22./11/2018.
                Мирослав Авсень.

                Легенда о Егере.
                Приключенческий  роман.
                Глава  1-я.
                Х              Х           Х

Обычный полицейский курьер-вестовой в звании фельдфебеля кои тысячами носятся по матушке-Руси с кожаными сумками через плечо, подъехал неспешно к строящемуся, вернее пристраивающемуся к большому деревянному (очевидно господскому дому) трёхстенку с высоким крыльцом, и деловито оглядев тяпающих топорами мужиков коих было человек шесть- семь, громко поинтересовался.
- Эй, мужики, это что ли будет деревня Лягушкино?
-Лягухино! – деловито поправил полицейского один из работников, среднего роста кряжистый, подтянутый мужик с закатанными до локтей рукавами белой, но уже порядком выгоревшей и покрытой древесной пылью рубахе. Лицо у мужика несмотря на простоту, оказалось чистое и правильное, с небольшими тёмно-русыми усами, и такой же короткой бородой. Седеющие волосы этого же оттенка, были заботливо подвязаны тесёмкой.
- Да мне один чёрт Лягухино или Лягушкино, мне помещик здешний надобен, Уличев Неждан Вадимыч, поручик запаса!- - тем же деловым голосом пояснил дюжий курьер, оглядывая всех с высока, и особенно собеседника в белой рубахе. «Староста должно быть, или приказчик!»- мелькнула у фельдфебеля мысль – есть тут такой?
- Ну как не быть, имеется! – улыбнувшись развёл руками в стороны усатый в белой рубахе, а все прочие мужики, почему- то раскатисто заржали.
- Вы чего горла-то дерёте, сиволапые?- гневно рыкнул фельдфебель, приподнявшись на стременах, и грозя им кулаком – Я вас добром спрашиваю где барин ваш есть? У меня пакет к нему от Ратиславского полицмейстера, двое суток сюды скакал, не за тем чтоб рожи ваши оскаленные разглядывать-то!
- Ладно фельдфебель – спокойно вдруг выдохнул молодец в белой рубахе, уже по деловому сверкнув серыми глазами снизу в верх на курьера, отряхнул рубаху, упёр руки в бока, и не сводя взора со всадника, неспешно проговорил.
- Я помещик здешний, Уличев Неждан Вадимыч, давай чего там наш Белугин Вадим Григорич прислал? – и руку как так и надо протянул. У фельдфебеля от удивления аж усы задёргались, а мужики снова хихикать начали.
- Да… да как ты смеешь надсмехаться над казённым курьером?! – возмущённо загудел посланник, чуть отшатнувшись вместе с конём.
- Да вы знаете что я могу за такие шутки с вами сделать, а? – начал было яриться фельдфебель, уже хватаясь рукой за эфес сабли. Назвавшийся барином повернулся в сторону дома, и ухмыльнувшись в усы, весело прокричал.
- Оленька, душа моя, вынеси голубка мой мундир, а то господин фельдфебель справедливо сомневаться изволили!
- Ох ты господи, опять?  Анютка, вынеси! – донёсся молодой и приятный женский голосок, и через пять минут дворовая девка Анюта, торопливо но бережно  вынесла из дому мундир поручика 17-го егерского полка, мало не с дюжиной наград. Бережно набросила хозяину на плечи со словами «Ой барин, ну как вам в нём ну прямо страсть как хорошо!»
- Ну что фельдфебель, теперь веришь? – иронично спросил барин, на что курьер,  с немалым удивлением ответил что «Да», и спешно, согласно субординации слез с лошади,  и быстро вытащив из кожаной сумки пакет с сургучовой печатью и пометкой «Вручить лично в руки, минуя посторонних» протянул адресату став по стойке «смирно». Уличев вскрыл пакет, читал его содержимое долго, минут пять, затем посуровев вложил бумагу в конверт, и сунул себе во внутренний карман.
- Как звать тебя братец? – спросил барин полицейского.
- Фельдфебель Долгих Николай, сын Трофимов!- чётко, по военному, без подхалимства ответил здоровяк- курьер.
-Двое суток говоришь добирался?
- Точно так ваше благородие, с одной ночёвкой всего, тут, в некоем городишке, коня пожалел, он-то не виноватый что мы люди спешим вечно!- философски добавил курьер.
- Это что же, Вадим Григорич так спешить велели? – думая уже о чём-то своём спросил Уличев.
- Точно так-с ваше благородие! Да ить не за одним вами курьера-то послали, к товарищам вашим по полку кто в лицах, тоже говорят курьеров послали! – тихо доложил Долгих.
- Знаю фельдфебель, знаю, в письме Белугина о том коротенько упомянуто – пояснил барин, и вдруг громко обратился к мужикам, что работать хватит а пора уже и обедать, а у барина-де спешное дело образовалось, и они с фельдфебелем отобедают дома. Николай сын-Трофимыч  спервоначалу слегка стушевался, но потом махнул рукой, и последовал за барином в дом, а коня его, заботливые мужики уже повели поить и  кормить.
Пока шли в столовую, Уличев объявил Долгих что тот, поедет завтра с ним же верхами, и это приказ который не обсуждается, да и курьерской животине требуется отдых. Фельдфебель возразить не дерзнул.  За столом их уже ждала хозяйка дома, молодая, светловолосая и отменно сложенная женщина с карими глазами, возраст которой по-видимому едва ли дотягивал до тридцати. Ольга Пантелевна, так она представилась чуть смущённому гостю, была одета в светлое домашнее платье с небольшим вырезом на груди, и короткими рукавами.
Поле неё суетилось двое ребятишек, 9-ти летний белобрысый Егорка, и темноволосый вихрастый Гришка 8-ми лет, одетые в простые для этих мест костюмчики, такие что и за стол сесть и по улицам бегать. Сам Неждан Вадимыч сходил умылся-переоделся, и вышел к обеду в сером фраке, и белых брюках. Галстуков в домашней обстановке он не повязывал. Фельдфебель сразу было видно что малый не плохой, служилый, но с начальственным человеком за одним столом сидел впервые, а потому заметно стеснялся, пока сама хозяйка, улыбнувшись не пояснила гостю.
- Да ты солдат не стесняйся, мы господа-то не великие, шесть душ у нас, а имение не родовое, а супругу за верную службу государем даденое, так что мы никакие и не господа если по совести!
- Так-то оно может и так – нехотя согласился Николай Трофимыч, осторожно поглощая щи – но вот их благородие-то поручик, стало быть офицер и дворянин, а я-то, из солдат пехотных, по ранению после Отечественной в полицию перешёл, да вот до фельдфебеля и дослужился.
- Так и я ведь, Николай сын- Трофимов – озорно хмыкнул Уличев, наливая себе и ему по рюмашке водки для аппетита – дворянином не родился, да, из рекрутов я, из крепостных, правда не отсюда а из Тамбовской губернии. Забрили лоб мне по злобе помещицы моей, и определили нижним чином в 17-й егерский полк, откуда после трёх лет тяжкого учения, я попал на Кавказ, в самое начало войны с Персией, и прошёл её всю от и до. Вот там-то, и чины, и награды и дворянство получил!
- Я конечно слыхал чтоб из солдат да в дворяне сразу попадали, там, за бесстрашие и доблесть, кто первый на стену крепостную взойдёт, много такого слыхал, да. Но вот чтоб в живую такого человека как вы увидать, это впервые! – восхитился фельдфебель.
- Нам с тобой Долгих я полагаю вместе служить придётся – начал рассуждать Уличев – в противном случае Белугин другого бы прислал, так?
- Может и так ваше благородие – кивнув подтвердил курьер проглотив с вилки пельмень – я у них на хорошем счету-с, да и службу уважаю…
- Ты ночью выезжал? – задумчиво спросил Уличев, неотрывно глядя на графин с водкой в котором играли разноцветные искры.
- Точно так-с, как было приказано, за полночь, и куда и зачем еду, ни одна душа не узнала!- так же тихо ответил фельдфебель. Уличев перевёл взгляд с графина на собеседника, пододвинул ему рукой блюдо с жаренным в луке сазаном , угощайся мол, и как бы в продолжении разговора поинтересовался.
- А скажи братец, а других курьеров ты лично сам видел? К другим моим товарищам?
Лицо полицейского Долгих приняло неуверенно-таинственный вид.
- Я ваше благородие знаю только то, что они были, то есть могли быть… Но кого, куда и когда отправил Вадим Григорич, не ведаю…
-Ну добро, значит дело спешное и разглашательства не требует – вслух сказал помещик, а про себя подумал «Знать серьёзная игра предстоит господа егеря, если командир нас всех кого может, тайно собирает. Открыто ехать не следует, что бы там могло быть?»
- Ну, ты как, насытился братец? – спросил он вдруг у фельдфебеля.
- Так точно ваше благородие, сыт вполне!- искренне ответил Долгих, и машинально встал из-за стола, хозяин тоже приподнялся, и хотел что-то сказать.
- Неждан, а как же чай? Мы же не пили ещё?- удивлённо заметила супруга.
- Обожди Оль – улыбнулся Уличев – успеем и чай! – и снова обратился к курьеру – ты ступай братец теперь вон туда, в людскую, там у дворни моим словом испроси себе на ночь койку, ну и чаю там попьёшь заодно!
- Слушаюсь ваше благородие! – фельдфебель чётко развернулся, и чеканя шаг удалился.
- Служака! – хмыкнул помещик, и улыбнулся. Говоря курьеру «дворня», он шутил сам с собой, ибо было той дворни кухарка Прасковья, горничная Анютка, да дворник Матвей, он же сторож и кучер.
- Подавайте самовар уже! – громко позвал Уличев повернув голову. «Несу барин!» донёсся голос Матвея из кухни, и через полминуты, дюжий бородач занёс медный, пышущий паром, полуведерный яйцевидный самовар, и и проворно поставил на середину стола.
- Пожалуйте Неждан Вадимыч!
- Как там курьера-то, разместите? – с напускным скепсисом спросил барин, на что дворник басовито ответил, что на лежанке в кухне и поспит, не барин мол, тама и чаем яво напоят!
- Ну ступай тогда! – сказал Уличер, и дворник спешно ушёл. Не успели хозяин с хозяйкой по чашке себе налить, как Егорка с Гришкой уже на улицу попросились, на пруд, лягушек слушать.
- Ну бегите уже, только не дурите там! – разрешил отец, и сыновей как ветром сдуло. Едва оставшись одни, хозяйка сразу посерьёзнела.
- Нежданушка, милый мой, скажи что в том письме? – умоляюще попросила его Ольга Пантелеевна, отпив из чашки, и дрожащими пальчиками поставив посуду на блюдечко, впрочем не ровно и едва не опрокинув.
- Да ничего худого душа моя там нету, ты зря вознамерилась посуду-то переколотить! – стал по своему обыкновению отшучиваться супруг, но видя на лице жены непременное желание получить хоть какой-нибудь ответ, стал раъяснять.
- Просто меня, как офицера запаса вызывают в продолжительную командировку, в Ратиславский уезд, по делу государственной важности.
- А, кто тебя вызывает, и как мне следует понимать это твоё «В продолжительную командировку?»- обеспокоенно продолжала допытываться обворожительная супруга – На сколько она продолжительна?
- Оленька, душа моя, полагаю что до конца зимы я  непременно буду дома! – искренне ответил Неждан, любовно глядя на жену. Только ведь май отцвёл садами, самое время для молодой жены себя посвятить, а тут… Эх!
- А… а, ты не сказал кто тебя вызывает? – уточнила Ольга, отчего-то всё равно волнуясь, хорошо зная прошлое своего поручика.
- Воинское начальство что в Ратиславле обретается, и меня вот на короткую службу и призывает, так что завтра по утру, часов в десять, и поедем с фельдфебелем!
- Как завтра?!- побледнела Ольга, хотя внутренне чего-то такого и ожидала, курьеров к чёрту на кулички просто так не гоняют…
- Ну так завтра, как приказано… Выехать на другой день по получению пакета немедля! Служба-с!- вздохнувши пояснил муж наворачивая из вазочки земляничное варенье, запивая его ароматным чаем. Супруга слегка растерялась: волноваться ей дальше, или тут и вправду дело пустячное?  Ведь этих мужчин, совершенно нельзя понять нормальной женщине! Сидит вон, булочки с вареньем лопает, и улыбается как юноша, а ведь 40 лет на неделе стукнуло! Детей двое, а тут служба опять, будь она не ладна, итак девять лет с лишком провоевал, куда ж ещё-то?
Неждан, словно угадав мысли жены, аккуратно пригладил салфеткой усы и губы, и сказал.
- Оленька, ты за мундир мой с крестами да медалями не переживай, он дома остаётся, я в дорожном костюме и гражданской шинели поеду, такая вот не военная командировка!
Этот выпад немного успокоил молодую хозяйку, хотя сроки «невоенной командировки» продолжали её несколько смущать.
- Нежданушка, так тебе же теперь собираться уже надо, или как?- забеспокоилась супруга, на что Уличев лишь хмыкнул в свои усы.
- Всё что мне нужно краса моя, я вечером за час соберу, это ежели не спехом, а коня по утру Матвей оседлает, и всех хлопот-то господи!
- Да? Так у нас целый день с тобой? Ты работать не будешь больше сегодня с мужиками? – с надеждой спросила Ольга, заливаясь румянцем радости.
- Нет душа моя, не буду, какой резон-то? Отдохнуть надо перед дальней дорогой, старосте вон наказ дать, да Матвею пару наставлений и всех делов!
- Ой как это славно, а то я уж подумала что ты сейчас начнёшь бегать да мешки собирать, сумки, сапоги чистить, пистолеты проверять! - деловито стала перечислять Ольга, страшно довольная в душе что у неё с мужем впереди ещё полдня до вечера, да и ночь тоже, раз образовалась подобная оказия с командировкой, не должна ограничиваться одними сновидениями. Намекнув на это супругу, она услышала в ответ что всё непременно так и будет, включая дополнительные акробатические номера к сновидениям! На это, Ольга застенчиво улыбнулась, но охать и ахать не стала, скучно с мужем ей никогда не было!
Ещё 10 лет назад, когда она, дочь купца 2-й гильдии, самовольно, без батюшкиного благословения, по любви вышла за небогатого, но и не нищего офицера-помещика, она уже тогда, по-женски, своим нутром почувствовала что будет счастлива только с ним, и не ошиблась. Папенька Пантелей Онуфрич в гневе хоть и не проклянул «дщери непокорной», но от отчего дома и наследства ей отказал, и «напророчил» что « Буде время, в ногах у родителя елозить будешь, а он ещё подумает, простить ея, али каменьями побить!»
Однако, Неждан полученную за службу деревеньку в три двора не считая помещичьего, да шесть душ мужиков кои находились на грани полного разорения от прежнего барина заложившего деревеньку в казну, да не сумевшего ничего по закладной выплатить, освободил их на два года от всех оброков чтоб мясом обросли, а барщину на те же два года, уменьшил до одного-двух дней, вместо положенных по закону трёх. Все земли засевались злаками да корнеплодами, расплодилась скотина, варили клей из рыбьей чешуи да костей свиных и говяжьих, солили-сушили рыбу, следили чтоб сено не погорело да не погнило, да сам «барин» везде был и все руководил, пока молодая жена нянчилась с младенцами. Помогало и офицерское жалование, и  рушники да салфетки что мастерски вышивала Ольга,  тоже давали свой доход в общесемейный сундук. И через три года жизнь в деревне Лягухино совсем наладилась, и крестьяне стали теперь понемногу вносить барину не тягостный для них оброк, да отрабатывать положенную им трёх дневную барщину. А уж к настоящему времени, имение Неждана Уличева, давало ему от пяти, до шести тысяч в год, и никто из мужиков в должниках не ходил.
Сам поручик Уличев, прежде чем поехать на жалованную ему за службу землю, навестил родную деревню, где наделал своим дворянским видом такого переполоха, что и описать нельзя. Ошалели буквально все: провожали в рекруты мужика чуть не 15 лет назад, а воротился офицер-дворянин да ещё вся грудь в крестах-медалях! Постаревшие но ещё крепкие родители, едва узнали своего Неждана, и долго не могли поверить что их сын теперь сам барин. После всех обмороков, причитаний, оханий да мычаний, поручик надарил родне подарков, погостил с недельку, и пообещавши не забывать отчего дома отбыл на новое место жительства, с того его «барское» житие и пошло! Пару раз навещал родителей с женой и детьми, чем немало смутил опять всех, и даже бывшая его барыня издалека поглядывала на приезжих сидя в своей бричке.
Дорогой тестюшка за 10 лет был лишь однажды, году так в 1817-ом, поглядел деловито из брички на дом, на дочь и зятя, на внучат ( никто из Уличевых не бросился почтенному родителю на грудь) буркнул что-то в бороду, да с тем и уехал. Ольга Пантелеевна по отцу тосковала не сильно, ибо благодарила бога что вырвалась из того царства мамок, бабок, нянек, богомолок, и насупленных недорослей, где ей бедной, пришлось бы навеки закиснуть…
С Нежданом они познакомились на одном званом вечере в небольшом городке, где он гостил у приятеля, и с первой же встречи они просто понравились друг-другу, неделю тайно виделись у друзей либо в парках, а потом Уличев открыто попросил у Ольги руки и сердца, на что тут же получил радостное «Да!» Взбеленился папаша Пантелей Онуфрич, почему дескать в начале, жених как положено, не попросил руки дочери у родителев?
Ответ старого вояки, убил купца совершенно.
- Потому что я собираюсь взять в супруги вашу дочь, а не вас обоих!
Затопал было ногами купец, хотел даже голос повысить, но чем-то поперхнулся, и просто замахав руками, указал молодым на дверь. Неждан и Ольга обвенчались тайно, через пять дней, и сразу переехали в «новое»  поместье своё, жить да поживать.
Домоседами, Уличевы не были, и к ним, и они, частенько наезжали в гости к таким же мелкопоместным дворянам, либо небогатым купцам 3-й гильдии. Да и просто отставные офицеры знавшие Уличевых по светским и салонным вечерам, не раз навещали егерского поручика, почтя за честь послушать его рассказы о страшной и тяжёлой 9-ти летней персидской войне…
Происхождение Уличева никого почти не смущало, ( вспомните де великого Ломоносова, да знаменитых французских Медичи, предки коих тоже были крестьяне!)
 хотя было правда пару раз, когда на балу у городничего, один подвыпивший князёк, презрительно намекнул за столом сидя напротив Уличева, что мол «Пришли времена когда мужиков от сохи, за один стол с дворянской костью сажают!» На другой день состоялась дуэль на пистолетах, где Неждан не произнеся за это время ни одного слова, прострелил обидчику плечевую кость, после чего князёк стал полу калекой, рука у него работала едва-едва.
Второй случай был проще и веселее, водевиль даже. На званном вечере, один барчук лет 19-ти, за игрой в карты на справедливое замечание поручика Уличева что « молодой человек ошибся». Вспыхнул, и  нарочито громко воскликнул что «Не вам мужику, дворянина учить!» за сей тирадой, последовал неприятный удар тяжёлой офицерской десницей в левый глаз барчуку, от чего тот завопив, полетел вверх тормашками вместе со стулом, прямо к ногам ахнувших от восхищения дам, с удовольствием наблюдавших за сценой. Держась за глаз, барчук глотая слёзы кое-как вскочил, прокричал дважды «Сатисфакции господа! Сатисфакции!» и убежал. Но ни в тот же день, ни на другой, ни на третий, секунданты от барчука не прибыли, и вообще никогда уже не появились. Так Уличевы и жили счастливой и любящей семьёй. Отец, сразу как только сыновьям исполнялось три года , сажал каждого на лошадь, и начинал обучать всем воинским премудростям. А к настоящим своим летам и Егорка и Гришка, уже были настоящими бойцами-сорванцами, как прозвал их отец. Оба умели делать и рогатки и луки, да отменно из них стрелять, правда суровый родитель выдравши пару раз чад своих за уши за стрельбу по божьим тварям, наставительно замечал каждый раз что: калечить без нужды животину или птицу, есть дурное басурманство, и никакой пользы делу. Лучше будет если стрелки, станут тренировать свою меткость по яблокам и грушам, или надетым на жерди старым горшкам, и тем же яблокам или камушкам подвешенным за бечёвки на ветки. Сорванцы отцовскую науку хоть и не сразу, но усвоили, а затем решив что они тоже непременно уже егеря, яростно упражнялись друг с другом «штыковым боем» на длинных шестах, да бились на саблях сделанных им из жести дворником Матвеем, который нет-нет, да и сам порой играл с озорными барчуками. Впрочем барчуками, Егорка и Гришка звались только для приличия, а от деревенских ребятишек их отличали разве что сорочки пошитые по иному, и штаны. А так, и бегали и скакали молодые барчуки по большей части босиком, что лишь укрепляло растущие организмы. Такой вот была семья поручика запаса, Неждана Вадимовича Уличева, который не забывал правда давать детям образования, в чём ему усердно и главное дотошно помогала жена.
Волей-неволей, но весь оставшийся до вечера день, Ольга и Неждан предавались не только взаимным ласкам и разговорам друг о друге, о ведении хозяйства на будущее, о перспективах роста их детей, и о заведении новых. Супруга сердцем чувствовала что муж многое от неё скрывает по поводу этой невесть откуда свалившейся командировки. Она не навязчиво, ибо уже знала что муж терпеть не мог объяснять всё по двести раз, подводила беседу к грядущему расставанию, и к тому, как ей тут будет тоскливо одной с мая, по может даже март…
- Ты у меня офицерская жена купеческих кровей, закалённая в горниле мамок-нянек-тёток-богомолок, и допотопного папаши, дай ему бог поболей здравствовать – начал растолковывать ей Неждан гуляя по саду – и посему, каких-то несколько месяцев выдержишь, да. И егеря наши Егорка да Гришка, не дадут душа моя тебе времени скучать!
- Ох твоя правда Нежданушка! – вздохнула улыбнувшись жена, крепко держа его под руку – Без твоей власти разбойники эти, попробуют тут надо мной верх взять!
-То-то Олечка что «попробуют» - скептически ухмыльнулся муж, зная твёрдый норов жены, который она всегда применяла в нужное время, а в остальное, была ласковой матерью, и нежной, любящей женщиной…
Когда погуляв так по саду они уже подходили к дому, Ольга не спеша повернулась к мужу, пристально поглядела в его глаза, и  словно как бы попросив чего, негромко изрекла.
- Возвращайся ко мне живым Неждан, из этой твоей «короткой службы»…
- Ну а каким же я ещё могу к тебе вернуться, Оленька моя? – без тени иронии или шутки ответил муж, и уж совсем неожиданно добавил – Я вернусь к тебе либо только живым, либо вовсе никаким!
Ольга Пантелеевна не охнула, не задрожала, она прекрасно поняла что и как сказал ей муж, чуточку улыбнулась и ответила.
- Пойдём уже в дом Неждан, ноги гудят, находились вдосталь, да и тебе не худо бы уже не спехом и сборы начинать, мало ли какую важную вещь, пусть и небольшую, можно оставить впопыхах иль по недогляду?
- Пошли душа моя, твоя правда, да костюм дорожный гляну, не дай бог моль прожрала? – дурашливо испугавшись добавил Неждан, и и обняв супругу за плечо, стал подниматься с ней по ступенькам высокого, деревянного крыльца, парадного входа в усадьбу.
