзы.  Однако егеря, ведомые своими отчаянными  офицерами, которых  наверно боялись бы все русские и кавказские черти вместе собранные, вынужденно отходя под диким натиском вражьих туч, всё же не позволили им разорвать свой фронт, и затопить живой лавиной.  «Зелёные шайтаны» как называли егерей некоторые персы и их союзники, вроде бы уже оставив высоты подались назад, но повинуясь зову своего казалось неуязвимого командира Петра Степановича  Котляревского, представлявшегося порой на поле боя эдаким богом войны, намертво стали ощетинившейся линией, затем отбросив ударом налетевших следом персов, стремительным броском, второй раз заняли высоты…
Его высочество наследный принц Аббас-Мирза, уже не знал как клясть и проклинать  своих не умеющих толком воевать верноподданных. Угрожая им самыми лютыми карами, он приказал во что бы то ни стало вернуть высоты, а проклятых егерей и их шайтан-майора Котляревского,  изрубить в куски за их дерзости. Угрозы подействовали, и персидская пехота,  больше боясь гнева повелителя чем русских пуль и штыков,  пошла в новое наступление…
Уличев, уже был дважды ранен, в голову возле левого уха, и в правое предплечье.  Выбросив изувеченный кивер, он с перевязанной головой и рукой, продолжал наравне с другими держать стой.  Спасало обилие воды на позиции, но пить её удавалось только в перерывах между отражением неприятеля.  К счастью для Неждана, раны оказались лёгкими, хотя и болезненными. Верный товарищ Лягушкин, , в распахнутом наполовину мундире, неустанно бился рядом с лева, и показал себя истинным солдатом, на которого можно рассчитывать, покуда он жив.  Вторая атака тоже оказалась яростной, персы захватили обратно даже свои пушки, но русские, выбитые с основной позиции, удержались опять на склонах, вгрызлись в них зубами, и оттолкнувшись подобно раненой рыси, бросились обратно, и штыками разбив центр неприятельской волны, сбросили остатки её брызг вниз,  персы побежали…
Уличев и другие, уже походили на пропитанных потом и кровью фантастических существ из подземного мира, зелёные мундиры, стали какими-то чёрно-буро-чёртведает какими. Используя короткую, получасовую передышку, бойцы перевязывали раненых, пили воду, осматривали убитых,  кто-то курил как Максим Батрачкин, или Куценко с Зорких, а кто-то подобно Лягушкинну грыз сухарь. Уличев отряхнувшись и поправив мундир, оторвал висевшую на нитке пуговицу, и сунул в карман. «Пришью после»,  затем попив воды, привалившись спиной к дереву, решил хоть четверть часа, но поспать. На это время его сна хватило, после чего персы начали третью атаку, но стало уже заметно что они выдыхаются.  Получасовая передышка пришлась кстати, егеря успели отдохнуть, покурить и перезарядить всё что только можно.  Снова подпустили персов вплотную, встретили беглым ружейным огнём выбивая самых ретивых и напористых, затем опять ударили в штыки, опрокинули и отбросили одну линию, вторую,  но за третьей шла четвёртая, пятая, и егеря снова, опять, стали отходить с позиции, но в этот раз устояли хоть и в последней, но всё же траншейной линии, персам не удалось теперь оттеснить русских на склоны высоты. Вновь повёл Котляревский своих воистину железных людей в контратаку, и в третий раз сбил-отразил воинов принца со стратегических высот вниз, не давая им возможности обстреливать оттуда основные силы своих.  Минул четвёртый час общей битвы при Ханашинском ущелье, когда воины Аббас-Мирзы, понукаемые уже даже не проклятиями а чем-то выше этого  понятия, предприняли четвёртую,  и последнюю атаку в тот день на свои так бездарно потерянные позиции. Порыв персов иссяк, пали в этих безуспешных атаках самые бесстрашные,  или наоборот самые отчаявшиеся в своей судьбе люди, но в четвёртый раз, почти забрав у егерей эти трижды проклятые богом холмы,  воины принца опять оказались остановлены,  обескровлены в рукопашном бою, и окончательно сброшены вниз,  обратившись уже в повальное и  поголовное бегство, которое теперь никакими клятвами, угрозами или проклятиями, остановить было невозможно, животный ужас пересилил всё и вся. На правом фланге конница персов также оказалась наголову разгромленной, и вся персидская армия, в панике бежала за реку Аскаран, усеяв своими телами всю местность. Те же тысячи что успели благополучно унести ноги,  в большинстве своём рассеялись по сторонам,  и собрать их во едино, не представлялось в ближайшее время никакой возможности.