Нет нужды описывать оставшийся день до вечера, скажем лишь что Уличев приготовил на утро простой дорожный костюм чёрного цвета, и такой же картуз, тёмно- серые брюки, высокие начищенные сапоги, да заплечный мешок с различными припасами. Не смутило хозяйку и то, что муж почистил и приготовил в дорогу егерский штуцер, короткоствольное нарезное ружьё, бившее на 900 шагов, да пару пистолетов. Ольга лишь тревожно вздохнула про себя да подумала что это пожалуй не весь арсенал что везёт с собой муж, в эту странную командировку, но вопросов задавать не стала, в них просто не было смысла, никакого. Исходя из всех этих размышлений, Ольга подумала – подумала, да вместо того чтобы причитать и вздыхать без толку, устроила себе и супругу прекрасную прощальную ночь любви и ласки, так что бравый егерь проснулся лишь за час до отъезда. В девять утра ( сама супруга и вовсе ещё почивала) меж тем как фельдфебель Долгих, Николай – сын Трофимыч, уже часа два как ожидал их благородие, беседуя с дворником на лавочке. Неждан Вадимыч быстро умылся, оделся, и тихо, чтоб не разбудить сладко посапывающую жену, прошёл в детскую. Набегавшиеся за вчерашний день сыновья тоже ещё спали, и отец их, долго, с четверть часа стоял и глядел на них, не будучи уверен увидит ли он их снова, или же уже нет? «Пора, а то уже почти половина десятого, а ещё закусить надо на дорожку!»- проговорил про себя поручик, и быстро вышедши из комнаты, вдруг чуть не налетел лоб в лоб на растерянно – удивлённую супругу свою, стоявшую в домашнем халате, и с распущенными волосами.
- Нежданушка, это ты как, вот так, не простившись уехать хотел, да? – грустно спросила жена, стреляя в него недоверчивыми глазами.
- Почему не простившись? Вот как раз хотел зайти к тебе да разбудить! – не моргнув глазом соврал муж, серьёзно глядя на жену, хотя в действительности собирался широко шагать на кухню, и легко позавтракать на дорожку.
- А ты уже кушал? – спохватилась вдруг Ольга, озабоченно глядя на свою надежду и опору.
- Нет душа моя, только собирался на скоро перехватить пару яиц с ветчиной да чаем, и ехать. Уже срок мне, вон, полдесятого на часах! – указал егерь на настенные часы.
- Ну тогда ступай скорее в столовую, а я успею одеться, да хоть провожу тебя по – людски, а уж поем-то после, не оголодаю! – решительно заметила Ольга, и бросилась обратно в спальню, а Неждан, прямиком прошагал в столовую, где опытная Прасковья уже всё приготовила, яичница с хорошей ветчиной да булка с сыром к чаю ( барин когда куда если спешил, всегда завтракал примерно так). Неждан ел не торопливо, не давясь, справедливо полагая что один чёрт где-нибудь по дороге случиться опоздать, или чего-то в этом роде. Жена торопливо вошла в столовую, он уже пил чай с булкой. Она выглядела очень хорошо, и никто бы не мог сказать, что молодая женщина одевалась второпях ( горничная Анютка очень ловко умела помочь барыне одеться быстро, когда того требовали обстоятельства)
Ольга Пантелеевна тихо села напротив мужа, просто став глядеть на него, и лишь опытный человек прочёл бы теперь в этих серых с грустинкой глазах, огромное, возникшее буквально из ниоткуда только что желание, чтоб вот теперь же, в столовую опрометью влетел другой курьер, с другим пакетом, где сказано бы было, что «продолжительная командировка отменяеться»…
- Ну всё Оленька, попил- поел я, пора! – муж насухо вытер салфеткой рот, и встал, супруга поднялась следом. Они обнялись и поцеловались, но легонько, без огонька, и Неждан подхватив мешок да штуцер, пошёл к выходу. Ольга птицей следом. На крыльце, Уличев оглядевшись заметил двух уже осёдланных лошадей, курьерскую и свою, а затем громко позвал.
- Курьер Долгих, ко мне!
Фельдфебель пулей вылетел из-за угла, и подбежав к крыльцу вытянулся как столб.
- Я здесь ваше благородие!
- Едем! – Уличев медленно сошёл с крыльца, закинул мешок и штуцер за спину, и они пошли к лошадям. Поручик быстро взлетел в седло своей навьюченной ещё парой кожаных сумок лошади, и оглянулся на негромкий оклик жены.
- Неждан Вадимыч!
Ольга торопливо подошла вплотную.
- Зимою жду вас друг мой, вы обещались! – дрогнувшим голосом, стараясь казаться невозмутимой напомнила она, едва блеснув слезинками. Уличев склонился, приобнял Ольгу за шею, и уже чуть нежнее чем в столовой, поцеловал в губы.
- Разумеется, я же дал слово! – тихо ответил он, а затем распрямившись, кивнул курьеру «Едем!» и пришпорив лошадь, поскакал лёгкой рысью, ни разу более не обернувшись на дом, где у крыльца, уже не стесняясь дворни, тихо осталась стоять да глядеть во след удаляющемуся супругу, его рыдающая, молодая жена…


               

 Х                Х                Х


Едва выехав за пределы своей волости, поручик стегнул коня, и понеслись они с фельдфебелем во весь опор. На ходу почти не говорили, а на привалах, у костра или когда поили лошадей, в числе иных вопросов, Неждан как бы невзначай справлялся, а как в Ратиславле, преступников много ли? И сильно ль шалят?
- Шалят ваше благородие – угрюмо отвечал фельдфебель подбрасывая сучья в огонь – дюже шалят. Да вам их высокоблагородие господин полицмейстер лучше моего про то расскажут, а я что? Городовой и есть городовой, одно только и скажу вам, неладное что-то у нас там в Ратиславле завелось, невиданное доселе…
- Понятно! – хмуро отвечал Неждан Вадимыч, прикидывая слова курьера к тому, что было изложено в послании Белугиным, его бывшим ротным командиром. Когда въехали в тот самый захолустный городишко где фельдфебель ночевал, Уличев спросил у него.
- А не замечал ли ты братец когда скакал ко мне, или тут оставался на ночь, слежки за собой, или ещё чего странного?
- Нет ваше благородие, не замечал, не было ничё такого! – уверенно ответил Долгих. Остановились они в том же постоялом дворе где курьер ночевал по дороге в Лягухино, только Неждан потребовал у хозяйки, нескладной и некрасивой бабы, комнату с двумя кроватями, и сразу же дал ей понять чтоб она не припиралась.
- Ох да есть комната, как ж не быть – сразу запричитала тётка – небольшая только, две койки, столик, и табурет там, и всё, тесновато! – виновато пояснила она, жалобно глядя на строгого барина и его полицейского.
- Нам хватит, не вальс танцевать, подсвечник там хотя бы имеется? – быстро спросил Неждан протягивая тётке деньги – На одну ночь нам…
- Подсвечник-то есть, только со свечами беда, запасец скуден, постояльцы жгут много, особливо когда в карты играют – стала разъяснять хозяйка, на что поручик заметил что это не беда, у них с собой есть, и получив заветный ключ, Уличев с фельдфебелем проследовали в комнату под номером третьим. Помещение и впрямь вышло тесноватым: две койки у стен, меж ними в головах небольшой столик с закопчённым медным подсвечником, и табуретка. Только и есть место что бы повернуться. Бельё правда на постелях оказалось хоть и старым, латанное – перелатанное,  но чистое, видимо хозяйка ещё не опустилась до уровня совсем уж убогих копеечных ночлежек.
Уличев вставил свечу вытянутую им из дорожной сумки в подсвечник, ружьё поставил к столу, один пистолет ( небольшой, дорожный) сунул под подушку, другой во внутренний карман, прочие вещи, мешок да сумки, задвинул под кровать, затем чуть потянулся, подошёл к окошку, глянул в него, ничего кроме части двора и зелёных веток не видно.
- Так-с, Николай сын – Трофимыч – глубокомысленно начал егерь подходя к своему ложе, и присаживаясь – искать трактир либо кабак мы бегать не будем, обойдёмся своими припасами, да и на глазах лишний раз нам показываться не надо, задача ясна?
- Так точно ваше благородие! – равнодушно ответил фельдфебель, тоже сидя на своей койке и уже развязывая собственный дорожный мешок.
- Тем более чего поесть да выпить, и у меня припасено, чего ж зря по трактирам – то бегать? – согласно добавил подчинённый, вытаскивая на стол нехитрые запасы.
- Ну тогда приятель давай отдохнём с дороги! – выдохнул поручик, и не снимая сапог вытянулся на кровати и задремал. Подремав и впрямь немного, поручик с фельдфебелем запалив свечу, стали раскладывать на столике походный ужин состоявший из пол ковриги хлеба ( егерской) колбасы, ветчины, сыра, да пол дюжины варёных яиц ( это уже из общих припасов) Украшением банкета стала небольшая бутыль домашней водки, тоже офицерская, как раз чтоб на двоих хватило согреть душу и не опьянеть.
- Ну давай братец, чтоб нам завтра с тобой во время к месту предписания поспеть! – улыбнувшись уголками губ проговорил поручик, поднимая свой стаканчик.
- Ваше здоровье Неждан Вадимыч! – по простому ответил фельдфебель чокаясь с офицером. Оба выпили и неторопливо принялись закусывать. Курьеру польстило что поручик вот так запросто с ним водку пьёт, словно бы на войне, и не кичиться офицерством. «Может потому что сам из мужиков?» мелькнула у Долгих мысль. Хотя за свою жизнь, фельдфебелю, особенно на войне, доводилось видеть всяких офицеров: иной чуть ли не с царём в родстве, а держит себя хоть и строго, но по человечьи. Другой из низов в офицеры как-то пробился, ан тут и полезло такое дерьмо из человека, что прежде никогда бы не подумал о нём что он такой есть. «Наверное просто человек особенный» наворачивая колбасу решил полицейский, хотя тут же подумал что в бою пожалуй такой панибратствовать не станет, и сам в пекло полезет и других пошлёт, служака одним словом.
Николай Трофимыч не ошибался, поручик Уличев именно таким и был, но забегать вперёд мы не будем. Закусив как следует они пошли проверить лошадей, и убедившись что с ними тоже всё в порядке, вернулись в номер и завалились спать, чтоб завтра с утра пораньше продолжить путь, и поспеть в Ратиславль ещё за светло.
В Ратиславль въехали они уже к вечеру, часов в пять, осадив под конец лошадей, через Восточную заставу. Будочник, сидя на лавочке возле своего домика где он и жил неся службу, без лишних вопросов увидя служилых людей быстро поднялся и открыл шлагбаум. Проехав ещё с пол версты, Неждан Вадимыч велел остановиться на перекрёстке у старого фонарного столба, по которому зачем-то проворно лез крупный рыжий кот с наглой мордой.
- Ну всё фельдфебель, здесь расстаёмся – устало начал поручик – ты давай лети к себе в Управу, да товарищам там лишнего не болтай, это приказ…
- Слушаюсь ваше благородие! – серьёзно кивнул курьер.
- … ну а мне в другую сторону, думаю что по службе ещё пересечёмся! – закончил мысль Уличев, и развернув коня вправо, не оглядываясь поехал дальше. Он ехал согласно инструкциям изложенным в письме, ища нужные меблированные комнаты, чтобы там остановиться. Увидав на углу булочной лавки и небольшого кабака  где осторожно сновали горожане всех мастей и видов, лениво стоящего тучного городового с большими бакенбардами, Неждан Вадимыч подъехал к нему, и вежливо спросил где здесь такие-то и такие-то комнаты расположены? Городовой «проснулся» оценивающе смерил всадника взором, и опытным чутьём понял что спросивший судя по виду и снаряжению, либо богатый помещик, либо отставной офицер, а потому слегка кашлянув, низким басом ответил указуя пальцем.
- Прямо, через два перекрёстка, а там направо они и будут ваши комнаты, любой укажет… кхм!
- Благодарю братец! – Уличев слегка козырнул, чем окончательно убедил городового в его правоте насчёт личности приезжего, и неторопливо поехал дальше.
Меблированные комнаты Горелова, оказались хоть и одноэтажным, но длинным строением в виде буквы «Г» с обширным внутренним двором, и даже коновязью под навесом из свежей, ржаной соломы. Комната для приезжего нашлась хоть и угловая, но довольно чистая, и как утверждал суетливо крутящийся подле хозяин мужчина лет 50-ти с маленькими очками на сизом носу, «Без клопов-с совершенно-с!»
- Годится! – кивнул Неждан забирая у господина Горелова ключ.
- На долго ли изволите остановится? – то ли с волнением, то ли с любопытством поинтересовался хозяин, идя вслед за постояльцем в его апартаменты.
- Пока на ночь, а там поглядим! – равнодушно ответил егерь, не оборачиваясь на семенящего следом домовладельца.
- За лошадку вашу не беспокойтесь – улыбчиво продолжил господин Горелов, когда постоялец отпирал комнату под номером 21-м, на что тот, когда они оба вошли в средней величины но довольно светлое из-за большого окна помещение, абсолютно спокойно ответил хозяину, бросив свои вещи на деревянную, хорошо прибранную кровать.
- А я за неё даже не беспокоюсь, я же понимаю, что ты милейший не захочешь себе нажить лишних неприятностей, за недогляд за моей лошадкой?
- Точно так-с! – согласно кивнул хозяин, и указывая на стол где стоял подсвечник со свечой, а рядом, на табуретке перед зеркалом таз и кувшин с водой для умывания – Мои комнаты одни из лучших в городе, не то что какие-то постоялые дворы, у меня для проживающих все условия-с!
- Вот тебе любезный пока за сутки – Неждан протянул томящемуся владельцу деньги, чему тот не сказано обрадовался – и ступай пока, ты на сегодня мне не нужен, а понадобишься так кликну!
Горелов понял что его деликатно выставляют вон, и поклонившись ещё раз, тихонько вышел, а Уличев чуть призадёрнув занавеску до половины деловито оглядел помещение. Да, по сравнению с тем ящиком где они минувшей ночью коротали время с курьером, это был по истине гостиничный номер!
Комната шагов восемь в длину, и четыре в ширину. Стол, целых два хоть и старых но крепких табурета, зеркало на стене возле умывальника, лубочный портрет какого-то несуразного военачальника с такой огромной саблей, что ей можно было перерубить казалось слона, да многочисленные гвозди в стенах, словом всё для проезжающих, только платите господа.
- Гм, а тут не дурственно! – довольно заметил Неждан подходя к столу, и садясь на табурет, но лицом к двери. Достал из внутреннего кармана небольшую записную книжицу и графитовый карандаш, поглядел на его остриё, и достав из карман брюк небольшой перочинный ножичек, слегка очинив карандаш, спрятал ножик обратно. Затем на чистой страничке, он чётко и разборчиво набросал следующие строки. «Дорогой тесть! Я уже прибыл в указанное вами место, и живу в комнате под нумером 21-ин, и жду возможности обнять вас после долгой разлуки!» Оторвав листочек он плотно сложил записку в четверо весьма хитроумным способом, чтоб любопытный курьер по дороге не развернул бы её запросто, и подхватив ключ поспешил на выход. На улице, он прошёл пару кварталов, нашёл глазами уличных мальчишек, и подойдя к ним, дружелюбно спросил.
- Ну что ребетня, кто тут знает где улица Калашная?
- А вам на что, барин? – деловито спросил самый шустрый из них, в красной рубахе подпоясанный верёвочкой, и в большом не по размеру картузе.
- А двугривенный заработать хочешь? – спросил барин у шустрова.
- Ага! -  азартно кивнул малец, загоревшись глазами. Неждан достал из кармана монетку и записку.
- Да вот письмецо на Калашную 32-ва снести надобно, да тому кто там есть и отдать, сможешь?
- А то нет? – ещё больше загорелся малец, и горделиво добавил – Я в нашей части все улицы знаю!
- Ну тогда лети прямо теперь же – сказал барин протягивая послание и деньги – да смотри не вздумай надуть меня, я тебя запомнил и уши откручу ежели что!
- Как можно, барин? – искренне удивился новый курьер – Это ж мой заработок! – добавил он убегая. Прочие с завистью проводили его, и принялись живо чего – то обсуждать, а барин вернулся в свои апартаменты, и запершись в номере, принялся распаковывать вещи.  Штуцер он повесил на гвоздь, рядом же повисла и одна из сумок с боеприпасами ( порохом и пулями)  Далее из мешка он достал пару дорогих персидских пистолетов, и  положил их под подушку. Имелась у Неждана и ещё одна пара пистолетов, короткоствольных или дорожных. Один из них, тульских мастеров, трёхствольный, он всегда таскал с собой. А другой, немецкий, одноствольный, просто брал по мере необходимости. Оба они сейчас лежали во внутренних карманах его чёрного, доходящего почти до колен дорожного костюма. Сапоги старого вояки тоже не пустовали: в одном был складной испанский нож – наваха, ( получивший широкое хождение по всей Европе)  а в другом, хоронился опять же тульской работы, на первый взгляд обычный охотничий нож с широким и длинным лезвием да крепким эфесом, но. Сей ножичек был очень хитрый, стоило владельцу захотеть, и ловким движением руки, клинок выкидывался в обратную сторону, и становясь в два раза длиннее,  походил уже на боевой тесак. Вообще за девять лет персидской войны, пройдя её всю от рядового до поручика, Неждан Уличев приметил и освоил множество хитрых приёмов и приёмчиков, уловок и прочего, что не раз спасало ему жизнь. Он учился у всех, и у друзей и у врагов.  Именно поэтому Неждан привёз с собой такой внушительный арсенал, не считая ещё всякой мелочи.
- Так, ну вроде расположил всё, хотя постойте господа, провиант-то! – усмехнувшись спохватился поручик, и вытащил из дорожного мешка свёртки с едой, да две бутылки красного домашнего вина. Всё это он аккуратно разместил на столе, так чтоб смотрелось на фоне подсвечника, отошёл на пару шагов назад, поглядел чуть склонив голову на бок, и деловито изрёк.
- Хм, а что? Вполне себе натюрморт!
Затем подойдя к столу он плеснул вина в жестяную кружечку, взял её, сел на койку и облокотясь на стену, стал смаковать вино маленькими глотками, задумчиво глядя перед собой на потемневшую стену с лубочным полководцем. Бывший ротный командир, а ныне уездный полицмейстер Вадим Григорьевич Белугин, лишь намекнул в письме о серьёзности дела, где понадобятся все их воинские навыки и опыт. А посему, Неждан сидел и прикидывал у себя в голове, с кем ему и его товарищам, которых он наверняка нынче увидит, предстоит иметь дело, коли их всех призывают на службу фактически инкогнито?
- Да что тут думать-то? – вслух сказал егерь лубочному генералу – По всему выходит что тайная война нам предстоит на просторах уезда-то, да-с! Вопрос только с кем? Ну то что не с уличной шантрапой, это понятно, коли Вадим Григорич нас эдак вот принужден был вызвать, значит работать придётся в серьёз, без шуток, как на Кавказе…
Неждан допил последний глоток, и тут в дверь осторожно постучали, и участливый голос Горелова осторожно поинтересовался.
- Милостивый государь, вы не спите?
- Нет, а чего надо? – продолжая раздумывать ответил Уличев, поднялся с кровати и  поставив кружку на стол шагнул к двери, и приоткрыл её. На пороге суетливо топтался хозяин.
- Там к вам курьер, с письмом-с, мне в руки не передал, сказал что ему велено вам лично-с! – слегка удивлённо пояснил владелец комнат.
- Малец?- коротко спросил Неждан.
- Точно так-с, ершистый такой, я сюда его не пустил, решил сам, лично-с, мало ли, ещё украдёт чего! – услужливо пояснил Горелов.
- Веди! – егерь вышел из комнаты, запер её, и торопливо пошёл вслед за хозяином, чего-то неразборчиво бормочущего себе под нос. В прихожей, Неждана ждал уже другой мальчишка, чернявый, вихрастый и в обычной шапочке что носят крестьяне. Он серьёзно поглядел на барина, и спросил.
- А вы барин точно из 21-го нумера?
- Точно, ну давай чего принёс, тебе шельмецу меня небось на лицо-то описали кто прислал? – усмехнулся Уличев протягивая руку. Курьер тоже улыбнулся.
- Описали знамо дело, вы и есть! – мальчишка протянул небольшую, плотно сложенную записку, получил  в замен от егеря гривенник ( излишне баловать курьеров тоже не стоит, а то на шею сядут) и быстро выскочил вон. Уличев сунул записку в карман, и не обратив на стоявшего тут же хозяина более никакого внимания, торопливо прошёл обратно в номер. Сев за стол развернул и прочитал. «Нынче в 10-ть вечера на улице Судейской в доме №45.»
- Ну и чудненько, коротко, по военному и безо всяких там вензелей! – улыбнулся Неждан, спрятал записку в карман, и стал думать как убить время, ибо просто сидеть и ждать когда в прихожей у хозяина пробило только шесть часов, было глупо. Подумав, поручик решил просто прогуляться по городу, изучить так сказать места будущей баталии, да теперь же наведаться и на Судейскую, отыскать дом, чтобы после в темноте не носиться по кварталам как очумелому, да трясти извозчиков.
-Сходим на разведку!
Неждан поправил костюм, и решительно вышел из номера, заперев за собой дверь. Он шёл по улице не торопливо, и внимательно осматривая окрестности. Ещё со времён службы, Уличев как и многие его сослуживцы, научился до мелочей запоминать местность, пейзажи, дома и тому подобное. В горах и лесах это было сложнее, а тут, в городе, много проще. Егеря, были в русской армии не просто стрелками и пехотинцами, они также отлично держались в сёдлах, хорошо рубились, были способны воевать и в поле и в лесах и в горах, а так же слыли среди прочих войск, на ряду с казаками и драгунами « мастерами особенных заданий». Став среди своей роты одним из лучших разведчиков, Неждан Вадимыч на всю жизнь сохранил выработанную и хорошо усвоенную зрительную память, и прочие хитрые приёмы, кои теперь как он понял опять ему скоро понадобятся. Спросив для верности у пары прохожих где тут улица Судейская, Неждан вскоре свернул на неширокую, плохо, а местами и вовсе не мощёную улицу правда с тротуарами, и так же неторопливо зашагал по ней, незаметно ища нужный дом. Улица Судейская как и все неширокие улицы города, утопала в аромате цветущих садов, изобилуя канавами, бугорками да зарослями, а по дорогам густо сновала домашняя птица, горделиво паслись деловитые козы, да лениво похрюкивали в лужах свиньи с поросятами.
Многочисленные прохожие никак не реагировали на идущего сторонкой то ли барина то ли купца, все шагали по своим делам, кто гуляли парами, кто а иные просто стояли болтая с соседями. Дети стайками носились по дорожкам с озорными криками, городовой тоскливо торчал на перекрёстке возле узкого проулка. Иногда, к нему подходил кто-то из горожан, о чём – то спрашивал, полицейский охотно отвечал, ибо стоять немым столбом было скучновато.
Уличев скользнул по нему глазами и пошёл дальше, искомый номер уже должен был появиться. Дом под номером 45-ть, оказался средней величины, ( таким он по крайней мере казался снаружи) двух этажным зданием из красного кирпича, хорошей архитектуры середины 18-го века.  С фасада дом украшало невысокое каменное крыльцо с узкими колоннами подпиравшими двускатную медную крышу с затейливыми завитушками по краям. Тяжёлые, по видимому дубовые двери с хорошими медными ручками, казалось спали беспробудным сном, но разбудить их не составляло труда, справа висел толстый шнур звонка с кисточкой. Над самым входом на крыльцо, сверху виднелся короткий железный крюк, на который по необходимости, кто-то из слуг а то и сами хозяева, вешали масляный фонарь. С боков, дом окружали высокие и густые деревья, которые по логике должны были быть так же и     сзади. «Определённо за домом есть хороший сад, разбитый в виде маленького парка»- почему – то подумал Неждан, чуть задержавшись проходя мимо. «Хороший особнячок, самое то для тайных сборищ»- добавил мыслей поручик, и двинулся дальше. Едва миновав дом, шагов через десять, ему попался глубокий, пересекающий дорогу лог, через который кто-то перекинул крепкий мост, способный выдержать даже ломовую телегу с кирпичами. Через лог, с весёлым шумом бежала вода, один из притоков реки Ратицы. Берега лога густо шумели камышом, лозой, и разного размера вётлами, кое – где уже сидели рыбаки с удилищами, и осторожно лазили- охотились проворные кошки, мелькали небольшие группы уток и прочей птицы.
Сам дом ничем особенным не выделялся на этой улице, и рядом, и чуть дальше через мост, стояло немало похожих жилищ, среди невысоких и одноэтажных деревянных, так и каменно-деревянных в два – три этажа домов с жестяными, черепичными, тесовыми или камышовыми крышами, смотря по достатку хозяев. Проще говоря, заветный дом не бросался в глаза и это было хорошо. А если учесть что по улице стояло ещё бог знает сколько амбаров, сараев, ящиков для мусора, каких – то будок, высились   кучи колотых дров, или просто сваленных у домов толстых брёвен, стогов сена и хлебных скирдов, ни на одном доме несведущий человек не нашёл бы вывески «Подозрительный». Улица как улица, дома как дома. «Угу, всё ясно, место хорошее, и уйти легко и осаду выдержать в случае чего» - промелькнуло в голове у поручика, когда он проходил по мосту, сзади мелькнул высокий забор и часть ворот.
- Значит выезд есть, но сзади? Это любопытно – сказал сам себе Уличев, и уже совсем не торопливо пошёл дальше. Он всё запомнил, и теперь нашёл бы нужный дом что называется с закрытыми глазами. Путь от комнат Горелова до моста через лог, занял порядка 30-ти минут. Вполне подходит для прогулки, а при необходимости и на извозчике долететь можно, правда по правилам конспирации надлежало квартал – другой либо не доехать, либо на столько же проскочить нужный адрес. Этому обучали Неждана ещё в полку, на случай если придётся вести тайную войну с неприятелем в городе, или самому в виде лазутчика действовать в оном же.
Уличев прошёл всю улицу насквозь, свернул по её окончании направо, обошёл матерясь большую и вонючую лужу с кейфовавшими в ней свиньями, прошёл с полсотни шагов, и поймав извозчика покатил к себе домой, то есть в меблированные комнаты Горелова. Расплатился, прошёл мимо конторки с проводившим его любопытным взором хозяина, и пройдя к себе в номер, заперся там чтобы отдохнуть до  урочного часа. Кружка домашнего винца не испортила поручику настроения.

                Х                Х                Х

Уже спускались первые, пока ещё робкие и нерешительные сумерки, когда Неждан, ровно в 25 минут десятого, неторопливо вышел из меблированных комнат, и направился к месту встречи. Как же замечательно пах майский воздух поздним вечером, перемешивая свою свежесть, с кружащим голову запахом цветущих садов. В такие вечера и ночи, надо гулять с любимыми женщинами, целовать их в укромных местах, дарит им подарки, ну а потом…
Много чего подобного пронеслось в голове поручика Уличева, пока он размеренной походкой шагал на Судейскую 45-ть. Горящих фонарей на улицах было не очень много, но Неждану случалось гулять по улицам городов таких, где освещения отродясь не водилось. Гудели по ходу движения трактиры и кабаки, заманивая своим шумом и перезвоном, из окон богатых домов доносились музыка и смех, это господа дворяне или состоятельные мещане что – то отмечали, а то и просто гуляли, всюду била жизнь! У некоторых подъездов кучно стояли различные экипажи, кучера которых негромко о чём-то переговаривались. Неждан миновал пару кабаков возле которых толкались пьяные компашки, да повизгивали хохоча, гулящие женщины. Где – то вдали пели цыгане, город не спал в прямом смысле слова, а жил уже разной по своей сути, ночной жизнью. Городовые стояли в основном на освещённых  улицах, в прочих местах ходили патрули из полицейских и солдат внутренней стражи. Свой город господин полицмейстер содержал в должном порядке.
Уличев свернул на Судейскую, которая хоть и не так громко, но тоже подавала признаки жизни, хотя ни одного питейного заведения на ней не находилось, граждане города просто гуляли у себя в домах, из многочисленных окон которых, пробивался свет от масляных ламп или свечей. Неждан осторожно обходил лужи, матюгнулся на перебежавшую дорогу кошку, сплюнул трижды через левое плечо, и пошёл дальше. Вскоре масляный фонарь над крыльцом дома №45 уже издали показал поручику, что чертог сей обитаем. Ещё только подходя к дому, он почувствовал что на крыльце стоят двое и о чём – то негромко переговариваются, а когда показалось и само крыльцо с фонарём, донёсся очень знакомый но давно уже не слышанный ( да лет пять!) насмешливый голос. «Во, кажись и наш Неждан поспел во время».  Уличев невольно глубоко вздохнул от радости предстоящей встречи, но к крыльцу со всех ног всё же не полетел, не зачем было настолько показывать свою радость. Подошёл, и остановился. На порожках, привалившись спинами к тонким колоннам, стояли двое старых его однополчан, тянувших лямку в одной роте всю войну: Егоров Александр Александрович, в просторечии Сан Саныч, бывший мещанин средней руки лет 36-ти, со светло русыми волосами, и начисто выбритым лицом, да Гайдуков Павел Павлович, соответственно звавшийся Пал Палычем, таких же примерно лет, но чуть выше ростом, да усы и волосы носил тёмные. Сан Саныч был облачён в недорогой повседневный фрак с приподнятыми плечами тёмно-багрового цвета, и чёрные брюки. На Пал Палыче же сидел хороший добротный сюртук чёрного цвета, и серые брюки, заправленные в коричневого цвета сапоги для верховой езды.
- Ну здорово Неждан, заждались мы тебя уже братец! – улыбнувшись, тихо произнёс Сан Саныч сходя с порожек вдвоём с приятелем.
- Здорово, черти вы горные! – блеснув чуть заметной слезой, выдохнул Уличев, делая шаг навстречу. Крепко, ох и крепко же обнялись старые товарищи, так, что затрещали швы на одеждах, да хрустнули косточки в казалось железных когда – то, егерских телах…
- Уф-ф! – выдохнули разом все трое, когда наконец расцепились, довольно глядя один на другого.
- Ну, а вы чего тут, на часах стоите что ли? – спросил Неждан, ещё не делая пока попытки войти в дом. Сан Саныч деловито приподнял брови, и пояснил что так приказал командир, что ему, Уличеву, не топтаться тут как школяру на экзаменах перед кабинетом, а сразу без вензелей, понять что в доме все свои, и разговоров будет много.
- Ясно! – кивнул головой Неждан, и сам уже, прямо напросился в дом, мол ведите уже, стражники! Однополчане ввалились в прихожую, Сан Саныч запер дверь на ключ, да массивную щеколду, и жестом указал вновь прибывшему, на освещённую свечной люстрой переднюю.
- Не стесняйся Уличев, давай проходите, господин поручик!
- А ты Сан Саныч в каких чинах –то? – быстро спросил Неждан следуя за другом по проходу – Нас ить как тогда в 13-том разбросало после Ленкорани, так я мало чего и знаю-то о вас, пять лет назад последний раз и виделись!
- Ну, я не велика птица, мы с Пал Палычем подпоручики оба, так что по строже с нами, не  стесняйтесь ваше благородие! – хмыкнул Егоров, подводя товарища к дверям гостиной.
- Нам сюда Неждан, все собрались, все кто смог…
Уличев сам открыл двери, и в сопровождении друзей, снявши наконец картуз, шагнул в хорошо освещённую люстрами,просторную гостиную, с камином в углу, здоровенными напольными часами у стены, и дорогой мебелью, но главное, они…
У стола, не садясь ещё за него и ожидая видимо всех, кучно стояли пятеро его товарищей, коих он почти не встречал за прошедшие с конца войны 10-ть лет, и о некоторых и не знал, живы ли? Хотя с двумя из них он обменивался по паре писем в год, да и только. С каждым подошёл и крепко, по товарищески обнялся, коротко опрашивая «Ну как ты сам брат, ничего?» «Всё слава богу!» следовал обычный ответ, а с бывшим ротным командиром, а ныне полицмейстером Ратиславского уезда Вадимом Григорьевичем   Белугиным, уже седеющим, чуть располневшим, но по прежнему крепким мужчиной с чуть подкрученными в верх усами и небольшой, даже меньше чем у Неждана бородкой, Уличев хотел по привычке поздороваться как положено , по уставу. Для чего ставши по стойке «смирно» и открывши уже было рот чтобы начать говорить «Ваше высокоблагородие», но полицмейстер будучи не в мундире а в голубом фраке и таких же брюках, поморщившись отмахнулся, и широко шагнувши к поручику, с заметным волнением в голосе быстро проговорил.
- Да оставь ты эти вензеля уже, Уличев! Дай лучше обниму тебя старый товарищ! Как же я рад что ты живой Неждан, столько надежд на  вас на всех, ребята!
И полковник с поручиком запросто по дружески обнялись, смахнули по слезинке, и Белугин наконец широчайшим жестом, пригласил всех к столу, и сам- осьмой,  сел за него последним между Уличевым и Егоовым.  Сразу послышались хлопки откупориваемых винных бутылок, ( водка и наливки стояли в графинчиках) и гости уже не церемонясь наливали один – другому, не могши теперь дождаться момента, чтоб наговориться друг с другом. Полицмейстер попросил тишины и встал с бокалом вина, все замерли.
- Господа офицеры, мои боевые товарищи! Долгих два года я наводил справки о всех наших,  кто ещё остался из ветеранов 17-го егерского полка… Кого –то уже нет, кто – то спился, кто – то пропал невесть где, у всех сложилось по разному. Но, удача упорных любит ( Белугин чуть улыбнулся) и мне удалось, пусть и не сразу, но найти хоть вас семерых в добром здравии и относительном благополучии. Поверьте друзья, ради праздных бесед да пьяных слёз по прошлому, я вас не искал бы по всей Империи, понимая что у каждого теперь своя жизнь. Для каких целей по мимо желания увидеться со всеми, я сообщу вам чуть позже, и не тут, а на верху, там есть у нас хорошая комната для бесед, а покуда, за нас всех, за вас ребята, за то что живы до сей поры, ура!
Все с гулом поднялись, и принялись чокаться, да отвечать в разброд «За нас!»  «За 17-й егерский!» «За жизнь!» и прочее. Все выпили и уже совершенно расслабившись, принялись пировать – угощаться, да расспрашивать друг – друга о том да сём. Поручик Уличев узнал за первый час застольных диалогов следующее.  Господин полицмейстер, сидел на своём месте уже шесть лет, сменивши бывшего тут городничим некоего Евсюкова, что проворовался так, что уже дальше некуда было воровать, и находился теперь за всё это. много дальше чем город Ратиславль. Товарищей по полку, присутствующих тут, он, знавши по долгу службы их адреса, собирал несколько недель, и отправляя незаметно курьеров к ним в разные дни с расчётом  чтоб собрать всех разом хотя бы в течении трёх дней, но вышло правда за пять. Что ж делать, велика Россия, то да сё, и шестеро прочих товарищей Уличева, прибыли в город четырьмя днями ранее. Первыми припожаловали Сан Саныч с Пал Палычем, они вообще живут в одном уезде, только первый обретался в городе, а другой в своём небольшом имении, что он приобрёл на деньги родителя, купца 3-й гильдии.
Вторым прибыл подпоручик в отставке, мелкий помещик Степан Евграфыч Зорких, среднего роста, крепкий мужчина 36-ти лет с тёмно-русыми, седеющими волосами, и высоким крепким лбом. Одет подпоручик Зорких был как купец, правда в дорогом, хорошего сукна полукафтане, картузе и начищенных до блеска сапогах ( в таком виде щеголяли многие провинциальные помещики) Крепкое, со складками да небольшими морщинами что были подарены жизнью лицо, отражалось недавним бритьём, с едва заметными точками щетины.
Затем, в течении двух дней припожаловали поручик запаса Куценко Данила Петрович 38-ми лет, тоже живший средней руки помещиком в своём имении, и как выяснилось, слегка скучал, от чего начал писать  воспоминания, да вот де пришлось бросить это дело. Данила Петрович, казался разным людям то росту ниже среднего, то выше такового, на что сам поручик улыбаясь замечал. «Об осанке иной раз забываю господа!» одет помещик Куценко был в дорогой охотничий костюм тёмно-зелёного цвета, такие же штаны, и лёгкие коричневые сапоги. На его загорелом лице красовались кручёные усы, бороды не было, волосы он носил чёрные с проседью на висках. Со стороны, поручик Куценко чем-то напоминал мадьяра или румынского помещика, появляясь в этом наряде в обществе.
Затем появился прапорщик запаса Чеканов Алексей Иванович, подтянутый, резвый господин около сорока лет, облачённый как и Уличев в неброский дорожный костюм, правда вместо картуза, его тёмно-каштановые волосы прикрывала чёрная, широкополая шляпа с пряжкой спереди. Лицом, прапорщик как и многие тоже был чист, брился регулярно, но жёсткости и суровости, его породистое, с крепким носом и челюстью лицо, от этого белее и нежнее не становилось, он нравился женщинам и так.
И наконец в один день с Уличевым, но рано утром, в город въехал на казённой бричке нанятой в наём, бывший мещанин, а ныне штабс-капитан в отставке, Кубанин Михаил Семёнович, 40-ка летний  городской житель своей губернии, живший домовладением и неплохо на сём имевшем. Михаил Семёнович предстал перед друзьями в хорошем сером сюртуке и таких же брюках, белом цилиндре и с дорогой тростью в руке, щёголь да и только!  Цвет его волос как и у большинства был тёмно-русый с проседью, а небольшие загнутые к низу усы, придавали лицу с весёлыми карими глазами, необходимую долю серьёзности. Ростом среди товарищей штабс-капитан не выделялся. И вообще, он, оказался единственным из семерых кто прибыл не на своей лошади а на экипаже, пусть и нанятом.
Прибывшие, разместились по разным меблированным комнатам ( коих в купе с тремя разного качества гостиницами и прочих ночлежек, водилось в городе предостаточно)
Попутно, расспрашивали друг друга кто и как жил это время, не встречал ли ещё кого из полка, и тому подобное. Уличев узнал что те, кто приехал днями ранее, по совету Белугина проводили время в прогулках по городу, попутно изучая его и запоминая. Узнали где стоит «Весёлый дом» ( бордель мадам Пенелопы) но его не посещали, пока… Вобщем не привлекая к себе внимания, однополчане изучали будущий театр боевых действий.  Наконец наступил момент когда уже и поели и попили, обменялись новостями да расспросами, и промокнувши рты салфетками, дали понять хозяину дома, что они готовы теперь внимать ему целиком и полностью. Полицмейстер встал, взял со стола один из канделябров, коротко бросил «Возьмите остальные!» и егеря подхвативши со стола ещё два, гурьбой повалили вслед за Вадимом Григоричем, что шёл первым, освещая путь во тьме. Они поднялись на верх по изогнутой, но широкой лестнице, где свободно могли пройти рядом двое, и Белугин провёл своих гостей миновав несколько дверей, колон, каких-то статуэток, другого камина, настенных часов, и чьих-то ледяных портретов в потускневших рамах, в большую и просторную комнату для отдыха. Сразу же стало светло, и господа офицеры увидели что и эта комната недурно обставлена: тут были пара диванов, камин в углу, мягкие стулья и кресла, небольшой стол на котором стояла солидная ваза с фруктами и несколько бутылок лёгкого вина, при дюжине стаканов на подносе. На столике поменьше, что виднелся напротив у стены, красовался ведерный бочонок квасу с медным ковшиком на крючке. В стенах кое-где поблёскивали медью вмонтированные подсвечники со свечами. Но их как и люстру сочли за лучшее не зажигать. Гудя как пчёлы, егеря взяли кто кресло а кто и стул, уселись всеми подле стола с вином и фруктами, ожидая главного разговора. Полицмейстер занявши невысокое ореховое кресло глубоко вздохнул, и буднично изрёк.
- Закуривай ребята…
Двое ( Куценко и Зорких) достали из карманов маленькие трубочки, набили их табаком, закурили, пыхнули приятным дымком, и теперь уже все приготовились слушать.
- Итак господа офицеры – начал полицмейстер уже другим, глубоким голосом, тем, которым в бытность свою на войне он совещался с младшими своими офицерами или старшими солдатами – я, не без труда собрал вас всех кого смог, в ком уверен как в себе и на кого всецело полагаюсь, чтобы поговорить о делах настолько серьёзных и опасных, что пожалуй даже найдутся среди вас и те, что усомнятся, возможно ли такое быть, в Отечестве нашем? Начну для ясности немного издалека.
Лет десять назад, когда в наших краях снова перекраивали земельные границы, наш город, претендовал на роль губернского, ибо в нём на тот момент проживало порядка 42-х тысяч народу, впрочем как и теперь, прирост-то велик, но и уезжают переселяясь многие, так что на данный момент в Ратиславле живёт что-то около 45-ти тысяч. Но – полицмейстер  чуть подался вперёд, и слегка хлопнул рукой по подлокотнику – губернским стал наш сосед, с меньшим, порядка 40-ка тысяч населением, и не с такой сетью развитых дорого и удобного речного судоходства. Почему? Это уже не важно, губернский город от нас в 18-ти верстах, однако жизнь, бурлит гуще у нас  по выше названным причинам. В Ратиславле два моста, и две пристани, с хорошими складами, купеческих, словом дело идёт. Порядка семи мельниц, если считать пригородное село Казачий стан с его двумя мельницами, скотобойней, и небольшой текстильной мануфактурой. Как и всякий богатый город, наш также не был лишён преступного элемента. Да-с… При моём предшественнике, городничем Евсюкове, тут была почти что понизовая вольница, в полиции хапали девять из десяти, да и в прочих городских службах было неблагополучно. За четыре года ребята – Белугин чуть наморщил лоб – я, как человек военный, прошедший с вами всё от и до, от Ганжи до Ленкорани, навёл тут порядок, много кого из воров да татей на каторгу отправил, перетряхнул чиновников, полицию почистил, новых людей привлёк, словом сделал всё так, что пережил два покушения на свою жизнь  (Зорких налил себе немного вина)  что впрочем меня не удивило, ибо я сего справедливо опасался, и был на стороже.
Всё вроде начало налаживаться, купцы на меня как на отца родного глядят, и по праздникам разные подношения делают. Не подумайте чего ребята, «князя Хованского» я не привечаю, взяток как это бывает не беру, преступников за мзду не отпускаю, и на казнокрадство да мошенничество глаза не закрываю. Да…  Подношения и благодарности принимаю только за исполненное дело да и то не за всякое, чтоб не затянуло, в общем не ворую я братцы, а служу нормально, по уму, и с расчётом…
- Ну это понятно! – понимающе заметил кто-то из присутствующих. «Да»- кашлянул в кулак Белугин и продолжил.      
- Но, года два назад, стали в моём городе необъяснимые вещи происходить, ну, по началу необъяснимые. Разом вдруг, за полгода, разорилось сразу три купца из 1-й и 2-й гильдий. Объявили себя банкротами (прежде правда расплатившись по долгам) продали дома да дела, и выехали с семействами неизвестно куда, следы их затерялись. Ювелиров кто-то щипать начал, богатые детки пропадали а потом находились. Родители бормотали что-то   невнятное, но я по своим каналам уже выяснил что барчуков и барышень, тайно похищали неизвестные, а затем отпускали за выкуп. Но я, раз сами родители молчок, официально дела открывать не стал,  но негласно принялся копать, привлекая только хорошо проверенных людей.
И что ж вы думаете ребята? ( полицмейстер обвёл всех взором  ) Выяснилась прелюбопытная штука: в нашу хоть и не глухую но всё же провинцию, тайно, я бы даже сказал инкогнито – Вадим Григорич поднял указательный палец – прибыла интересная во всех отношениях персона. Никто из вас не слыхивал ли когда о человеке, по прозвищу Асмодей? ( Гости отрицательно помотали головами) Нет? Ну это впрочем и неудивительно, вы ребята по Европе не колесили, да с полицейскими большими чинами не хороводились. Так вот, этот самый Асмодей, как мне удалось выяснить, не просто преступник известный под разными обличиями всей Европе,  он имеет над собой три смертных приговора, и несколько пожизненных сроков…  
- Каков молодец-то! – задумчиво проговорил вдруг Чеканов, непроизвольно сверкнув глазами и откинувшись на спинку стула.
- Да уж, молодец очень непростой! – подтвердил Белугин, и продолжил -   Так вот, этот самый Асмодей, он же Макс Граббе, он же виконт де Арби, он же лорд Шорби, и прочее, в миру оказался Авдеевым, Аскольдом Петровичем, уроженцем одной из наших северных губерний. Из небогатых дворян, знает языки, жесток, циничен, умён и коварен. Хорошо разбирается в драгоценных камнях. Смел и находчив, но азартен, любит играть с судьбой в чёт-нечет. Хорошо стреляет и фехтует, в общем холодным оружием владеет вполне. Кровь людскую льёт на право и на лево, кто-то ему чем не угодил, что-то не то сказал, и своих и чужих запросто за это, на тот   свет  спроваживает. Хороший актёр, встреть такого хоть в высшем обществе а хоть в кабаке, так за своего и там и там примешь. Потому-то его и зовут Асмодеем, знают и бояться в Европе такие же преступники каков он сам есть. При этом алчен и жаден, способен на измену и вероломство ради выгоды. Злопамятен и мстителен.  Имеет на теле особую примету, на груди слева, шрам от «розочки» или «лилии», в виде куриной лапы, «Петушья нога». Но этой клички он не любит. Да, лет ему полных 38-мь, так что почти ровесник вам. Склонен к бонапартизму и мечтает о большой власти…
- Етить твою на лево! – присвистнул Сан Сныч стянув из вазы грушу, и осторожно, не чавкая, начав её есть. Слушатели слегка поскрипели мебелью, а Уличев поднялся «Простите господа» и встал спиной к простенку меж окон. Белугин согласно кивнув « Ничего мол»  продолжил повествовать далее.