Одновременно с этими событиями, подполковник Эристов, в пределах Грузии разбил персов, коими командовал беглый грузинский царевич  Александр.  По завершению баталии на высотах, Котляревский приказал батальону построится. По-ротно,  чётко как привыкли, егеря быстро выстроились на всклоченной и заваленной трупами высоте.  Майор, пару минут молча обходил строй своих усталых, но сильных духом и светлых лицами бойцов. Половина ранены, с замотанными головами, перевязанными руками, где-то даже в истрёпанных и изорванных мундирах,  егеря стояли ровной, мощной стеной.  Они выстояли, снова как и год назад против сильнейшего числом врага, выстояли и победили.
- От имени командования, и от лица всей России, благодарю вас ребята за сегодняшнее дело, молодцы! – зычно крикнул майор.
- Рады стараться, ваше благородие! – бодро рявкнуло разом несколько сотен глоток. А Котляревский приглядевшись, вдруг подошёл к стоявшему в первой шеренге Уличеву, и глянув с начало на перебинтованную с бурым пятном  голову, на которой ветер слегка играл выбившимися волосами, коротко спросил.
- А где же братец твой кивер-то?
- Погиб геройской смертью! – не моргнув ответил егерь.
- А ведь я тебя Уличев запомнил – сказал вдруг  майор, глянув на два «георгия» блестевшие на мундире бойца – пять дней назад, ловко ты чертяка на коне с ружьём-то своим джигитовал, даже меня удивил, а уж я всяких повидал!
- Рад стараться! – последовал  ответ.
- И ныне вот вижу что не ошибся я в тебе, не зря к «георгию» представил, оправдал ты его дважды судя по ранам твоим! – похвалил командир, и чуть веселее справился о самочувствии коня.  Уличев толково разъяснил что трофейная животина осталась с основными силами в резерве под присмотром артиллеристов, ибо сюда коня брать было излишне. Под одобрительный смех товарищей, на этих нотах диалог и завершился. Затем придав земле тела павших товарищей, батальон пошёл на соединение с командующим.
Через несколько дней, генерал-майор Небольсин  выступил из Карабаха на Шекинское ханство, разгромил центральное ядро восстания армию Селим-хана, и с боем взял его столицу, город Нуху, сам же мятежный хан бежал в Персию. Однако ни Котляревский, ни его егеря в этом жарком во всех смыслах деле не участвовали. ( шекинцы окружили свои укрепления горючими материалами, и зажгли их в начале штурма, и русским солдатам пришлось прорываться буквально через огонь) Пётр Степанович со своими удальцами, был оставлен в Шуше, на месте снятого с должности Лисаневича, против которого, уже в чине подполковника, обязан был принять репрессивные меры по делу об убийстве майором, Ибрагим-хана.  Однако Котляревский, убеждённый что Лисаневичь действовал единственно правильно в той ситуации, ибо измены ханов становились уже не терпимы, не только ничего не принял против подследственного, а напротив, заступившись, взял его сторону.
Из-за этого, к удивлению всех солдат армии, у него вышла крупная ссора с полковником Корягиным, который напротив, был убеждён в виновности Лисаневича, и  настаивал на его наказании. Как потом рассказывали,  разговор  меж двух прославленных воинов перешёл на повышенные тона,  и Котляревский сорвавшись по горячности, чем-то сильно оскорбил Корягина. Это вызвало справедливый гнев графа Гудовича, который вызвавши  Котляревского в Тифлис, в жёсткой форме дал  ему понять, что он в своих словах зашёл слишком далеко, и на весь 1807 год виновник был отстранён от дел.
Уже в следующем, 1807 году, генерал Булгаков взял-таки Баку ( вероломный хан бежал к персам) генерал-майор князь Орбелиани опять разбил лезгин, а в начавшейся войне с турками, русские снова взяли неприступную Анапу,  разбили османов при Гумри, но пламя войны в Закавказье от этого не угасало. Персы, ободрённые отвлечением русских сил на турок,  выступили крупными силами к Нахичевани. В такой угрожающей без преувеличения обстановке, вновь понадобился не заурядный ум и талант подполковника Котляревского, и его прославленных  бойцов…

                КОНЕЦ  3-й ГЛАВЫ.          8./03/2019.
                ( ПРОДОЛЖЕНИЕ   СЛЕДУЕТ)

               

-


-
-
-
-

-
-

.
-

-

-
-
-
-
-