-   Так вот ребята, создал этот Асмодей, тут что-то вроде тайного преступного сообщества, со своим уставом и правилами, вроде аглицкого клуба, только из преступников. Ну развернуться во всю ширь я ему не дал, с полдюжины   его приспешников уже топают по Сибири, трое в земле. Мы тоже с месяц назад в перестрелке одного сотрудника потеряли, было дело, но – Белугин снова чуть подался вперёд – оказалось товарищи мои боевые, что всё много сложнее, я бы даже добавил интереснее… Оказалось что этот Асмодей, не одинок в свете, то бишь не один он голубых кровей, да в преступники подался. Из столицы, сюда к нам, стала наведываться одна богатенькая и влиятельная вдовушка  27-ми лет. Дочь генерала Кузовцова, Эмилия Андреевна Гокке. Муж её, господин Гокке, лет пять назад помер от чего-то, оставив молодой вдовушке что-то порядка 300-сот тысяч…
- Угостила жёнушка  грибочками любимого супруга, тот копыта то и отбросил! – хмуро пошутил молчавший до селе Чеканов, налив и себе вина.
- Скорее всего Лёшка, скорее всего так и есть – подтвердил Вадим Григорич – но смерть была признана естественной.  Так вот слушайте дальше. Эта самая Эмилия, собой на вид прекрасна: высока, стройна, светловолоса и светлоглаза, лицо как у богини, словом глянет иной человек, и с дуру влюбиться. Да оно так и бывает, она весьма своей красотой пользуется, я бы сказал широко очень, во всех смыслах ( егеря сдержанно захмыкали, но без реплик) Однако за сим ангелом, скрывается сущий чёрт, я бы сказал дьяволица в юбке. Умна, образована, коварна. При всём при этом хоть и сообщница Асмодея, но не любовница ему, что странно. Имеет обширные связи в обеих столицах, чем широко пользуется.  Преступница в полном смысле этого слова. Соучастница и виновница многих чёрных дел, включая убийства…
-Волчья ягодка – задумчиво заметил поручик Куценко, снова раскуривая свою трубочку.
- Да Данила, ты не далёк от истины – кивнул Белугин и расправив плечи продолжил – мадам Гокке, при этом развратна до отвращения, ну естественно жадна и себялюбива. Как и её сообщник хорошая актриса, хоть прямо сейчас в Императорский Театр выпускай, все букеты и всех гусар пособерёт, сука… Может сказаться кроткой овечкой, а через минуту ножиком вас пырнёт и не поморщится. Поместье её папаши генерала, в Полоцкой губернии. Но ни он ни доченька не являются там частыми гостями. Имеет страсть к интригам и авантюрам и не боится рисковать…
- Очень смелая? – впервые подал голос Уличев, внимательно всё слушающий. Белугин неопределённо пожал плечами.
- Скорее наглая, как и все бабы её склада. Считает себя неуязвимой ни для закона, что увы, но почти правда, ни для  рока, но вот тут, красавица может крупно прогадать – как бы намекая на что-то, пояснил полицмейстер. Далее слушатели узнали что дама хорошо разбирается в ядах, отличная наездница, владеет пистолетами, кинжалами и лёгкими шпагами. Её голубая мечта стать фрейлиной императрицы, но здесь заминка: конкуренток много и приходится толкаться.
- По моим данным – продолжил полковник – сошлись они с Асмодеем лет семь назад в Петербурге, и с тех пор орудуют на пару, она даже несколько раз в Европе с ним была, где и отметилась, в частности в Австрии. Там, при невыясненных обстоятельствах, трагически погиб один князь, исчезла его шкатулка с драгоценностями, и без вести пропала племянница князя, осьмнадцати лет, единственная наследница. Теперь эта Эмилия сейчас тут, в Ратиславле, приехала три недели назад, а до того, была на Рождество. Эти двое, как бы отражение самого Зла, мужского и женского их начал. Впрочем это всё лирика, вернёмся к сути…
Есть у Асмодея по мимо прочих, здесь и основная любовница, Вера Афанасьевна Трепакова, 21-года, дочь богатого когда-то помещика, который всё продал и перебрался в город. Вторая сообщница нашего героя из благородного женского племени. Любительница приключений ( начиталась романов) и лёгкой жизни. Правда много ниже Эмилии Гокке в смысле ума и возможностей. Трепакова преступница средней руки, но кое-что знает и умеет. Наблюдательна, с хорошей памятью, красива. К оружию скорее не склонна, но думаю что яд в бокальчик вам сыпнуть может. Ну приспешников по уголовщине у него тут много, чтобы не затягивать, назову наиболее ярких, попавших в наше поле зрения, и тогда  уж подойду к главному.
Соломон Яковлевич Глицкер, 63 года, ростовщик, связан с уголовным миром, и с Асмодеем в частности. Известен тем, что скупает векселя дворян, но ни одного покуда к оплате не предъявил. Прозвище среди воровских людей у сего скупщика- Клёцкер ( некоторые заулыбались, Неждан сухо кашлянул в кулак) имеет семью. Ещё один подельник, Хрустов, Валентин Егорыч, 37-ми лет, делатель фальшивых ассигнаций, и прочих ценных бумаг, может изготовлять какие угодно печати, мастер своего дела. Правда осторожен и трусоват, для драки  непригоден.
- Гм, прямо целый Орден, только не рыцарский! – усмехнулся штабс-капитан Кубанин, скрестив руки на груди.
- Почти – тихо кивнул полицмейстер,  и чуть сменившись в лице перешёл к главному – Но всё это как выяснилось только вершки так сказать, корешки оказались много глубже и страшнее. Месяцев семь назад, по уезду и даже в губернии, стали находить на улицах а то и в домах, убитых людей. Убитых ножами, причём ножи всегда оставались в теле жертвы, а подле тела, мы всегда находили игральную карту, масть которой, внимание господа  (Белугин поднял указательный палец) соответствовала положению убитого в обществе.  Правда эту особенность, мы открыли сравнительно недавно, всего как два месяца назад. Через свою агентуру, хоть и с трудом, но мне удалось не только выяснить что это за дьявольщина с картами, но найти и завербовать одного если так можно выразиться, соучастника всей этой  кровавой коллегии.
Некий молодой помещик неполных 30-ти лет, вдруг ни с того ни с сего, взял да и отписал своё имение другому человеку, который ему никто, даже не дальний родственник. Родня отписавшего пришла в недоумение, и разумеется подняла шум, но сам молодец решительно заявил что он-де так захотел, и ничего переменять не будет. Родственники на сём не угомонились, и подали на того жалобу что он сумасшедший, однако все бумаги молодой помещик оформил надлежащим образом, и решительно ничего нельзя уже было сделать, в поместье теперь был новый хозяин. Сам же герой, поселился в меблированных комнатах на окраине, в дешёвеньких. А тут мне донесли что  в уезде, в декабре был подобный случай, правда почти без шумный: отписавший имение молодой человек никакой родни кроме пьющего дяди что жил в губернии не имел. И тут я почуял неладное. Велел своим сотрудникам переодевшись в штатское, сыскать мне того молодца, что жил в комнатах на окраине. Ну дело не хитрое, нашли они его, притащили, пил он там с горя. Ребята мои вечерком как-то, в сумерках, на пролёточке подхватили его когда из кабака шёл, да на одну из конспиративных квартир и привезли. Я, переменивши мундир на обычный фрак, тот час же оказался там. Молодец был пьян, но всё понимал и находился в своём уме. Я приказал подать ему крепкого чаю, и когда он перестал дрожать представился, и велел выкладывать всё.  Он колебался порядка двух минут, а потом глядя на меня, убитым голосом рассказал мне такую дикую историю, что я с трудом в неё поверил.
Начиналось друзья всё как обычно в таких случаях: тайное общество, витийство, слёзы по несчастному и угнетённому народу, а потом на стол шло вино, и соображался хороший банчик, или игра в карты. Несложно было догадаться что играли где-то у Асмодея, часто меняя места, так мол романтичнее. Само-собой продувались в пух как молодые повесы, так и прожившие жизнь старые дураки. Но, до гола, в чистую никого не раздевали, а как бы давали в долг под векселя. И таким образом выходило что продувшиеся господа  висели на крепком кукане у Асмодея. Ну векселя и векселя, случаи такие не редки, казалось бы, что такого? Чуть позже друзья я к этому ещё вернусь. И вот  в один из дней, где-то месяцев восемь назад, Асмодей как-то собрал очередной раз своих «якобинцев», но: обычной игры в тот вечер не состоялось… Асмодей, сидя во главе стола, торжественно объявил что обычные игры на деньги или имущество ему приелись, и он дескать, чтоб проверить насколько собравшиеся тут тверды духом, и достойны называться мужчинами, придумал особенную игру, которая закаляет волю, будоражит кровь и щекочет нервы тем, кто не против бросить вызов судьбе, и своему страху. Присутствовавшие там порядка 15-ти человек разом сделали стойку, что же предложит им их благодетель? А благодетель возьми да и скажи, что теперь, желающие могут попытать удачу в игре на человека…
Полицмейстер на пару секунд прервался, обводя всех взором. Егеря негромко загудели, было заметно что их интерес к рассказу командира возрастает.
- А именно? – уточнил штабс-капитан Кубанин, чуть подняв свою трость, и зачем-то мельком глянув на соседа.
- А именно Мишка, ставкой в новой игре придуманной этим дьяволом, были отныне не пачки ассигнаций, не золотые часы или фамильные перстни взятые без спросу у папаши, а жизни, человеческие жизни! – глубоко вздохнув закончил мысль полицмейстер, и потянувшись к столику стал наливать себе вина.
- После того что я вместе с вами пережил на войне друзья, меня трудно чем-либо удивить, но озадачить можно – подал голос Уличев, задумчиво подперев рукой подбородок – и вот пожалуй сейчас я озадачен, хотя примерная картина дела уже прорисовывается отчётливо.
- Да!- кивнул головой полицмейстер, ставя пустой бокал на стол –Я продолжу друзья мои. Собравшиеся члены общества как утверждал тот молодец, вначале замерли, а потом минуты две переглядывались. Наконец большинство членов собрания, изъявили горячее желания  узнать правила игры, ибо им вишь ты, не терпелось попробовать чего-то нового! Я долго и внимательно слушал рассказ бывшего помещика, но удивлялся лишь одному: как он, после столь долгого запоя, отменно всё помнит и соображает? Игра называется «Циферблат, или 12 апостолов». Играют ровно в полночь, когда в глубокой тишине, гулко пробьют часы. За круглым столом, садятся 12-ть игроков, а 13-й, называется Мастер Игры, он же сам Асмодей, вначале мечет игральную кость, на кого, на «младшего» либо на «старшего» пойдёт ставка. Один-два-три, это на «младшего», ну а четыре-пять-шесть, на «старшего» . Да, играют под люстрой из 13-ти свечей, мистицизм так уж по полной. После как определяется «старший» или «младший», Мастер Игры начинает метать карты против часовой стрелки. Когда сданы по три, 36-ть, начинается заключительная часть из 16-ти карт. Мечет ещё по одной, а оставшиеся три, сдаёт игрокам, коих выберет уже сам Мастер Игры. И только тут позволяется вскрыть карты, под невероятное волнение игроков. Вскрываются все, и принимаются считать очки. В зависимости от того на «младшего» или на «старшего» была игра, остаётся один игрок, и уже с его картами начинают смотреть. Если на «младшего» то игрок должен убить молодую жертву, валет- парня или мужчину, дама-девицу, либо женщину как правило не старше 20-ти лет. По мастям, делается следующее: червовая дама-девица или женщина из горожанок любого звания. Бубновая дама – молодка из помещичьего или купеческого рода. Крестовая – дворянка средних лет, но из высшего света. Пиковая дама – пожилая помещица, либо городская дворянка.
Валет червей – пылкий юнец из помещиков, школяр или лицеист, желательно влюблённый. Валет бубей – отставной офицер живущий помещиком, либо снимающий жильё в городе. Валет крестовый – служащий офицер армии, флота или полиции, средних лет. Валет пиковый – пожилой военный любого среднего чина. Король червей – предводитель уездного дворянства. Король бубей – городничий или полицмейстер ( Белугин чинно указал пальцем себе в грудь) Король крестей – губернатор. Король пик – генерал –губернатор. А далее друзья ещё интересней. Туз червей – Статский служащий. Туз бубей – обер-полицмейстер. Туз крестовый – министр. Туз пик – высший полицейский начальник. Ну и наконец Джокер – царствующий монарх…
- Ну ничего себе у них аппетиты-то! – присвистнул Сан Саныч, весь подавшись вперёд . Белугин согласно ему кивнул.
- Подойдём Сашка и к этому! – пообещал он, и снова вернулся к повествованию – младшая масть от двоек до десяток, тоже имеет свои разряды, но исключительно из среды простонародья. Но что кому достанется, зависит целиком от Мастера Игры, и человек получивший последней картой двойку, может перевесить того у кого на руках джокер, по количеству очков. Важна не столько масть, а количество очков. К примеру у Ивана джокер, и всего полста очков, и ему вроде как надлежит убивать царя, но у Петра на руках король крести из старших, плюс роковая двойка, и по очкам он впереди, и следовательно должен убить губернатора, а тот с джокером идёт мимо. Теперь ясно? (однополчане согласно закивали ) Тоже самое и на «младшего», убийцей становится тот, у кого меньше всего очков, плюс роковая карта определяющая жертву.
Как я понял уже после, на роль убийц, обрекаются заранее нужные Асмодею люди, чтоб скомпрометировав их так, держать при себе уже вечно. Но, за стол нельзя сесть просто так, нужен солидный взнос за право это сделать, 25 рублей!
- Однако дорого нынче в убивцы-то записаться! – усмехнулся поручик Куценко.
- Не дёшево – согласился полицмейстер, и далее пояснил что члены общества собираются к 10-ти вечера, и до полуночи разогревают себя беседами и обычными карточными играми. Играют только одну партию, после чего кто желает может оставаться и витийствовать хоть до утра. Жертву выбирает сам Асмодей, и палач лишь получает в руки от курьера пакет со всеми данными, имя, адрес и роковую карту, которую палач обязан оставить подле трупа после дела. Исполнить свой долг, если так можно выразится, палач обязан в день и час указанный в послании. Что примечательно ребята, отказаться от исполнения убийства можно, но лишь в двух случаях. Первое, полный заклад имущества Асмодею, не напрямую разумеется, а его человеку, и второе, смерть, своя собственная. По рассказу свидетеля, загорелись сразу все, и он тоже с «дуру», как горько, уже сквозь слёзы пояснил он мне на квартире.  В тот же вечер а точнее ночь, Асмодей, чтобы люди привыкли и не путались, сыграл с ними три пробные, безо всяких ставок партии, и… Всем этим несчастным дуракам понравилось, друзья мои!  Ну а после пошли уже ставки на жизни. К настоящему моменту, по уезду и губернии, таким образом убито уже 13-ть человек разного возраста и звания, но я скажу вам лишь о последнем, 13-ом случае, чтоб не запутывать вас излишне. В начале апреля, когда снег уже во многих местах сошёл, и густо повылезли подснежники, что уличные торговки их во множестве продавали, мне доложили что средь бела дня, в переулке, недалеко от хлебной лавки, убили ножом молоденькую горничную одной здешней дворянки, девицу лет осьмнадцати.  На преступление выехал мой лучший сыщик, частный пристав Глеб Сергеевич Садко, тоже из отставных военных, артиллерист. Он у нас порой по всему уезду колесит, капитан-исправник не со всем справляется. Так вот он, мне потом доложил со слов свидетелей, что горничная шла из лавки с корзиной хлеба в левой руке, а в правой сжимала букетик подснежников, что по дороге у торговки купила. И тут к ней откуда-то подскочил человек в сером фраке, тёмных брюках, и без головного убора. Спросил что-то, та ответила, и он тут же ударив её ножом в сердце, бросил подле карту и бежал дворами. Людей на улице было мало, погоню организовать не смогли, лишь подняли крик да тревогу. Я тут же поехал в больницу куда увезли тело несчастной, и в покойницкой застал её ещё не раздетой. Лежит такая русская девушка светло-русая, глаза тоже светлые, открыты широко, а в кулачке букет подснежников, мёртвой хваткой стиснутых, поникших.
Тяжко мне стало, дочку свою Лидочку вспомнил, ровесницы они, а Садко мой, мне карту протягивает, взгляните мол, прелюбопытно. Я глянул, и аж загорелся внутри: предыдущие 12-ть случае были с обычными нашими, игральными картами, коих пруд пруди и все на один манер, а эта дама червовая, была в виде восточной девы, турчанки или персиянки, художник видимо не знал тонкостей восточной моды. Словом не обычная колода видать попалась, купили что было. Ну впрягся я на пару с Садко в это дело, и трёх дней не прошло как нашли мы лавочку где такие колоды дюжинами продавались, и даже выяснили кто и когда её покупал. Вот через эту восточную даму с розой в руке, мы на одного из прямых сообщников Асмодея-то и вышли, на того, кто всегда при нём, ну как бы в числе прочих негодяев является его доверенным лицом. В общем-то мой собеседник, поведавший мне про эту игру в «12 апостолов», тоже должен был убить в губернии одну молодую женщину, замужнюю княгиню 25-ти лет, но не смог, и пришлось расстаться с родовым имением, и пропивать оставшиеся при себе деньги. Но из тайного общества, он ребята отпущен не был, ибо есть ещё одна причина по которой он уже не может сам уйти оттуда, но об этом чуть позже. В общем предложил я ему тайно работать на полицию безо всяких расписок, мол и деньгами понемногу помогать будем, но только не на пропой, и Асмодею он отомстит. Собеседник подумал с полчаса, и согласился. Люди Асмодея говорил он, приходили к нему дважды, но видя что он пьян уходили, предупредив однако чтоб по выходе из запою, ходил бы обедать в кабак к Фролу, есть тут один такой подозрительный человек, и там мол его когда нужда будет найдут. Так господа! – Белугин неожиданно встал с кресла – Это ещё не конец истории, а посему объявляю перерыв в четверть часа, свечи вон уже какие догорели переменить, да пардон по нужде сходить кому нужно. Удобства по коридору на лево , там масляный светильник над дверью горит. Некоторые загудев «Кстати!» торопливо вышли, Уличев остался стоять у простенка, пока Белугин ходил за ящиком  свечей , после чего при помощи оставшихся, неспеша стал переменять почти догоревшие на новые.
- Я похоже уже начинаю понимать к чему ты Вадим Григорич клонишь – тихо намекнул Неждан, подавая свечи по одной полицмейстеру. Тот невозмутимо заметил что это радует, и более ничего не добавил. Прочие заменяли свечи вообще молча. Здесь вернулись уходившие, хлопнули ещё по стаканчику, и рассевшись по местам, снова превратились в слушателей. Полицмейстер поскрёб подбородок, и чуть кашлянув продолжил.
- И вот друзья, теперь сей бывший помещик чуть ли не единственный агент, близкий к обществу Асмодея…
- Вадим Григорич, я дерзну задать тебе два вопроса, очень уж мне прелюбопытно стало – осторожно подал голос подпоручик Зорких.
- Ну разумеется Стёпа, спрашивай на прямую всё что тебя волнует, или чего не понятно, и прочие тоже не сидите как засватанные, спрашивайте, охотно отвечу! – искренне сказал полицмейстер, хотя слегка и волновался.
- Ну во-первых, чего такая чёрная птица как этот Асмодей, ежели он преступник международного класса, делает и забыл в нашем пусть и большом, но всё же уездном городе? Ему ведь с его подручными самое по столицам шаромыжничать? – с расстановкой начал Степан Евграфович, чуть развалясь на стуле – И во-вторых, не ужель вы, всю его подноготную, подноготную этой самой Эмилии Гокке, все их европейские скачки и вояжи, прямо тут, через своих шпионов узнали? Как-то не вериться мне что всё это, в таких подробностях, здешний воровской люд, знать может!
- Я кстати тоже про то подумал- поддержал товарища Пал Палыч, скрипнув сапогами. Белугин слегка улыбнулся, и чуть хмыкнув ответил.
- Молодец Пал Палыч, вопрос правильный, и я его ждал. Отвечу несколько необычно, то бишь сразу на второй, а уж после, исходя из него и на первый. Нет, братцы-егеря мои, разумеется о таких людях как Асмодей и Гокке, раздобыть сведений через здешних воров я не мог, это не реально. Эти подробности, я получил по секретным каналам из Петербурга, из канцелярии Комитета Общей Безопасности, в коем я скоро уже как семь лет, имею честь служить, и куда я делал запрос когда впервые услышал про Асмодея, и сам, непосредственно тут, собрал некоторые сведения. Собственно говоря, я и был-то направлен сюда своим начальством на должность полицмейстера, после того как через МВД, от губернатора здешнего, и ряда соседних, а так же дирекцию почт, в Комитет попали сведения о делах весьма подозрительных и нехороших, что стали наблюдаться в наших да и не только наших краях, уже довольно давно. В общем по мимо уголовных, я, разумеется нелегально, веду дела и политического сыска, борьба со шпионством и противугосударственными тайными обществами.
- Комитет Общей Безопасности серьёзная контора, слыхивал я о ней ещё на войне – задумчиво проговорил Уличев, и тут к немалому удивлению полковника Белугина оказалось что все в разное время, о таком комитете слыхали, и людей служащих там уважают. Да и не мудрено было слышать им об этой конторе, ибо сам комитет, был образован по предложению графа Н.Н. Новосильцева, одного из ближайших друзей царя, 13 января 1807 года, то бишь в самый разгар войны с Персией, где все они в то время и находились, служа в знаменитом, 17-том егерском полку.
- Так вот ребята, теперь перехожу к завершающему этапу своего повествования – как нам удалось выяснить, Асмодей не только опасный преступник, мошенник и убийца, нет. Он, уже несколько лет, сколько, точно не установлено, является приверженцем ордена иллюминатов, вы верно когда-нибудь слышали о них. Это орден мистиков, ставящий своей целью, постепенный захват мира, упразднение религий и государств, и установление нового Мирового порядка. В частности, иллюминаты на пару с масонами и прочими им подобными, приложили немало усилий к устроению во Франции кровавой революции, в конце прошлого века.  Да и вообще, за ними числится много тёмных дел, политических убийств и государственных переворотов. И вот теперь, по всем признакам, они с их подручными внутри нашей страны, готовятся уже в ближайшие годы свершить революцию подобную французской,  уничтожить навовсе монархию, и установить республику. Разумеется что при этом придётся реки крови пролить они знают, и к оному готовы. Многолетние, самые пристальные наблюдения иных наших служб ( их ведь у нас слава богу несколько!) за либералами, за тем что они говорят и пишут, привели надзор к грустным выводам: во всех тайных обществах революционного толка, в подавляющей своей массе состоят дворяне, чьи имения заложены-перезаложены. Эти господа от чего-то впали в ложные убеждения, что должны не государству, а царствующей фамилии. И стоит избавится от царя, и им де всё спишут. Тут вот в чём заковыка ребятки, к настоящему моменту половина, если не больше всех имений, заложена их владельцами в Крестьянском банке. Дворянство наше в большинстве своём живёт в кредит. Присутствующих я разумеется в виду не имею ( полицмейстер слегка улыбнулся) Многие помещики хотят жить не по средствам, а по прихоти, отсюда и выводы их, что устранение  ими главного своего кредитора в лице нашего Государя, полностью спишет им все долги, и они снова заживут в своих поместьях…
- Виноват – задумчиво и чуть возбуждённо подал голос Неждан, отталкиваясь наконец от простенка, и шагнув к столу – а как же присяга? Ведь большинство из этих дворян служило, и давало присягу царю и Отечеству! Выходит слово офицера и дворянина для них пустой звук? Захотел-дал, перехотел-назад забрал?
- Ты Неждан несколько ошибаешься насчёт этих господ – ровным голосом стал отвечать ему подпоручик Гайдуков – по настоящему служилых, там, в этих обществах, от силы четверть, а доминируют болтуны и повесы отроду пороха не нюхавшие, хотя некоторые в мундирах и щеголяют, и даже офицерами себя величают. Я таких встречал на всяких вечерах да в салонах. С одним даже поцапался год назад, дал ему в ухо, и тут же была дуэль…
- Пал Палыч, ты на дуэли дрался? – чуть удивлённо спросил Куценко, теребя в пальцах уже погасшую трубку.
- Было дело! – мотнул головой Пал Палыч – он мне чуть плечо пулей ожог, я ему грудь на вылет прострелил, говорят ходит, только кашлять стал чаще!
Уличев молча покачал головой, и ничего на то не сказал.
- Да – подтвердил полицмейстер – Пал Палыч прав, всё так и есть, однако и боевые офицеры там тоже присутствуют, что очень сильно нас озадачивает.  Но, вернёмся к нашему герою. Асмодей этот, всеми своими махинациями с бумагами, долгами, тайным обществом, игрой в карты, и прочей дьявольщиной, вербует себе сторонников тут в уезде, и по всей губернии, людей готовых по сигналу взять в руки оружие, и присоединится к мятежу. Не сделаю открытия если скажу что подобные общества и поползновения внутри них, замечены во многих местах Империи, но основные находятся на Севере и Юге, а также в наших Кавказских владениях, кои в случае начала полномасштабной междоусобицы, тут же захотят отложится от нас. Так что ситуация ребята очень серьёзная, хотя невооружённым глазом и не видно. У этого Асмодея, имеется архив весьма ценных бумаг: там проекты воззваний, списки возможных мятежников, их письменные обязательства и клятвы, прожекты, словом всё то, чем он их всех держит.
Даже если заговор провалится в столице, над чем мы весьма  сильно работаем, то он, Асмодей, обязан будет и далее хранить архив и приумножать его, ибо он может сослужить им службу и годы спустя: кто-то из членов общества могут занять высокие посты, мы же их знать не будем, а иллюминаты будут, и с их помощью, год за годом грызть и подтачивать столп нашего государства братцы-егеря. И вот теперь я скажу то, зачем с такими предосторожностями вызвал вас сюда. Я как полицмейстер знаю многое, но силами своих сотрудников, а проще говоря законными методами, мне ни Асмодея, ни тем более Эмилии Гокке не взять, свидетельствовать открыто против них никто не будет, а высокие покровители и вовсе ничего не дадут сделать. И вот, зная вас как отличных бойцов и разведчиков, не раз показывавших чудеса на войне открытой, я прошу вас оказать мне помощь в войне не менее лёгкой, войне тайной!
Повисла короткая пауза. Егеря переглянулись как бы спрашивая взорами один-другого «Ну что брат, послужим или как?»  Сан Саныч, с нотками скепсиса в голосе, поинтересовался у командира, а отчего это комитет, отправил его высокоблагородие сюда в город одного, без команды тайных агентов? Его вопрос коротко повторили ещё двое присутствующих.
- Да, а почему так, Вадим Григоричь?
- Ну друзья мои, во-первых, комитет не очень велик, хотя при необходимости людей найти может. Во-вторых, все сотрудники служат в меру сил и по возможности выручают друг друга.  Я кстати хорошо знаю одного такого офицера, он сам из драгун, и три года провоевал там же где и мы с вами, потом в числе прочих был переведён на иное место. Так вот он, отличный разведчик, талантливый сыщик, и верный во всех смыслах человек, близок с некоторыми влиятельными людьми.  Скажу например что с Бенкендорфом дружбу водит , с Дуббельтом на короткой ноге, государь его знает, и Великий князь Николай Палыч тоже ценит и уважает лихого драгуна, но – полицмейстер развёл руками – сей офицер теперь как чиновник по особым поручениям, служит в одной из центральных губерний, и занят примерно тем же чем и я, и помочь не может, а жаль…
И потом, мне переподчинены все полицейские и воинские силы уезда, включая внутреннюю стражу. В комитете справедливо полагают что этого мне должно хватить, и по своему они правы.  Но из столицы не видно истинного положения дел в глубинке. Думают что городовых да стражников с пожарниками достаточно.  Да, для полицейских операций этих сил хватает, очистил же я за четыре года уезд и город от уголовной швали да разбойников. И в тайной войне как грубая сила они тоже сгодятся, но не ранее того как я в тайной войне, смогу полностью обескровить и загнать преступное сообщество Асмодея. Но тут одними законными мерами не обойтись, многих из подручных этого беса, надлежит уничтожить просто по факту их деятельности, предварительно убедившись в ней. Они уже не таясь льют кровь, и готовы реки её пролить, коли их верх будет, чего же я должен себя сдерживать? На войне как на войне…
Ну и последнее по этому вопросу. Если совсем быть откровенным, то уже два года как, именно с началом всей асмодейщины, мне прислали по запросу двух внештатных агентов, работают за жалование, но того стоят, проверенные, надёжные и умелые. Однако двоих мало братцы, враг же силён весьма.  Агенты сии хороши как лазутчики и шпионы, секретно схватить кого-то могут, или убрать, но повторяю, их двоих на всё не хватит, а полиции моей сие не по силам, да к тому же – Белугин чуть помрачнел – кто-то из Управы работает на Асмодея, уже две засады на его людей провалились, и пока я предателя не нашёл…
- А этот ваш, лучший следователь, как его бишь?- вопросил прапорщик Чеканов Алексей, поправляя свой неприметный, дорожный костюм.
- Садко Глеб Сергеич?  - задумчиво переспросил полковник, и тут же пояснил что частный пристав Садко, офицер отменный, глаз как у артиллериста точный, но, излишне идеалист, играет строго по закону да по правилам, . а в драке с Асмодеем уже нельзя играть ни по закону, ни по правилам, ибо ни он ни его сообщница Гокке, давно уже никаких законов и правил не признают. Полковник с горькой усмешкой даже  уверенно заметил что возьми он эту Эмилию Андреевну с поличным на трупе, её столичные покровители вытянут её в тот же день, а он получит по шапке за «полицейский произвол». И Асмодей и она всё это прекрасно понимают.
- А посему братцы-однополчане, воевать с Асмодеем придётся только непопулярными методами, нарушая закон, и отвечая на один его удар, двумя-тремя своими. Этакого  обращения не ожидает, и как правило не выдерживает ни одно преступное сообщество, ибо когда начинают уничтожать их, они скисают, теряются, паникуют, в общем не выдерживают жёсткого отпора и настоящей схватки. Садко не знает где я на самом деле служу, и я не рискну посвящать его в то, во что посвятил теперь вас, но при случае, я уверен он всё равно сможет принести нам пользу, пусть даже и в тесных рамках закона! Ну-с друзья мои, вопросы ко мне ещё есть?
- Работать, тем кто согласиться, придётся на свой страх и риск? – прикидывая что-то в голове, поинтересовался поручик Уличев. Полицмейстер согласно кивнул.
- Да Неждан, работать придётся именно так. Ну разумеется со своей стороны, я могу обещать что если кого-то из вас задержат власти, я вмешаюсь и вас вытяну, но это всё что я смогу. Даже в комитете, верно моё начальство не разрешило бы мне действовать так, как я задумал, там тоже полагают что врага надо бить только по правилам. Но я, как человек прошедший с вами пекло персидской войны, вижу и говорю вам что иного выхода у нас уже нет. Либо мы теперь же действуем жёстко и решительно, либо у нас разыграется революция. Всё очень неладно ребята. Государь в последние два-три года, впал в излишнюю религиозность, или мистицизм, называйте как хотите. Он стал тяготится властью и почти отошёл от дел. Слава богу там при нём пока Аракчеев, и ещё несколько надёжных людей, у которых не забалуешь, иначе я уже не знаю, переворот  уж верно состоялся бы. Не погрешу против правды если скажу что над Отечеством нашим, нависла грозная опасность взрыва изнутри. Государь не оставил прямого наследника, и царём будет либо Николай либо Константин.  Для трезвомыслящих людей, предпочтительнее первый, ибо Константин известен своими непредсказуемыми выходками, хотя  и лично храбр и на войне себя достойно показывал, но вот править государством… - полковник скептически покачал головой, и с  надеждой поглядел на присутствующих.
- Раз дело обстоит настолько серьёзно Вадим Григорич, то лично я с вами! Ибо если теперь отойти в сторонку да обождать, то коли не дай бог грянет, в поместье уже не отсидишься! – неулыбчиво проговорил Неждан Уличев.
- Ну тайная так тайная, мало ли у нас их на Кавказе было?- невесело хмыкнул Сан Саныч – я тоже с вами Вадим Григорич!
Пал Палыч тоже поддержал друга.
- Мне, как раз в моих воспоминаниях, пригодится что-нибудь эдакое – деловито заметил поручик Куценко, скрестив руки на груди- Я согласен!
- Коли так, послужим командир! – коротко бросил подпоручик Зорких, поправив правой рукой седеющую прядь.
- Можете располагать мной Вадим Григорич, я тоже кое-что слышал, и понимаю теперь что дело очень серьёзное! – чуть суховато но чётко, проговорил прапорщик Чеканов. Последним, подал голос обведя всех взором и покачивая тростью, штабс-капитан Кубанин.
- Ну если кто-то думает что в ловли душегубов да заговорщиков сможет без Мишки Кубанина обойтись, то он решительно ошибается. Меня после Ленкорани, не то люминатами да столичными шлюхами с их покровителями, а чёртом из преисподней не испугать. Так что приказывай Григорич, хоть молодость вспомню, коли всё так далеко зашло-то!
- Я – негромко заговорил полицмейстер, по лицу которого промелькнула тень волнения – очень надеялся на вас, мои боевые товарищи… На ваше понимание ситуации, и  того положения в котором оказались мы все в целом. Именно поэтому я счёл своим долгом посвятить вас во все тайны этого дела. Я знаю что вы все уже обзавелись семьями, но когда Отечество в опасности, долг офицера зовёт его пожертвовать чем-то, во имя спасения Родины. Хотя я допускал мысль что кто-то может в силу обстоятельств отказаться, и не счёл бы это недостойным, все мы всего лишь люди, и жизнь есть жизнь. То что согласились все, лишь убеждает меня в правильности моего выбора. И всё же, в силу неписанной традиции, я обязан дать вам время на размышление! – Белугин быстро встал, прочие тоже поднялись со своих мест, кто-то даже потянулся к вину. Полковник подошёл к массивному бюро жёлтого цвета, стоявшее в затемнённом углу, что-то взял с него, и вернувшись показал однополчанам песочные часы.
- Пять минут ребята, пока сыплется песок, надлежит всё взвесить, и дать уже окончательный ответ. Кто передумает и откажется, просто уедет завтра домой, и повторяю, останется как и раньше моим и вашим товарищем. Если же не передумает никто теперь, но захочет уйти уже в процессе драки, я отпущу, но забуду  этого человека навсегда, не узнаю при встрече и не подам руки, ибо в этом случае буду считать его трусом и дезертиром. Итак, прошу тишины! – полицмейстер чуть торжественно поставил часы на стол, и взоры всех присутствующих невольно сошлись на тоненькой струйке своих судеб, мелко бежавшей сейчас из верхней половины песочных часов, в нижнюю.
Разные выражения лиц были в эти пять минут, у решавших свои судьбы офицеров: от спокойно-небрежного как у Сан Саныча, до напряжённо-решительного как у Неждана Уличева. Кто-то держал руки в кармане фрака, кто-то сцепил их на груди, но видно было одно, люди думают. Думают обстоятельно и всерьёз. Никто не позволил себе подать голоса, вставить реплику или вопрос. И вот время в полном смысле истекло, и полицмейстер уже иным, более начальственным тоном, осведомился.
- Н-ну, кто чего решил?
Остались все.
- Благодарю вас ребята, много позже вы поймёте как неоценима была ваша помощь! – заметил взбодрившись полковник, и уже тоном командирским, добавил – Значит с этой минуты считайте себя вновь призванными на службу!
- Есть считать себя на службе! – чуть шутливо вытянулся Уличев, прочие тоже картинно вытянулись по стойке «смирно», но Белугин хмыкнув отмахнулся.
- Вольно, будет уже вам блажить-то! Садитесь по местам, я вам кое-что про этот дом расскажу.
Все уселись, и услышали от командира простую на первый взгляд историю. Этот дом, он через третье лицо купил год назад. Особнячок хитрый, вроде как на два хозяина, и с той стороны где большой двор, есть ворота, сараи, конюшня и прочее. Для соседей здесь создаётся видимость двух хозяев.  В отсутствии полицмейстера, что всегда посещает оный дом тайно и неузнанный соседями, здесь временами как бы квартируют два агента выше упомянутые, либо молодая пара изображающая супругов ( что практически так и есть) но служащая в жандармской губернской команде. Теперь же, «супруги» съехали и отправились в продолжительное путешествие, и возможно даже заграницу. Прислуги никакой не имеется, так что дворниками, стряпухами, и всем прочим, господам егерям придётся по переменно быть самим. Продукты из лавок и трактиров, особняк отныне считать своей секретной штаб-квартирой, да, баб сюды не водить!
- А как выглядит этот Асмодей, обличьем из себя каков? – спросил вдруг, задумчиво  глядя на командира прапорщик Чеканов, да и прочие услышав это заметно всколыхнулись.  Белугин подошёл к уже знакомому бюро, и выдвинув верхний самый большой ящик, достал обычную картонную папку, и вернулся с ней к столу. Раскрыл её и извлёк два листа бумаги для рисования, на коих цветными карандашами, были изображены двое: яркая и красивая женщина с подписью внизу «Эмилия Гокке», и мужчина с кругловатым но не толстым лицом, награждённым природой крепкими, словно вырезанными из дуба чертами. Тёмные густые волосы, пронизывающие вас тёмно-карие глаза, короткий но породистый крепкий нос, и плотные, средней толщины губы, под которыми был округлый но какой-то тяжёлый подбородок.
- Личность Асмодея, изображена нашим рисовальщиком со слов свидетелей, есть у меня один унтер умелый, что угодно нарисует, держу его на штабной должности! – чуть улыбнувшись пояснил полицмейстер, и прибавил что вживую, сию персону никто из полицейских пока не видел, ибо Асмодей мастер перевоплощения, всегда появляется в разных личинах.
- Меняет цвет волос, клеит усы либо бороду, очки фальшивые, родинки, бородавки на лице, ну и тому подобное, и так просто его не взять, да и похожих людей много, внешность типичная, случаи ошибок уже были! – закончил мысль полицмейстер, наблюдая за тем, как портреты пошли по рукам.
- Красивая бабёнка эта Гокке, я бы с ней покувыркался при ином раскладе! – довольно хмыкнув, заметил штабс-капитан Кубанин, разглядывая портрет дамы.
- Да. Весьма недурна! – согласились с ним товарищи, передавая портрет преступницы друг другу.
- А она значит не таится? – хмуро проговорил Уличев, рассмотрев портреты, и положив их на стол. Неждан как и все его товарищи, за долгие годы войны, научился быстро запоминать внешность  нужных людей, неважно, врагов или друзей, всех. Вадим Григорич чуть развёл руками.
- Нет, она не таится, мало того, очень быстро заняла здесь в городе ведущее место в племени светских львиц, чем нажила себе немало соперниц.
- Это нам на руку! – сухо бросил Сан Саныч, откинувшись на стуле.
- Да, я думаю сам использовать это оружие в игре против этой особы. Женская зависть, страшнейшая вещь, многократно хуже нашей, мужской! – подметил полковник.
- Ну да, чего этой ведьме таиться?  Она же не находится во все имперском розыске! – усмехнувшись добавил Уличев, который уже от чего-то, ощутил внутри себя непонятную, нарастающую неприязнь к изображённой на рисунке женщине.
- Увы! – вздохнул полицмейстер, и достал из папки ещё одну стопочку документов, пояснив собравшимся, что это теперь их новые паспорта на время дела, и пусть они сами их разберут там всё отмечено как должно. Егеря не без интереса приняли документы, подыскивая каждый себе подходящую личность.
На вопрос Данилы Куценко на что оно нужно, полковник спокойно пояснил чтобы дескать в случае чего, враги по «пачпорту» не нашли бы семьи егерей, и не смогли им навредить.
- Дальновидно Григорич,  узнаю тебя прежнего! – довольным голосом заметил поручик Уличев, пряча свой новый пачпорт во внутренний карман.
- Да, ваши подлинные  документы я попрошу теперь же сдать мне, и не волнуйтесь, они будут спрятаны в надёжном месте, и в случае моей гибели, нужный чиновник вернёт их вам все!
- Это радует! – в тон ему отшутился Уличев, протягивая полковнику свой паспорт, прочие тоже второпях зашуршали карманами, вытягивая документы.
- Да, надежда есть! – не то в шутку не то в серьёз, согласился с ним Сан Саныч, расставаясь со своим паспортом. Никто из присутствующих впрочем не загрустил, все приняли свои метаморфозы с истинно армейским спокойствием. Собрав паспорта, полковник сложил их в ппапку, и коротко извинившись, вышел. Вернулся он минут через пять но уже без папки, и объявил всем что на сегодня всё, но завтра, в два часа по полудни он ждёт их здесь же, чтобы поговорить уже о своих союзниках, вернее союзнике.
- Ну заодно и пообедаем господа! – подмигнул Вадим Григорич, и все согласно закивали.
- Уходить будем через два выхода, так вернее, кто двое со мной до центра? – спросил полицмейстер беря один из канделябров. Оказалось что в попутчиках у полковника будут Пал Палыч с Сан Санычем, прочие покидают дом через парадный выход. Вооружившись оставшимися канделябрами, вся тайная компания неспешно спустилась вниз, и уже там, между передней и проходом на кухню, однополчане затушив свечи расстались, чтобы завтра с обеда, продолжить слушания по делу, обещавшему быть весьма не скучным.
С попутчиками Неждан дошёл до перекрёстка своей улицы, где товарищи пожав друг другу руки, пошли каждый своей дорогой. Город оказался довольно сносно освещён, и глянув на свои часы, Уличев увидел что уже половина третьего ночи.
- Однако засиделись! – сказал он себе ускоряя шаг, надо было хорошо отоспаться, и хотя он и не планировал вставать рано, но привычка спать при каждом удобном случае, выработалась у него ещё с войны.  Неслышно зашёл он в неосвещённое здание меблированных комнат, не потревожив даже спящего сторожа, и проникнув в свои покои, принялся торопливо но аккуратно раздеваться. Оставшись в исподнем, Неждан залез под одеяло, скрестил руки на груди, прикрыл глаза, и стал медленно погружаться в сон.  Но прежде чем уснуть, он невольно подумал о том, что в его жизнь снова пришла война, пусть и тайная но всё же война, как уже когда-то давно, пришла она в жизнь молодого солдата 17-го егерского полка, отслужившего к тому времени только три года…

                *            *            *           *

В рекруты, Неждана сдала его помещица, когда пареньку было не полных 18-ть лет. Сдала за то, что «Дерзок и своенравен, горделив и не покорен». А дело было в том, что Неждан хоть и росу вышел не особливо высокого, но проворен и крепок телом, жилист, довольно силён, и уже с отроческих лет нравился девкам, а в 16-ть, по воле случая познал сладость женской любви, соблазнившись знаками внимания 20-ти летней горничной своей тоже молодой, 25-ти лет барыни, овдовевшей два года назад. Барыня узнав о сём, отчего-то на горничную взъелась, надавала пощёчин но не выгнала. И как-то раз ( паренёк уже служил в доме среди дворни) уже к ночи, взяла и попросила Неждана зайти к ней в опочивальню, и чем-то там помочь. Бесхитростный ( или вид делал?) Неждан  повиновался, вошёл в барыневы покои, да и остался там до утра.  Два года он был верным любовником своей хозяйки, и почти ей не изменял, а слухи о сём ходившие, ни во что не выливались ( такое среди одиноких помещиц случалось не редко) И вот когда Неждану уже должно было стукнуть 18-ть, он по настоящему влюбился в девушку 16-ти лет, соседскую, и объявил хозяйке что собирается «оженится».
Гнев барыни стал неописуем! Она пригрозила что если Неждан «подлец этакий» будет на эту девчонку глядеть, то она, барыня, выдаст её замуж за лакея. А тому уже 30-ть, и вообще; женится она ему просто не позволит, «негодяю». Неждан вспыхнул, и заявил что тогда они с Алёнушкой (так звали девушку) убегут на Волгу, «дескать там примут!»  На это, барыня призвала пару дворовых, коим приказала сей же час схватить наглеца, и высечь на конюшне. Но, не тут-то было!  Для того чтобы сие исполнить, пришлось бросить в битву дополнительные силы в виде лакея, дворника и кучера  (отбивался Неждан люто, и хотя сам был излупцован аки пёс, но и троим из пятерых супротивников, хари разрисовал под хохлому тоже!) Высекли его жестоко, но пока длилась экзекуция, где присутствовавшая барыня ожидала раскаяния, Неждан вместо покаяния, поливал всё и вся отборным мужицким матом так, что ошеломил и смутил помещицу наповал.
Отлежавшись в доме у несчастных родителей своих, Неждан снова был затребован к хозяйке, но ни каяться, ничего ещё прочего делать не пожелал, и вскорости  был отдан барыней в солдаты, и надел амуницию, перевернув первую страничку своей жизни, открыв другую, ещё более тяжкую, и драматическую.
Определили Неждана за его рост, резвость и проворство в егеря, а именно в знаменитый 17-й егерский полк, где пошли отцы-командиры, обучать рядового Уличева всем хитрым воинским наукам. Дело пошло веселее когда выяснилось что Неждан грамотен, и даже может хотя и с ошибками, но писать. ( в детстве его выучил этому дьячок хотевший определить мальца в служки, но мальчишка освоив науку, от учителя сбежал)
Ротный командир, вслед за взводным, предрёк  Неждану как минимум унтер-офицерскую карьеру, ибо грамотных солдат в полку было мало, и на них, начальство обращало особое внимание. Ох и тяжела же оказалась солдатская наука, жестка и крута военная лямка!  Особенно трудно пришлось Неждану первый год, когда отвыкал от дома и семьи, да привыкал к казарме и полку, но тут помогли природная смекалка да неприхотливость самого солдата. Обучали егерей немного иначе чем остальных солдат, или как тогда выражались-линейных войск.  Егерь, воин особенный, его готовили и тренировали как индивидуального бойца, то есть чтобы мог вести бой   и в одиночку, и в составе подразделений. В отличии от солдат линейных частей, егеря умели воевать как в сомкнутом, так и в рассыпном строю, быть пехотинцем и всадником, и даже при случае превратиться в артиллеристов.  Егерей обучали вести бой везде: в поле, в лесу, в горах и скалах, словом куда судьба не забросит, там егерь и должен был драться.
Молодых солдат учили азам теории и практике, коротко сформулированных ещё в самом конце 18-го века: «1-е, открывать неизвестные места; 2-е, занимать дефиле ( узкие проходы в естественных преградах, или трудно проходимой местности) малым числом людей, дабы не дать воспользоваться оным неприятелю… 3-е, очищать леса, густые кустарники, и укрепив себя засекой, не пускать в оные неприятеля; 4-е, открывать неприятеля засевшего в деревнях, в кладбищах и рвах, закрытые лесом и скрытые за большими камнями батареи, занимать оные, если неприятель не успел ещё укрепиться; 5-е, иногда должно рассыпать егерей и перед своей пехотой, которые могут занимать неприятеля огнём своим, пока оная выстроит свой фронт или во время прохода через неудобное место, где неприятель не будучи занят, может воспрепятствовать во всех предприятиях; 6-е, когда армия или корпус маршируют закрытыми местами одной или многими колоннами и когда нельзя употребить конницы, то начальник армии назначает тогда егерей для открытия марша.»
Тактической единицей егерской цепи, была пара стрелков с интервалом в один шаг, между парами два шага в густой цепи, и пять в двойной. Если напарник выбывал из строя, оставшийся прибивался к соседней паре. Стрельба в паре велась по очереди; егерь стрелял только тогда, когда напарник заканчивал заряжение. Этому, и ещё многим другим строевым премудростям, обучался молодой солдат Неждан Уличев. Постепенно, не смотря на все трудности и суровые условия солдатчины, паренёк втянулся, и уже даже сам, с интересом старался всё познать, всё пройти и превзойти.
Особенно усердно молодой егерь учился стрелять. Для сего, в каждом батальоне полка, имелось несколько деревянных щитов высотой два, два с лишним аршина и шириной один.  Выкрасив их в чёрный цвет, проводили горизонтальные белые полоски шириной 4-ре вершка: одну посередине, другую у верхнего края. Позади щитов насыпали земляной вал, из которого потом извлекали пули. Егеря палили по ним с 40-ка, 80-ти, и 120-ти саженей  (одна сажень примерно 2 метра) причём на первых двух дистанциях целили в нижнюю полоску, а на 120-ти, в верхнюю. Иногда вместо полос рисовали человеческую фигуру. Стрелков гоняли столь по многу и усердно, что абсолютное большинство егерей уже не тратили ружейные заряды зря. Неждан стал уже на второй год службы одним из лучших стрелков в роте, за что пару раз был премирован денежной суммой, которую естественно прогуливал с товарищами. Каждый егерь, досконально изучал особенности оружия как своего, так и неприятельского. На маршах, во всей амуниции, егерей тренировали по мимо тихого и скорого шагов, использовать резвый или беглый, 350 шагов в минуту, за чем строжайше следили полевые офицеры, сами кстати делавшие всё тоже самое. Правда такой шаг, дозволялось применять лишь на коротких дистанциях, в противном случае, боец просто не смог бы вести прицельный огонь.
Всё вышло, всё преодолел сжав зубы Неждан Уличев,  обливаясь потом, набивая шишки и мозоли  на руках и ногах, да поминая первые полтора года про себя, а порой и вслух, нехорошими словами свою уже бывшую теперь барыню, и всю её родню по материнской линии. Но потом, боль и обида на «глупую бабу» притупились, появилась цель стать хорошим солдатом, а там с божьей помощью в унтер-офицеры выбраться, и погрузился егерь Уличев в сложную но интересную воинскую науку, весь с головой, по самый что называется кивер.
По мимо упражнений со стрельбой, перестроений на ходу, усвоение чуть ли не десятка видов барабанных сигналов, учили егерей штыковому бою, владению всеми прочими видами холодного оружия от ножей-тесаков, пик и копий,до топоров и прочего, словом всем что мог подобрать или захватить егерь на поле брани. Неждану особенно понравилось фехтование да ножевой бой, в чём уже к концу второго года службы, он стал  лучшим в роте среди новобранцев. По примеру казаков, егерей учили обращаться ещё и с оружием которое использовалось многочисленными народами и племенами Кавказа и Закавказья, ибо уже многим становилось ясно что полк скоро переведут именно туда. Но самое трудное  оказалось не это, самое тяжёлое для новобранцев, стало научиться ходить на приступы, и лазить по лестницам на высоченные стены, где изображая врагов, стояли и скалили зубы «старики», готовые скидывать или сталкивать штурмующих вниз, на ворохи сена и соломы, что в должном количестве были навалены у подножья стен.
- А теперь сынки маменькины – поговаривал поджарый, хоть и не старый но уже видавший виды офицер, обращаясь к строю молодых бойцов, и указывая им шпагой на «крепость» - представьте себе что на стенах не ваши товарищи гогочут, а басурмане галдят! А вам, с кособокими вашими лестницами, надо на стену лезть и взять её! Только полетят вам на бошки не тряпичные мячи опилками набитые, а камни, пули и стрелы, гранаты, брёвна, бурки горящие, и всё прочее! А на самом верху, в упор, в лица, в глаза – сабли, жала копий и те же пули да колья, в общем радушный восточный приём, халва с хреном и жгучим перцем! Представили? Нет сынки, пока сего не понюхаешь да не ощутишь, представить подобное даже спьяну не получится, а посему, щеня белогубая, я буду теперь вас учить как всё это преодолеть, и уцелеть кому бог поможет. Будет невыносимо трудно ребятки – голос офицера чуть помягчел – не раз и не два будете летать вы с лестниц и стен вниз, расшибать носы, получать ссадины да вывихи. Всё это у вас будет, но: как только вы насобачитесь словно нахальные коты взлетать по этим лестницам, и зацепившись за стены биться там и удерживать их, вот тогда я буду уверен что большая часть из вас уцелеет при настоящем штурме!
И потянулись для новобранцев долгие месяцы изнурительного учения, которое представляло из себя чёртову акробатику с 10-12 метровыми лестницами. Предательская дрожь в коленях, потеря равновесия, ушибы, вывихи и растяжения, всё это сопровождало молодых егерей на протяжении всего времени, пока господа офицеры где собственным примером, а где матюгами да затрещинами, вливали в солдат эту науку. К середине третьего года службы, Неждан с сотоварищи уже не боялись ни высоты стен ни лестниц.  Исчезли головокружения, тошнота и дрожь в коленях да неустойчивость. Егеря уже буквально забегали на лестницы, ловко уворачиваясь от бутафорских камней, и длинных пучков соломы изображающих брёвна. Наловчились мастерски фехтовать ружьями со штыками и другим оружием прямо с лестниц, отбивая все выпады «защитников», и стремительно бросаться меж зубцов врываясь на парапеты и дерясь там.  Офицеры в меру хвалили бойцов, но говорили им что это только пол дела, настоящий опыт и сноровка придут к солдатам после первой взятой крепости, тем кто останется в живых.  Разумеется что на приступ, в первых рядах пойдут «старики», а молодь уже за ними, так де заведено. С того момента когда Неждан стал подобно вороватому коту буквально взлетать по лестнице на стены, он почувствовал перерождение внутри себя: тот, прежний Неждан, сельский паренёк с характером, ушёл навсегда, теперь на его месте стоял подтянутый и многое умеющий боец егерского полка, с далеко идущими планами, и уже не проклинавший, а где-то даже благодаривший свою ревнивую барыню. Однако, отцы-командиры частенько говорили своим солдатам прохаживаясь перед их строем.
- То что вы теперь не боитесь лестниц и высоты, это хорошо!  Но не думайте сынки что теперь вы можете почивать на лаврах, отнюдь! Сколько кому суждено служить, столько он будет учиться, учиться и учиться!  Как ежедневно учатся и тренируются «старики» , чтоб не потерять сноровки  и не облениться. Вы с закрытыми глазами должны уметь делать то, что делаете с открытыми! И видит бог мы вас этому научим!
И Неждан учился, учился стиснув зубы и молясь богу о даровании себе крепости и сил. Учился с охотой и рвением, заслужив уважение  и похвалы не только от офицеров, но и от «стариков» . отмечавших что он, Уличев, переносит тяготы службы даже более терпеливо чем они сами когда-то. Со временем, Неждан стал обзаводиться среди рядовых егерей и друзьями-приятелями. За время службы, серьёзных боестолкновений на долю молодого егеря покуда не выпадало, если не считать перестрелок  с немирными горцами, и лишь один раз, Уличев в составе небольшой команды разведчиков, наскочили нос к носу на конный разъезд лезгин человек в шесть-семь. Разведчики залпом уложили двоих, несколько развернув коней ускакали отстреливаясь на ходу и убив одного из солдат, а последний, самый отчаянный оказавшийся в трёх шагах от Неждана, вздыбил коня и выхватив шашку, вознамерился дорого продать свою жизнь. Уличев, уже истративши заряд тем не менее не растерялся, и быстро как учили, штыковым ударом поразил лошадь неприятеля прямо в морду, в ноздрю.  Обезумевшее от боли животное так вздыбилось, что сбросило всадника с седла. Неждан не давая врагу опомнится, тут же приколол его штыком к земле, а конь харкая кровавыми соплями ускакал.
- Молодец Уличев, не растерялся, знать дух в тебе воинский есть! – похвалил его старший команды, унтер-офицер Белугин Вадим, 24-х лет от роду, служивший уже семь лет. Неждан перевёл дух, и стал зачем-то глядеть на убитого им горца. Молодой, смуглый усач с благородными чертами лица, и одежда не бедная, оружие хорошее…
- Что брат, мутит немного?- сочувственно спросил унтер, чуть похлопав солдата по плечу.
- Да морозит малость, то ли со страху, то ли не знаю с чего – тихо ответил солдат, повернув взор от убитого лезгина, на командира. Тот бывальщицки кивнул головой.
- Это всегда так бывает Уличев, я после первого помню, дня три толком жрать не мог, так, сухари грыз, да воду пил, ну и винную порцию тоже.  Это уж потом в боях насобачился, да  считать перестал скольких я тут к аллаху  спровадил, и ты переболеешь, не боись! А пока, снимай с него оружие, свой первый трофей по праву, да  возвращаться будем. А то не ровён час те черти что ушли, подмогу приведут!
Так рядовой Уличев, получил своё первое как он тогда думал, боевое крещение, но оказалось что настоящее крещение кровью и огнём, ждало молодого егеря впереди…
Джавад-хан Гянджинский, принявший русское подданство, когда в виду изменившейся внешней политики из Гянджи был выведен русский воинский контингент, тут же изменил присяге, и вышел из подданства Российской Империи. Мало того, сразу же после этого, Джавад-хан стал вести откровенно враждебную Петербургу политику надеясь на помощь Персии, и на многое другое. В 1795 году, он совместно с армией Баба-хана иранского, вторгся в пределы Грузии, где союзники произвели страшное опустошение и почти вырезали Тифлис. С тех пор грузины и гянджинцы стали смертельными врагами. Вступление в войну России и быстрый разгром Персии да продвижение русско-грузинских войск вперёд, заставило многие горячие головы призадуматься.  Но смерть Екатерины Второй в 1796 году, прервала поход, внешняя политика вновь изменилась, и пламя войны затухло, но угли тлели…
В начале 19-го века, Джавад-хан посчитал себя настолько окрепшим, что тайно стал готовить новый поход на Грузию. Гянджинская крепость считалась неприступной. Построенная в 1588 году взявшим город Фархад-пашой, турецким  полководцем, она имела 8-ми метровые стены, шесть башен и двое ворот, Тифлисских и Карабахских (верхних)  Гянджа держала в страхе весь тогдашний Азербайджан, и являлась стратегическим ключом к северным провинциям Персии.  По мимо того что войны с персами было не миновать и следовало обезопасить свои границы с этой стороны, хан Гянджи стал считаться мятежником ( ни одна серьёзная держава не потерпела бы сепаратизма своих территорий) и следовательно должен был быть приведён в повиновение, либо уничтожен. Но Джавад-хан оказался не только тщеславным и излишне уверенным в помощи шаха, но и лично смелым правителем.  Он тянул время не говоря русским ни да ни нет, и копил силы, собирал средства.  Гянджа где посулами, где чем, переманивала жителей из Грузии, открыто контактировала с врагами России, оказывала денежную помощь мятежному грузинскому царевичу Александру ( персидской марионетке) выказывала претензии на Шурагенскую провинцию. По мимо прочего, хан фактически попустительствовал грабежу русских подданных,  и запрашивал нереально высокую пошлину за проход через свою территорию караванов с солёной рыбой, и очень дерзко отвечал на послания русских представителей.
Правда с февраля 1803 года, Джавад-хан стал писать русским дружеские письма, выражая готовность вновь вернутся в подданство России, а сам меж тем готовился к войне, заключив союз с Ибрагим-ханом Шушинским, и надеялся на помощь персов. Русская разведка разумеется всё это узнала, и в Петербурге решили что тянуть далее с покорением Гянджинского ханства нельзя, и правительством было поручено свершить это дело князю Цицианову, опытному дипломату и полководцу, и большому знатоку тех мест и обычаев.
Павел Дмитриевич не теряя времени спешно принялся готовится к походу. Князь задумал идти в направлении Гянджи и Эривани, занять Баку ( к чему склонялся сам бакинский хан) переправившись через реку Куру, идти из Шамшадиля к Гяндже, оттуда через Шамшадильскую провинцию  к Эривани, но имеющихся в наличии войск для сего оказалось недостаточно, и требовались подкрепления.
Удачные действия генерала Гулякова против джарцев в Белоконе в конце марта 1803 года, вынудили эриванского хана склонится на все требования Цицианова, и начать переговоры с бакинским ханом о вступлении его в русское подданство, что дало возможность Павлу Дмитриевичу сосредоточить все силы против Гянджи. Но поход всё же затягивался. Во-первых, даже сосредоточенных и прибывших из тыла войск было мало.  Призвали порядка 700 конных союзников-азербайджанцев «татар» из Демутчасал, Борчалы и Казаха с обозом провианта на шесть недель. Во-вторых генерал Цицианов рассчитывал на дипломатию, и в-третьих в Грузии оставалась сложная обстановка, требовавшая административных мер по подавлению оппозиции. Да к тому же инструкции из столицы, дозволяли расширении границ только при отсутствии осложнений с соседями. Усложнило и затянуло продвижение к Гяндже, появление со стороны Картли, многочисленных отрядов лезгин, с которыми завязались жаркие бои. Пользуясь всем этим, Джавад-хан укрепился как смог, и открыто запросил помощи у шаха. Тот ответил что идёт теперь в Хорасан, а вернувшись обязательно поможет. Владыка Ирана послал фирман к казахским агаларам с приказом выступать против русских, на помощь Гяндже. Цицианов ждал подкреплений.
Полковник Корягин через своих разведчиков и лазутчиков узнал что Джавад-хан намерен драться до конца, но «татары» и армяне, воевать не хотят. В крепости согнаны все окрестные жители, «татары» в городе, а армяне вокруг крепости. На стенах и в башнях по мимо трёх старых, стоят и пять новых орудий. Лишь поздней осенью, подтянув и собрав всё что можно было подтянуть и собрать, 20 ноября 1803 года, корпус Цицианова в составе 6-ти пехотных батальонов, 3-х эскадрон драгун, 2-х полков донских казаков,  солдат грузинской и азербайджанской милиции, выступил из Тифлиса на Гянджу. Вначале шли медленно, потом дело пошло резвее. На стоянках, Цицианов ставил азербайджанскую милицию на направление вероятной угрозы, за ними располагались казаки, а за казаками уже разворачивали стан пехотинцы, артиллерия и драгуны.
…Два батальона 17-го егерского полка в одном из которых и служил Неждан Уличев, ждали соединения с основными силами корпуса у селения Загиала. Стояли как положено, несли караулы, высылали конные разъезды ( лошади имелись в каждом батальоне) словом служили и ждали. За те дни что егеря квартировали у Загиалы, до них доносились отголороски всех сведений и слухов, что сопровождали сам поход. Бывалые вояки сидя у костров, покуривая трубочки да потягивая крепкий солдатский чаёк, говорили.
- Ежели сразу на штурм пойдём, можем в два-три дня а то и того менее, Ганжу энту сковырнуть, а коли его светлость затеет с ханом тяжбу бумажную, кхм… дипломатию мать её, то может статься что и застрянем на осаде этой, я уже в этих тягомотинах сидел, хужей нету осад этих, тьфу!
- Да – вторил ему другой седой усач – покойный Ляксандра Василичь царствие ему небесное, всегда говаривал «Не тратить мол время на осаду, пришли, стали, послали парламентёров и коли сдачи нету, сразу на штурм, без политесу,  так урону меньше войско несёт, во как!»
Неждан молча слушал  «стариков», внимал, мотал на ус, лишних вопросов не задавал, а своё мнение о том или ином деле, держал при себе, успеет ещё выскажет когда время подойдёт. Вместе с разговорами о будущей войне, в кучу сыпались байки из прежней жизни, и Уличева нет-нет, да и просили рассказать как он со своей барыней, амуры крутил. Но к настоящему моменту гнев на бывшую свою помещицу уже иссяк, а потому Уличев в основном отмахивался, чего мол по сто раз рассказывать? А вместо того, рассказывал товарищам про теперешние хоть и не частые, но иногда случающиеся визиты  к прехорошеньким вдовушкам, или просто разбитным девицам. Один раз, Неждан закрутил роман с поповской дочкой, что притянула солдата не столько красотой, сколько хлебосольством, что вечно голодному воину было первое дело. Кончилось всё тем, что в один из дней, любовников едва было не прихватил в опочивальне хозяин дома. Покуда полуголая поповна героически держала могучим телом двери в кои с не пастырской бранью и рыканьем «Пррроклянууу!» истово ломился святой отец, наш егерь как учили, мигом  словно по боевой тревоге оделся, и послав рыдающей любовнице последний воздушный поцелуй, сиганул в растворённое окно и был таков. В роте и батальоне долго потом обсуждали эту историю, хотя половина бойцов убеждённо говорили что Уличев брешет.
После всех фривольных врак, снова возвращались к предстоящей компании, и бывалые воины пророчили молодым, что из этого Гянджинского похода, выйдет большая война с Персией, война долгая, тяжёлая и кровавая…
Егерь Уличев долго думал над словами  «старика» и ворочаясь перед тем как уснуть, пришёл к выводу что пожалуй так и будет, и воинское начальство отлично знает что оно делает затевая сам поход. «Самое главное, пережить первый бой, а дальше легче будет!» постепенно проваливаясь в глубокий сон, решил для себя Неждан, и вскоре уже спокойно и размеренно  храпел, подпевая хору товарищей.
Двадцать девятого ноября, к Загиле наконец подошёл корпус Цицианова. Егеря быстро свернули лагерь , поправили на спинах свои продолговатые похожие на рулоны ранцы висевшие на спинах в купе с фляжками через левое плечо, и бодро зашагали в общем строю присоединившись к прочим ротам своего полка. Солдаты и всадники других  подразделений, беззлобно подшучивали над егерями.  «О, гля-кось, аристократы-великаны подтянулись, ну теперь хана Ганже, не устоить!» Аристократами, егерей 17-го полка и некоторых других, прозвали из-за необычной формы их киверов, напоминавших издалека цилиндры. Ну а великанами лёгких стрелков величали за их невосокий рост, хотя порой среди егерей попадались люди выше среднего роста, но в основном из переименованных мушкетёрских полков в егерские.
В тот же день русские перешли границу Гянджинского ханства, и по прибытии корпуса в Шамхор, Цицианов написал хану  письмо с требованием сдать город, который когда-то принадлежал Грузинскому царству, а значит теперь принадлежит России. Князь напомнил Джавд-хану что тот сам был  подданным России, но отложился, а недавно людьми хана были ограблены тифлисские купцы, которые никаких возмещений не получили. Цицианов обещал хану в случае его сдачи достойные милости, а в случае сопротивления-смерть. Ответа Павел Дмитриевич ждал на следующий день.
Как многие и полагали, хан ответил отказом, написав что подданным России он стал принудительно, потому как тогда шах был далеко в Хорасане, а теперь он де-близко.  Далее то ли самонадеянно, то ли из за обычного для восточных правителей тщеславия, хан уверенно заявил  что русские ещё не знают храбрости и силы персов, а его пушки длинны в три аршина, а у русских только в один.
Первого декабря русский корпус выступил на реку Кочхор, а на следующий день Цицианов начал обследование окрестностей крепости.  С ним выступили три батальона 17-го егерского полка  под командованием полковника Карягина Павла Михайловича, батальон кавказских гранадер подполковника Симановича, один эскадрон нарвских драгун и казаки с «татарскими» союзниками, под началом генерал-майора Портнягина, при 7-ми полевых орудиях с прислугой. Неждан Уличев с товарищами шли в своём батальоне, а унтер-офицер Белугин Вадим, с которым наш егерь даже сдружился к тому времени, бодро шёл рядом, и всячески старался поддерживать в подчинённых боевой дух и уверенность в победе.  Уже давно разъяснилась странность того что Белугин служа семь лет, пребывал лишь в чине унтер-офицера. Неждану рассказали что с год назад, Вадим Григорич носил эполеты поручика, но ухлопал на дуэли одного подонка «из хорошей семьи» и вот теперь снова внизу ходит.
- Как на стены полезем ребята, главное не робей и не дрейфь! –напутствовал теперь на ходу бывший поручик- Замешкаешься, заметаешся  на зыбкой лестнице как кобель в чужих сенях, всё, считай пропал! Либо пулей снимут, либо камнем бошку пробьют, я уже на крепости лазил, знаю что говорю! Сразу одним напуском как кошаки, нырь, и тама! Мы егеря недаром росту мелкого, зато юркие да проворные, в том наше и преимущество!
- Ну да, мал клоп да вонюч! – гоготнув ввернул кто-то из «стариков» и заржал раскатисто весь строй, том числе и рядовой Уличев, в котором от таких разговоров, всё больше росла и крепла уверенность  в собственные силы и свою звезду…
Цицианов не только разглядывал цитадель Джавад-хана в оптику, но как и полагалось в таких случаях, выслал вперёд небольшие партии разведчиков из казаков, егерей, и наиболее проверенных лазутчиков из местных «татар», кои неплохо зарабатывали на рискованной работе. Как и в прошлый раз, унтер Белугин, взял среди прочих в свою команду и Неждана Уличева, чему тот несказанно обрадовался. Егеря как тени скользили по местности ничем себя не выдавая, и лишь на обратном пути, случайно натолкнулись на молодую девушку с маленьким козлёнком на руках.  Увидав русских, девушка заметно испугалась, побледнела, прижала к себе заблеявшего любимца, и жалобно роняя слёзы, попросила «урусов» её не убивать, и отпустить домой, она мол ничего не скажет никому, а её дома ждут родители, коим она несёт подарок в виде этого козлёнка. Унтер Белугин пристально смотрел в лицо девушке, а точнее ей в глаза, и когда она закончила говорить, тихо спросил.
- Ты в город идёшь?
- Нет господин офицер, я в деревню, тут недалеко она, отпустите меня,  мы за вас, а хан плохой, ну его! – умоляюще залепетала девушка поглаживая козлёнка.
- А там в деревне тебя только родители ждут, а младших братьев-сестёр нету? – участливо улыбнувшись поинтересовался Вадим, так же пристально глядя на девушку.
- Да. Да, есть младшие, и братики и сестрички, отпустите пожалуйста, я никому не скажу что вас видела! – повторила просьбу молодка поглаживая козлёнка.
- Так родители у тебя выходит не старые совсем?- сменив голос с мягкого на обычный, спросил унтер.
- Да, да, они не старые – радостно от чего-то залепетала красавица, стараясь спрятать взор от пристальных глаз русского начальника.
- А ну-ка, поворачивай милая, да с нами пошли, в наш лагерь! – жёстко приказал вдруг Белугин, и не вняв полившимся мольбам и уговорам, положив пальцы на рукоять шпаги, сухо повторил приказ.  Девушка поняв что  спорить бесполезно, понуро поплелась куда велели.
- Чего это вы с ней так круто, господин унтер? – полюбопытствовал Неждан, когда уже снова пошли обратно. Белугин поглядел сбоку на Уличева, а потом указав кивком головы на обречённо  бредущую  впереди них девушку. Стал объяснять.
- Вот смотри Уличев, она не армянка, а мусульманка из какого-то здешнего племени, это по одежде видно. Всех местных «татар» вместе с семьями по приказу хана согнали в город как заложников, чтоб их мужья, отцы и братья не бежали с поле боя, а сражались, так? Так. Армян тут ещё можно встретить, и то навряд ли. Никакой её деревни с молодыми родителями тут быть не может, все кто боеспособен, вместе с детьми уже давно за стенами Ганжи…
- Кажись начинаю понимать – задумчиво проговорил Уличев, прикидывая в уме всё что ему говорил теперь командир.
- Вот, правильно – улыбнулся унтер и продолжил – она, гурия эта с козочкой, либо шпионка, либо дура невесть как тут очутившаяся, вот это в штабе и выяснят. И вообще Уличев, послужишь с моё и тоже  научишься в азиятцах этих разбираться, ибо вижу в тебе большую сноровку, а у меня глаз намётанный!
- Буду стараться!- искренне пообещал егерь.
Когда команда пришла в лагерь, Белугин повёл хныкающую попутчицу в штаб, а прочие бойцы вернулись в расположение перекусить да почаёвничать.  К вечеру стало известно следующее. Укрепления Гянджи обнесены обширными садами и предместьями. Сама Гянджа с цитаделью стояла на равнине одноимённой реки. С северо-востока за садами, в одной версте располагалось предместье, а восточнее, саженях в ста от крепости (200 метров) её прикрывало каменное строение большого Караван-сарая с мечетью и майданом. Сады и предместья окружала земляная стена высотой в три метра, или 10-ть футов, длинна которой по окружности составляла пять вёрст.  От этой стены до крепостной, насчитывалось порядка 400 саженей (ок. 1км)  по Тифлисской дороге пролегавшей в северо-западном направлении по ручью или водному рву, протекавшему через западную часть города мимо цитадели.
Другая дорога из крепости, вела в Карабах, и выходила из восточного угла города у башни, а мимо мечети и Караван-сарая, дорога спускалась к реке Гяндже.  Большой и величественный ханский сад, красовался справа от города вне крепостной стены, в одной версте от Тифлисских ворот.  Через лазутчиков и перебежчиков было выяснено что ханский каменный дворец с другой цитаделью площадью 50 квадратных саженей ( ок. 200 м) расположен в центре столицы посреди деревянных строений.
Для взятия предместий, Цицианов быстро сформировал две колонны. Первая состояла из кавказских гренадер батальона Симановича, егерский батальон Белавина с частью лёгких войск и двумя орудиями. Эта партия двинулась по Тифлисской дороге. В другой колонне были два батальона 17-го егерского полка Карягина и Лисаневича, эскадрон драгун с пятью пушками и другими лёгкими войсками. Эту колонну повёл сам Цицианов в обход, правее Тифлисской дороге через ханский сад. Наши герои со своими товарищами, двигались в этой колонне.
Восьмого декабря 1803 года, русские молча двинулись на штурм предместий. Причём Карягин и Лисаневич, повели свои батальоны со стороны ханского сада в ротных колоннах. С егерями Карягина пошёл сам Цицианов. Уличев, служивший именно под началом Карягина, впервые увидел живьём знаменитого военачальника и дипломата, князя Цицианова. «И не страшно ему – думал Неждан спешно топая в колонне, глядя на спокойно восседающего на коне командующего – ему бы в лагере сидеть, а он с нами, на штурм! Не ровён час срежет шальная пуля!»
К тому времени уже стало известно что задержанная несколько дней назад разведчиками девушка с козлёнком, точно оказалась шпионкой, и шла в Гянджу со сведениями о русских войсках. Послана же она была  одним из торговцев Шамхора, уроженкой которого она так же была. Торговец сей, в числе «татарских» союзников шёл  со своими возами за русским корпусом и собирал сведения. Его сразу же схватили и учинили следствие.
- Господин унтер, а что с той девкой будет-то теперь? – тревожно спросил Уличев, шагая рядом с Белугиным.
- С ней-то?  А ничего, пока под стражей посидит, ума наберётся, а по окончании компании отправят родителям. А вот торговцу не позавидуешь, он тайный ханский агент, много знает и много вреда сделал.  Его либо расстреляют либо повесят!
- Да, глаз да глаз тут нужен, кто друзья а кто недруги и не разберёшь! – хмуро заметил другой егерь, Чеканов Алексей, 20-ти летний парень, недавний приятель Неждана, по совместному походу в разведку..
При подходе к садам, егеря получили приказ готовится к атаке. Неждан Уличев поправил портупею, плавно достал из пришивной слева лопасти для ножен плоский штык, привычным движением примкнул его, взял ружьё наперевес как полагалось при атаке в россыпном строю, и повернув голову к своему напарнику по цепи Чеканову, тихо спросил.
- Страшно тебе Лёшка?
- Да немного трясёт, скорее от неизвестности – уклончиво ответил напарник, пристально вглядываясь в гущу садов где притаился неприятель.
- Меня тоже немного того, ёжить маленько, мне бы главное первый бой пережить, а там легше будет! – честно сказал Неждан, держа палец на курке.
- Это верно ты говоришь! – не поворачивая головы согласился Чеканов,  думая о чём-то своём. Неждан не успел ему ничего ответить, затрещали барабаны подавая сигналы к началу атаки, передовые цепи всколыхнулись, напряглись, и разом пошли вперёд увлекаемые своими офицерами и унтерами, первое горячее дело в карьере наших егерей, началось…
Вся местность огласилась ураганным русским «Ура!»  что чуть ли не заглушило барабанные дроби тяжёлым топотом тысяч ног, треском ружей, несколькими залпами орудий, да лихим посвистом атаковавших в конном строю драгун, отчаянных храбрецов и хороших наездников. Как уже упоминалось, в атаке рассыпным строем, между егерями в паре поддерживался интервал в один шаг, между парами в два шага в густой цепи, и пять в двойной. Парам в цепи и егерям в паре, дозволялось используя укрытия сближаться либо отдаляться друг от друга, но в паре не далее пяти шагов, а между парами – полусотни, чтоб оставались возможности выручать товарищей.
Уличев не отставал от Чеканова дальше позволенной дистанции, стрелял Неждан, Алексей заканчивал заряжение, и наоборот, так что у неприятеля создавалось впечатление непрерывного огня со стороны русских.  Постепенно азарт боя овладел молодыми егерями: кровь далёких предков проснулась и заиграла, запах дыма и пороха разбудил потаённые струны души, пальцы до хруста сжали ружья, и бойцовская натура да молодецкая бесшабашность возжаждали одного: поскорее ударить в штыки…
Обливаясь потом к ним подлетел солдат их роты, Данила Куценко.
- Братцы, я к вам, напарника вон убило, так я к вам! -  - на одном дыхании выпалил он взводя курок.
- Не потеряйся в садах барин!  Живы будем не помрём! – азартно выкрикнул ему Неждан, на ходу сшибив выстрелом пытавшегося перебежать тропинку гянджинского солдата.  Барином, Неждан в особых случаях называл тех солдат, что происходили из дворян, но таких обедневших, что в своём теперешнем положении они ни чем не отличались от рядового Уличева, бывшего крепостного.  Таким же впрочем  барином по происхождению являлся и Лёшка Чеканов. В ту пору, на войне,  редко кто из таких «бар» задирал нос и кичась происхождением с высока глядел на вчерашних крестьян, да требовал к себе с их стороны особого почтения. Спесь с таких аристократов слетала впрочем довольно быстро,  и не в последнюю очередь с помощью полковых офицеров, кои быстро приводили зарвавшихся господ в чувство  усиленной строевой подготовкой, и внеочередными ночными караулами.
Впрочем ни Куценко ни Чеканов происхождением не кичились, понимая что это тут глупо, и держали себя с товарищами ровно.  В сады влетели что называется все разом, и закипел жестокий, двух часовой бой. Каждое строение или дом в садах, были превращены в укреплённое место, и все их приходилось брать с боем.
Наша горячая троица, проложив себе в короткой рукопашной схватке  меж деревьев путь к одному из таких глинобитных домов с плоской крышей, ринулась туда. Рядом поспешали другие солдаты, выскочивший вперёд Неждана какой-то молодой егерь, тут же рухнул сражённый мушкетной пулей из окна дома. Неждан на вскидку пальнул в то окно, и брякнув о камень оттуда выпало дымящееся ружьё, а следом головой низ упал и застыл на подоконнике гянджинский стрелок.  Обороняющиеся палили с крыш, из-за сараев, из окон и бойниц, словом отовсюду. Егеря выхватывали из подсумков гранаты и запалив фитили, навесом подбрасывали их на крыши: взрывы, предсмертные крики, обрушивающиеся с тучей глиняной пыли и деревянных балок потолки, и мёртвые тела защитников с разбросанными в стороны руками.
Неждан с товарищами подлетев к одному из таких домов, запалил и пройдя по стеночке, метнул в окно гранату.  Бабахнуло сразу, следом крики боли, стоны и падения тел, хрипы и проклятия на чужом языке. Уличев ринулся к окну, и чуть пригнувшись, сложил руки как бы поддерживая кого.
- Давай! – заорал он своим, дико выпучив глаза. Чеканов и Куценко поняли его без слов, и один за другим оттолкнувшись ногами от рук товарища, буквально запрыгнули в это окно, а следом кто-то из них подал руку и самому Неждану. Строение оказалось большим, в несколько комнат домом. Приятели нашего героя уже нырнули в комнату на право, откуда сразу донеслись выстрелы и звуки схватки. Уличев уже вознамерился было  ворваться следом, как вдруг заметил что в углу, среди груды битого самана, щепы и двух мёртвых тел, что-то зарычало и стало подниматься. Егерь моментально повернулся. Оглушённый взрывом здоровенный и широкоплечий гянджинец в шлеме, из-под которого стекала кровь, держа в правой руке тяжёлую кривую саблю, издав хриплое ругательство и тряхнув головой, довольно бодро ринулся на врага. Заряда в ружье уже не было, но егерь не растерялся, перехватив ружьё по удобнее, Неждан приготовился, став в крепкую боевую стойку. Противник умело махнул саблей стараясь отбить штык направленный на него, но Уличев в последний момент ушёл  всем корпусом чуть в сторону и немного вперёд, одновременно с этим нанося гянджинцу удар прикладом в живот, и когда тот захрипев чуть согнулся, добавил удар меж лопаток, и противник тяжело рухнул на кучу обломков.  Не теряя драгоценные секунды, Уличев развернув ружьё, добил врага штыком в шею, всё.  Не глядя более на поверженного, Неждан бросился в ту комнату, где дрались его товарищи, но заскочив внутрь поспел уже что говориться к занавесу. Куценко и Чеканов переводили дух глядя на три мёртвых вражеских тела.
- Управились? – машинально спросил он, глядя на Алексея.
- Ага – коротко кивнул он, и сам спросил – а ты там что?
- Да недобитый один ожил, здоровяк что твой Самсон, ну успокоить пришлось! – отрывисто ответил Неждан перезаряжая ружьё по-егерски, перенося приклад под левый локоть, и предложил покинуть строение и «бечь далей воевать, покеда начальство по ним не соскучилось!» и в тот же миг все трое вереницей выскочили из дому. Шагов через десять, они наскочили на разношерстную толпу гянджинцев человек в 20-ть. В первые секунды егеря вскинули было ружья, но гянджинцы , чуть не все разом загалдели на ломаном русском.
- Не стреляй господин солдат! Сдаёмса-а-а!! – и руки в верх потянули.
- А ну клади оружие у кого какое есть, живо! – грозным голосом приказал Неждан не отводя ружья. В ответ  было услышано что оружие уже того, побросали тут рядом в саду, а больше у них ничего нет!
- Ножи из сапог вынимай, знаю я вас! – не меняя строгости в лице велел Неждан.
- Нету ножей! – клятвенно донеслось из толпы.
- А ну скидывай сапоги и неси их в руках, не верю я вам! – не унимался Уличев –Поведём вас таких как есть в лагерь, ну?!
Дважды уговаривать себя пленные не заставили, дружно разулись, и неся в каждой руке по сапогу, покорно побрели сопровождаемые тремя конвоирами. А сражение в предместье уже подходило к концу. Особенно жаркое дело случилось у Караван-сарая, где буквально напролом лез подполковник Симонович со своими гренадерами да теми же егерями. Именно тут в укреплениях возле мечети, сражающиеся стороны и понесли основные потери.  Разгром противника довершили конные драгуны, рубя беспощадно бегущую в панике пехоту, но к самому городу всадники не пошли.  Таким образом уцелевшие защитники предместья отошли в крепость.
Бой шёл два часа, а позже посчитав убитых, узнали что взятие предместий обошлось русским в 70 человек убитыми и 30-ть ранеными ( редчайшее соотношение на войне) Гянджинцев собрали по садам да укреплениям до 250 тел, в плен сдались 200 шамшадильцев и 300 армян. Среди отличившихся снова прогремел уже знаменитый капитан Пётр Котляревский, молодой но талантливый и храбрый офицер. Идя впереди своей роты при занятии наружной части укреплений, был ранен пулей в ногу на вылет, но из боя не вышел пока не был вынесен гвардии поручиком Михаилом Воронцовым ( будущим фельдмаршалом и командующим на Кавказе!)  и унтер-офицером Богатырёвым из егерей, который сам при этом получил смертельную рану пулей под сердце. Так же среди отличившихся оказались майор Лисаневич, флигель-адъютант царя А.Х. Бенкендорф ( будущий знаменитый воин, партизан Отечественной войны 1812 года, и шеф Третьего отделения!) что состояли при егерских полках, и как писалось в донесении «кидались во все опасности», а говоря простым языком, лезли будущие герои нашего Отечества, что называется  сатане на рога да чёрту в зубы.Из простых офицеров геройство проявили  штабс-капитан Парфёнов, поручики Трунов и Чевкин, полковой адъютант Патржицкий, и даже квартирмейстер Суроков. Сам Цицианов  в своих посланиях, отметил вообще всех офицеров в егерских батальонах и драгунском эскадроне. А также генерал-майора Портнягина, полковника артиллерии Ахвердова,  и майора нарвских драгун Фиттенгофа.
Из рядовых отметили так же очень многих. Особенно повеселило командное начальство, явление трёх егерей сопровождающих толпу пленных, несших в руках свои сапоги. Батальонный командир Карягин, так прямо и заявил троим молодцам,  что коли не поубивают их чертей при Гяндже,  всем по медали будет, а может и «георгия» кому лично на грудь повесит. Унтер-офицер же Белугин насилу нашедший их после боя, и по выражении свой радости что они живы «мерзавцы эдакие», прозвал их «сапожных дел мастерами» так и закрепив на веки за ними это прозвище.
После занятия предместий, крепость блокировали. Батальон Лисаневича с двумя пушками стал у двух ручьёв или рвов, против Тифлисских ворот и башни Юхари-Кале. Шефский батальён с тремя пушками стал правее башни Джафар-Бек. Батальон Белавина в стыке с гренадерами Симоновича, стал против башни Шараш-Бек, левее Караван-сарая, где расположилась главная квартира Цицианова, под охраной гренадер из батальона Симоновича. После всех этих приготовлений, войска стали ожидать решительного приступа, но Цицианов от чего-то не отдал такого приказа, а написал хану письмо с требованием немедленной сдачи города, правитель Гянджи ожидаемо ответил отказом. Началась бомбардировка крепости. Орудия жарили по городу несколько дней, но абсолютно безрезультатно, многовековые крепкие стены не поддавались.  Тогда к удивлению и неудовольствию всего корпуса, Цицианов затеял с ханом затяжную переписку о сдаче города, предлагая то почётную капитуляцию, то угрожая гянджинскому правителю неминуемой гибелью.  Хан каждый раз в той либо иной мере отвечал отказом, требовал к себе уважительного отношения и тому подобное. Эта эпистолярная дуэль перемежёвывалась   ежедневныими многочасовыми обстрелами крепости, тоже впрочем бесполезных, стены не поддавались. Затянувшаяся  осада приводила русских солдат в недоумение, да и рацион питания стал скудеть уже заметно. Сидя у костра и разогревая чай, егеря судили-рядили о причинах такой тактики воинского начальства.
- Чего бы сразу на другой день на крепость-то не пойти? Не пойму! – подливая себе в кружку чаёк, рассуждал рядовой Уличев.
- Да, ударили бы сразу по занятии предместий, теперь бы уже верно в крепости сидели, да добычу делили – вторил ему егерь Куценко подбрасывая веток в огонь.
- А может того, его светлость Павел Дмитрич-то, надеется людей так сберечь? – неуверенно предположил Чеканов прихлёбывая из своей кружки да заедая сухарём.
- Не ребяты! – отрицательно махнул головой бывалый служака Максим Батрачкин, седоусый крепыш с двумя медалями и одним «георгием»  на груди – Цицианов наш всем хорош как командир, но есть в ём какая-то уверенность что ли, будто неприятеля, можно эдак вот к сдаче склонить, то грозя то милости предлагая. Такой уж он, князь наш, что поделать?
- Не, не пересидеть нам тут хана, провианту не хватит,  высказал сомнение унтер Белугин, сидевший со сцепленными в замок пальцами рук – Людишки-то допустим выдержат, солдат русский он и не такое терпел, а вот кони, они скотины не сознательные, политесов не понимают язви их в душу, бунтовать от бескормицы могут начать, то бишь дохнуть.  И на ком тогда обоз да артиллерию тащить?
- На ишаках  не иначе придётся! – хмуро бросил Уличев, и сидевшие негромко рассмеялись.
- Суворов, али Багратин, уже давно бы в Ганже этой были! – недовольно заметил кто-то, сидевшие одобрительно загудели. К костру подошёл подпоручик их роты, Михаил Кубанин, боевой,21-летний офицер , отличившийся в баталии тем, что пленил сразу трёх неприятелей.  Привычным жестом остановил хотевших встать солдат, и тихонько присел рядом на свободный камень. Бросив взор на сидевших рядом Уличева, Чеканова и Куценко, он чуть усмехнувшись спросил.
- Ну что, живы, сапожники?
- Так точно ваше благоодие, а чего нам станется в эдакой баталии сидючи? – ответил за всех Неждан.
- Чайку не отведаете нашего?- предложил Куценко.
- Отведаю коли кружкой кто поделится – ответил подпоручик. Унтер Белугин быстро выплеснул остатки из своей, и протянул её Михаилу. Тот взял, налил себе горячего напитка, и быстро поставил кружку на землю, горяча ещё.  Достал из подсумка  небольшой с яблоко узелок и протянул товарищам.
- А вы как же, ваше благородие? – спросил егерь Батрачкин.
- А никак солдат, бери коли угощаю!  Что ж вы думали, я на ваших глазах в одну харю сахар жрать стану? У вас-то своего уж и нету поди давно?
- Пошти нету…
Узелок бодро пошёл по рукам, чаепитие потекло чуть веселее, а изнурительная и непонятная осада продолжала тянуться, неприятно влияя на войска.  Из крепости, к русским каждый день бежало много людей, и гражданских, и солдат из армии хана. Селян после небольшой проверки отправляли в тыл, а воинов Джавад-хана подвергали более тщательной проверке и в расспросах стараясь выявить возможных лазутчиков или злоумышленников.  Таковые иногда попадались, и участь их по законам военного времени оказывалась  печальной. Обычных же дезертиров отправляли в тыл на хозработы, под присмотром союзных «татар» . Перебежчики все говорили одно и тоже: положение крепости день ото дня  ухудшается, не хватает дров, нет ячменя от чего умирает много лошадей, хотя продовольствия для людей достаточно. Но, водопровод де от чего-то загружен мёртвыми телами ( русские так и не смогли понять от чего они там лежат?) воздух во многих местах заражён, появились первые случаи заболеваний.  Да, семьи тех кто рискнул дезертировать, по слухам не трогают, то ли хан не был всерьёз настроен карать женщин и детей за грехи отцов, то ли опасаясь мятежа, просто не решился на столь радикальные меры, а просто приказал усилить караулы, но беглецы    всё одно   продолжали пребывать, и даже из тех же самых караулов.
Осаждающие также стали терпеть большую нужду, лошади хоть и не дохли, но люди уже заметно испытывали недостатки в питании, медикаментах, появилось много больных, часть из которых положили в полевой лазарет. Цицианов опять  направил хану письмо чтобы тот сдал город,  ибо в противном случае князю придётся пролить  кровь его подданных, коих ему по человеколюбию жалко. Джавад-хан через своих лазутчиков тоже знал об ухудшающемся день ото дня положении русских, стал тянуть время требуя переговоров через доверенное лицо. Цицианов в ответ на это дал хану достаточно времени на размышление, но по истечении этого времени хан должен был либо сдаться, либо последует штурм и смерть.  Ответа князь ждал от хана в тот же день. Джавад-хан в ответ весьма высокомерно ответил очередным горделивым отказом. В ответном послании Цицианов пригрозил предать хана позорной смерти. Правитель Гянджи написал что погибнет сам защищая свой город, и князь найдёт его тело на крепостной стене.
На что надеялся Джавад-хан в действительности? На тяжёлое положение русской армии обложившей город?  На отвагу и многочисленность своего гарнизона что превышал числом цициановский корпус?  На прочность и неприступность старинных стен? На помощь иранского шаха к которому благоволил?  Трудно ответить точно, скорее всего на всё сразу, или на что-то одно из всего этого. Но в одном, можно было быть уверенным точно: Джавад-хан трусом не слыл, выбор свой сделал, и остался верен ему до конца, что заслуживало всяческого уважения.
Уже в пятый, и как оказалось последний раз, Цицианов предложил гянджинскому владыке очередные условия: хан принимает подданство России, сдаёт крепость со всем имуществом, но остаётся  ханом, будет платить в год 20 тысяч рублей дани, снабжать русскую армию в крепости провиантом, отказывается от Шамшадили, и выдаёт своего сына заложником.  Стали ждать ответа. В полках и батальонах опять услыхав про старое, разочарованно качали головами да глухо роптали. А в батальоне где служили наши егеря, «старики» раскуривая трубки, досадливо замечали.
- Опять за рыбу деньги?!  На колу мочало, начинай мать его ети с начала?!  Ох ты ж господи!...
- Да-а- согласно вздыхал сидя среди старых приятелей рядовой Уличев, догрызавший один из последних сухарей – по своему что ль почину пойти взять энту Ганжу да князю преподнесть?
Товарищи сочувственно загудели.  Офицеры также проявляли нетерпение и непонимание, ситуация с этой перепиской Цицианов – Джавад-хан, становилась уже натянуто-ироничной. Наконец по всем полкам, батальонам да эскадронам пронеслась долгожданная весть: хан, убеждённый в неприступности своих стен и скорой помощи от персов, отказался даже от этого более чем щедрого предложения командующего, а значит вскорости быть решительному штурму!
Казаки и драгуны возвращавшиеся из дальних дозоров и поисков, не обнаружили нигде и следов подходящей на помощь осаждённым персидской армии. Единственные кто попадался русским на пути, это конные разъезды соседних ханств да султанатов.  Из всего вышеизложенного а так же от всё возрастающего числа перебежчиков, русское командование пришло к выводу что хотя город и держится из последних сил, но пересидеть хана, русские не смогут по причине нехватки на это средств и возможностей, и на что-то, но решаться уже необходимо. Цицианов осознав наконец что тянуть дальше некуда, приказал готовиться к штурму. На военном совете присутствовали генерал Портнягин, полковники Карягин и Ахвердов, и подполковник Симонович. Посовещавшись, Цицианов утвердил дату решительного штурма, назначив его на 3-е января 1804 года. Диспозицию командующий определил следующую: 200 пеших драгун и Севастопольский гренадерский полк под началом генерал-майора Лисаневича, идёт левее Карабахских, или верхних ворот. Два батальона 17-го егерского, шефского и майора Лисаневича, под предводительством шефа полка Карягина, идут левее Тифлисских или цитадельных ворот,  сделав с начало обманное, а затем и реальное нападение.
Азербайджанской союзной милиции, во избежание ошибок и недоразумений в темноте первых часов боя, велено было держать цепь вокруг  предместья и садов.  Дополнительно ко всему, Портнягину было отдано секретное предписание, смысл которого состоял в том, что с вечера, всем частям и отрядам быть на месте так, как они стоят теперь в обложении. Места в диспозиции занять лишь за полчаса до начала движения.  Посты и секреты остаются на местах, идти в полной тишине. Знамёна и штандарты ночью без церемоний, принести и отдать караулу на монетный двор.  Казачья цепь до рассвета стоит на своих местах у ближней батареи, остальные в скрытых резервах.
Один батальон 17-го егерского полка майора Белавина при котором  остаётся и сам Цицианов, станет в резерве на Майдане близ Карабахских ворот. Напротив Тифлисских ворот, велено было стать батальону Севастопольского  мушкетёрского полка с приказом  не допустить выхода врага из крепости, а в случае чего, идти на  подмогу. Вся артиллерия в количестве 11-ти пушек в том числе три трёхфунтовые, , была сведена в резерв под охрану казаков. Особым приказом Цицианов подчеркнул щадить женщин и детей, отсылая их в очищенные башни, к коим для безопасности приставить караул. Грабёж до полного истребления врага, строго воспрещался. На сём военный совет и завершился.
Приказ немедленно передали в войска, и ободрённые этим солдаты, стали спешно готовиться к предстоящему тяжёлому, а для кого-то и первому в жизни, серьёзному штурму. Неждан с товарищами собрались, проверили амуницию и боеприпасы чтоб не дай бог чего не забыть, помолились, присели на дорожку по русскому обычаю, и тихо пошли за своими офицерами, глядя кто на огни в крепости, кто на сказочные в своей красоте, золотисто-серебряные звёзды восточной ночи…
В пять утра полковник Карягин привёл свои батальоны к башне Кафер-Бек, и тихо расположил. В их составе имелось 43 унтера, 17 волторнистов и барабанщиков, 524 рядовых егеря, 7-мь фельдшеров и цирюльников, и четыре кузнеца с ломами и лопатами для ломания стен. В прочих батальонах было примерно такое же соотношение чинов, званий и профессий. Вместе с  другими ротами что были приданы колонам для поддержки огнём и натиском, весь 17-й егерский полк насчитывал на тот момент приблизительно 920 штыков.
В половине шестого утра, колонны тихо, в темноте, пошли на штурм. Для ложной атаки, назначили команду опытных егерей с поручиками Нишичем и Егуловичем, кои своим огнём должны были отвлечь гянджинцев на валу, дабы облегчить задачу основным штурмовым колоннам. Подведя свои батальоны на определённое расстояние, полковник Карягин тихо приказал группе офицеров.
- Значит так господа офицеры, теперь полная готовность. Движемся по ротно с оружием на изготовку под прикрытием вон тех густых садов и заборов. К валу подойти как можно ближе пока ганжицы не заметят, ну тогда уже на "Ура!" стремительным броском выбить неприятеля с вала, и дождавшись барабанного боя со стороны колонн генерала  Портнягина, стремительно и яростно с лестницами на стены! Далее как учили, застрельщики в задних шеренгах сметают защитников со стен и от бойниц, прочие молодцы кошками на верх, закрепится на парапете ну и с божьей помощью дальше!
- Виноват, ваше высокоблагородие, но темень ведь, как же застрельщики стрелять-то будут? – осторожно спросил один из офицеров, на что Карягин хитро усмехнувшись, коротко бросил.
- Не бойтесь поручик, вам подсветят!..
Офицеры чётко козырнули, и быстро разошлись по ротам. Корягин медленно вытянул тускло блеснувшую шпагу, и в пол голоса произнёс.
- Вперёд!...
Беспечность и разгильдяйство, во всех сферах жизни человеческой, это прародители всех бед, несчастий и трагедий.  На войне же сии две особы, ещё и проводницы разгрома, смерти и поражения. Гянджинцы не просто не ожидали нападения, они не соизволили выставить ни дозоров на подступах к валу,  ни секретов в густых садах, словом никаких передовых постов справедливо ожидаемых русскими не оказалось, и скрытым партиям разведчиков из казаков да егерей, ни снимать, ни вырезать никого не пришлось. Ханские воины на валу частью дремали, частью глядели не пойми куда, но наступающих на них вражеских солдат заметили лишь когда тем до вала оставалось не далее 30-ти метров.  Запоздало-панические крики на валу «Тревога! Русские! Русские!» переполошили-перебудили всю округу.  Корягин со своими егерями уже не таясь закричав «Ур-р-ра!» разом бросились вперёд, волоча за собой в первых рядах короткие, 4-5 метровые лестницы, что нарочно готовили для 3-х  метровых стен вала, а уже вторые и третьи шеренги, волокли здоровые, 10-ти метровые лестницы, для 8-ми метровых стен и башен цитадели. Противник открыл с вала сначала беспорядочный ружейный огонь, затем на штурмующих посыпались камни, засвистели стрелы, а с каменных стен ударили тяжёлые пушки в унисон мелкокалиберным фальконетам, что коротко успели огрызнутся на валу.  Следом за ядрами, со стен крепости полетели вниз горящие пропитанные нефтью бурки, скрученные в рулоны, это и была та «подсветка» на которую иронично намекал Карягин своему офицеру.
Неждан с товарищами одним из первых полетел к валу, где уже кипел ад кромешный!  Сверху сыпалось всё что только могло, одна из стрел просвистела буквально над ухом, а камнем был ранен бывший рядом прапорщик, рухнувший к подножью, завыв от острой боли в плече. Без понуканий, быстро и чётко легли на вал лестницы, застрельщики уже принялись сшибать густо выраставших на валу защитников, егеря резво полезли на вал. Уличев уже не помнил как оказался на вершине вала, как залетели следом чуть не столкнув его внутрь, очертеневшие от молодецкого азарта Куценко и Чеканов, перемежёвывая кличь «Ура!» ещё и богатым набором не дозволенных высочайшей цензурой выражений, как подобно заведённым ключом механическим диковинкам, на одном дыхании вступили в короткую но яростную рукопашную схватку уже на самом валу. Первого противника Уличев свалил пулей, второго лихо отбив сабельный выпад, приколол в живот штыком, и машинально перескочив через упавшее тело, уже третьего, вооружённого ружьём и буквально в последний миг уклонившись от пули, чётким ударом приклада в лицо сбросил внутрь вала, и увидав ещё двоих гянджинских воинов поднявших руки, бледных и испуганных, коротко скомандовал им.
- А ну-ка герои, скидывай доспехи, резвее вашу мать!
Корягин захвативши со своими соколами его часть вала, стал ждать барабанного сигнала от колонны генерала Портнягина, что означало бы что последний, преодолевши  вал,  ворвался внутрь. Но сигнала не было, а шум яростной драки с того участка доносился отчётливо.
- Так ребятки – коротко сплюнул седоусый полковник -  ждать тут нечего, видать застрял генерал, а время дорого!  Потому – Павел Михайлович указал шпагой в сторону гудящих стен – лестницы вперёд, и на стены! За мной! – и первым шагнул внутрь, батальоны за ним. Но сразу подойти к стенам не получилось. Пока колонна Портнягина задержанная на валу брошенными именно сюда резервами   хана, частью билась на самом валу, а частью ломами и кирками делала в глиняной стене брешь, корягинцы хлынув внутрь, сошлись в жестокой схватке с отступавшими от вала воинами хана в узком, меж стенном пространстве.  Положение усложняли десятки горевших смрадным огнём и чёрным дымом бурок, и куч тряпья,  пропитанного нефтью, продолжавшего слетать со стен для подсветки стрелкам хана. С одной стороны, эти костры освещали окаянный проход, а с другой, гарь , дым и копоть, не давали толком понять где и кто есть.  И егеря в своих зелёных мундирах, и гянджинцы в доспехах, все во мгновение ока покрылись гарью и копотью, походя теперь скорее на две армии чертей бьющихся насмерть меж полыхающих костров. Со стен почти не стреляли, ибо дерущиеся внизу так перемешались меж собой, что ханские воины просто не могли разобрать толком в кого стрелять.  Неждан, успевший за те минуты что они ждали сигнала от Портнягина зарядить своё ружьё, берёг теперь патрон ка крайний случай,  дерясь штыком и прикладом, стараясь не споткнуться о трупы и раненых, да не влететь с дуру в огонь. ( несколько человек и своих и чужих, уже хватанули на одежду пламени, и теперь катались по земле сбивая его) Отбив прикладом выпад гянджинского копья в сторону, Уличев тем же прикладом ударил врага в лицо, и тот зацепив ногой горящую кучу тряпья, рухнул навзничь. Где-то тут рядом, мелькали Чеканов и Куценко, вон подпоручик Кубанин  сразив шпагой какого-то их офицера, пропал в дыму и копоти.  Там унтер Белугин уже не ружьём, а подхваченным чьим-то эспантоном, яростно схлестнулся сразу с двумя, прикрывающимися щитами и медленно отходящими к стене врагами в поблёскивающих медью узорчатых шлемах. Всё это, егерь Уличев заметил в один практически миг, когда налетев на закованного в броню бородатого здоровяка с тяжёлой саблей и щитом, едва успел увернутся от удара этим самым щитом сбоку, и сам со всей силы ударил врага ружьём как дубиной сверху, метя в голову.  Но удар пришёлся на закованное в броню плечо, хрустнули кости, разлетелся в мелкую щепу приклад, и прежде чем искалеченный враг падая коснулся земли, в  правой руке егеря блеснул выхваченный тесак, коим он молниеносно поразил врага в шею, тот пал уже мёртвым.  Не  прошла даром воинская наука, выручила бойца! Неждан в добавок к тесаку, вытянул левой рукой из сапога нож, и далее прыгнул в свалку орудуя уже с двух рук, подныривая с боку под сабли и щиты, крутясь вокруг себя, полосуя, коля и рубя уже чисто механически. В какое-то мгновение, сразив очередного противника, он неловко попятился, и  споткнувшись о чей-то труп, упал на спину, и над ним тут же вырос новый враг  с занесённой саблей. Левая рука егеря сама метнула нож точно в горло гянджинца, а Уличев, когда тот ещё падал захлёбываясь кровью, уже с проворством ящерицы вскочил на ноги ожидая другого противника, но услышал лишь пронзительный крик «Уличев, сзади!» и следом выстрел. Неждан быстро обернулся: в шаге от него, падал мёртвым закатывая глаза гянджинец с кривым кинжалом, а с боку от него стояли  два сослуживца, Егоров Сашка 18-ти лет, и Гайдуков Пашка, 17-ти. Оба из мещан, из одного даже уезда, и практически одного города. Служили в полку уже третий год. В те поры, не было чёткой границы возраста рекрутов. Знаменитый уже тогда капитан Котляревский, надел амуницию аж в 14 лет, так что юность солдат никого не смущала. Этих двоих, в полку промеж себя звали просто: Сан Саныч да Пал Палыч. Первый пошёл службу служить от несчастной любви ( о чём скоро пожалел но было поздно) а второй просто проиграл дурацкое пари.  Несмотря правда на необычные свои истории, и Сан Саныч, и Пал Палыч оказались  неплохими товарищами и хорошими солдатами.
- А, эт вы ребятки? Благодарю, обязан буду – выдохнул Неждан делая шаг в их сторону.
- Да не стоит, хорошо он заметил во время! – кивнул на друга Пал Палыч.  Спрятав в ножны тесак, Неждан пожал спасителю руку, и подняв с земли  чьё-то ружьё с примкнутым штыком и заряженное, кивнул этим двоим.
- Держись меня ребята, теперь самое тяжёлое, теперь стены вон щас брать будем!
Вся драка в задымлённом меж стенном проходе, заняла не более 15-ти минут, хотя Неждану по началу почудилось что биться в этой вонючей душегубке пришлось не менее часа.  Неуспели наши егеря дух толком перенести, как их нашёл поручик Трунов, командир взвода где служил Неждан.
- Ух и вид у вас, не то люди, не то черти…Так, Уличев  за мной, на лестницы к башне, живо! – взмахнул шпагой офицер, и бывший с ним в наличии взвод ринулся следом, а Егоров и Гайдуков хоть и были не из этого подразделения, побежали следом, где уж тут разбирать, все части перемешались!
Корягин с батальонами, так и не дождавшись сигнала от Портнягина, утёр пятернёй потное да закопчённое лицо, и как свидетельствуют письменные источники тех событий, разом со всеми своими егерями, кинулся ( именно кинулся!) на лестницы, и с ходу вступил на стены, ошеломив не ожидавших от русских такой прыти защитников, завязал там жесточайший бой, став стремительно теснить гянджинцев с парапетов крепости.
Поручик Трунов со взводом подойдя к башне Кафер-Бек, приставил лестницы к амбразурам и проорав «Пошли ребята!» ринулся в верх, егеря с ружьями за ним. Неждан Уличев на одном дыхании с бешено колотящимся сердцем и мыслью «Только бы долезть!» третьим по счёту нырнул в амбразуру, где первые двое его товарищей прокладывали себе путь, дерясь с уже полу деморализованными защитниками башни. А в амбразуры всё запрыгивали как кошки, невысокие но прыткие егеря, расчищая путь теперь новым и новым. На стенах башни, от горящих там медных светильников, исступлённо плясали чёрные тени смерти, отбрасываемые телами и оружием  дерущихся. Вот один из атакующих пал от пули прямо у стены башни, медленно сползая по ней, другой схватившись за грудь, осел на каменный пол от удара сабли, всё же гянджинских воинов в башне оказалось не мало, а светильники и лампы горели хорошо и ярко. Уличев, вращал своим ружьём выписывая штыком неимоверные «восьмёрки», не подпуская к себе никого. Отражал и сабли и копья, отводил в сторону щиты и колол в незащищённое доспехами части тела, словом действовал как учили. Наконец защитники башни окончательно дрогнули, и стремительно стали отступать: кто вниз по винтовой лестнице, а кто через боковой выход на парапет стен, стремясь прорваться в город и там где-нибудь удержатся.
- Кафер-Бек наша ребята! – радостно воскликнул Трунов потрясая шпагой- За мной на стены!
Неждан в числе прочих выбежал на парапет где уже кипел бой. Майор Лисаневич первым из офицеров вскочивший на стены крепости, соединился там с егерями взявшими башню Кафер-Бек, и по приказу Карягина бросился с ротами к башне Юхари-Кале. В башню ворвались практически с ходу, забросав вначале гранатами, а потом в едином порыве заскочив внутрь, в коротком бою перестреляли-перекололи часть её защитников, а прочие, отстреливаясь уходили вниз по узкой винтовой лестнице. Ещё в самой башне, заскочив в её недра сразу после взрывов одним из первых, Неждан натолкнулся на молодого гянджинца, даже младше себя. Ханский солдат был контужен, он обхватив окровавленными руками голову из ушей которой текла кровь, стоная и пошатываясь, шёл по стеночке почти в никуда. Егерь и гянджинец на один миг встретились глазами. Неждану показалось что взор неприятельского воина, похож на умоляющий взгляд молодого, благородного оленя, который самым нелепым образом попался вдруг охотникам, и теперь не знает что будет. Неждан не смог заколоть этого человека, он слегка толкнул его прикладом, и гянджинец неловко упав на груду тел, продолжил стонать от боли и раскачиваться. Уличев побежал далее, а из последовавших за ним товарищей, никто не решился добить молодого гянджинца. Пока шла драка в башнях, снаружи, на стены уже врывались прочие русские подразделения. Вслед за Карягиным, туда запрыгнул получив при этом рану, капитан Сахаров, с ротой которого одновременно преодолели вал и буквально взлетели по шатким лестницам роты капитанов Каловского ( также получившего рану но не вышедшего из боя)  Дьячкова, Терешкевича, и сними штабс-капитаны Парфёнов и Хрусталевский.
Такого стремительного прорыва русских на стены и падение за какие-то минуты сразу двух башен, не ожидали даже самые пораженчески настроенные представители городской знати, а так же все военачальники, включая и самого хана. Крепость, почитавшаяся самой неприступной во всём северном Азербайджане, зашаталась как гнилой зуб, и вот-вот  уже грозила пасть к ногам северного «хирурга». Жалел ли теперь в глубине души Джавад-хан что так горделиво, пять раз отвергал более чем щедрые предложения Цицианова, кои даже у его офицеров стали вызывать скрытое недовольство? Этого мы уже никогда не узнаем. Как бы оно там ни было, гянджинский правитель свой выбор сделал, и менять его в любом случае было уже поздно. Последняя надежда на персов, растаяла как утренний туман.
…Вырвавшись из башни Юхари-Кале, егеря кто с криками «Ура!» а кто и с отборным матом, бросились в штыковую к воротам, кои были укреплены изнутри завалом. Тут сопротивление ханские воины уже почти не оказывали, устрашённые столь быстрым натиском русских, а в особенности их внешним видом, с закопчёнными лицами и горящими глазами. Вообще, в этом сражении, в очередной раз подтвердилось превосходство европейской и в частности русской военных школ над восточной, остававшейся по большей части ещё архаичной. Количество проигрывало качеству. Воины хана например, не выдерживали стремительного штыкового удара, а уж драться против прекрасно обученных и подготовленных егерей, и вовсе не могли. Лисаневич с ротами пробился к воротам, его солдаты раскидали быстро завал, и отворили их. В них сейчас же хлынуло подкрепление. Оставив охранять ворота роту штабс-капитана Парфёнова присланного полковником Карягиным, Лисаневич двинулся к третьей башне Хаджи-Кале, куда ранее уже повёл своих молодцов капитан Дьячков. Прибывши на место, егеря с облегчением узнали что Дьячков со своими, в коротком но жарком бою взял башню, при этом, последним, уже на верхнем ярусе башни, окружённый своими телохранителями, бился до конца и был зарублен капитаном Каловским сам Джавад-хан, причём погиб и сам Каловский сражённый телохранителями хана, которых тут же перебили всех на месте у самой большой пушки крепости. Победителям достались знамя и бунчук хана.
- Ну молодцы твои ребята, что говорить?- похвалил коллегу Лисаневич.
- Каловского жаль, храбрый был офицер, самого хана зарубил, да вот же, не уберёгся! – сокрушённо качали головами бывалые вояки.
Таким образом, раньше чем колонна Портнягина прорвалась-таки через вал и подошла к стенам,  в руках сорви-голов из 17-го егерского полка была уже половина стены крепости и три башни!  Карягинский удар замышлявшийся как отвлекающий и обманный, непостижимым образом превратился в главный, а планировавшийся главным натиск Портнягина, стал по сути завершающим аккордом гянджинской симфонии.
Задержка Портнягина объяснилась сосредоточением на его пути основных сил защитников этого участка крепости. Хан то ли разгадал манёвр, то ли понял его, но именно на направлении главного удара русских, им и было брошено много войск, которые и оказывали упорное сопротивление в виду своей многочисленности. Пробившись через треклятый вал, солдаты генерала дважды бросались с лестницами на приступ, и дважды гянджынцы отбивали их, сталкивая лестницы, и нанося основной урон атакующим именно тут. И лишь с третьей атаки, остервенев от ярости, бойцы Портнягина в жесточайшей схватке на уничтожение, под прикрытием стрелков, применяя гранаты, забрались на стену и хотя многие были с ожогами от летевших сверху горящих бурок, превозмогая боль вступили в схватку непосредственно на стенах и во всех трёх оставшихся башнях одновременно.  На этом участке крепости, русские пленных не брали. В портнягинской колонне, оказалась высланная на подмогу Цициановым, команда егерей 17-го полка с поручиком Лисенко, храбрым и испытанным в боях офицером из батальона Белавина.  Лисенко, вначале лично пошёл оглядеть вал, и каким-то непостижимым чутьём, нашёл незамеченный другими проход, и провёл колонну с неожиданной стороны. Затем быстро взлетел по лестницам на стену и башню, чем окончательно закрепил успех своих на этой стороне.
После падения последней, шестой башни, находящиеся в ней русские, перетащив снаружи 10-ти метровые лестницы, стали быстро спускаться по ним уже внутрь, ибо выходы из крайних башен оказались не только узкими, но и заваленные телами, да к тому же снизу пока ещё постоянно стреляли. Пока одна часть русских солдат вела огонь с парапета уже по внутренним укреплениям, другая торопливо, насколько это было возможно, спускалась вниз, и бросалась очищать улицы, хотя в полутьме это и было непросто. Этот манёвр окончательно сломил дух защитников, и они усиливая уже начинавшуюся в городе панику, стали откатываться в городские кварталы.  Толпы конных и пеших гянджинцев метались по городу ища глазами ханский бунчук, но вместо него, повсюду на стенах и башнях уже полыхали на ветру русские знамёна, пробитые пулями, и местами такие же закопчённые как и те кто их водружал.
Жёны, повысыпав на улицу  подняли такой вой и хай, что усилили сумятицу до необъятных размеров. Русским воинам с трудом удавалось их удерживать, и с помощью переводчиков из армянской и грузинской милиции, препроводить в башни под охрану и надзор, чтобы с ними никто ничего бы не учинил. Штурм самой крепости или цитадели, длился всего полтора часа, то есть даже меньше чем бой за предместье! Очистка улиц от остатков гарнизона завершилась уже к полудню. Всё было кончено. Непосредственно сам гарнизон из воинов Джавад-хана, был истреблён почти весь, их трупов насчитали по городу порядка полутора тысяч. Вооружённых же горожан-мужчин, сдалось восемь с половиной тысяч. Им, видящим что их семьи вопреки неписанным обычаям азиатской войны никто не режет не хватает и не насилует, уже незачем было воевать. Изначально взятые в армию насильно, они не горели желанием погибать за хана, а потому и сдавались.  Потери русских убитыми составили  свыше трёх сот человек, потери грузинской и армянской милиции так же оказались значительными. Женщин насчитали примерно 9000, и ни одна она или ребёнок при штурме не погиб, что по тем временам было редчайшей редкостью, солдаты строго исполняли приказы своего командующего. Но боевую добычу воины брали обильно. С захваченных лошадей снимали золотые уборы, собирали богатое оружие и бесхозную утварь.
Но без трагедии всё же не обошлось. Как бывает в таких случаях, поступки людей до конца ни просчитать ни предвидеть невозможно. Часть гянджинцев, жителей ли, или солдат гарнизона, точно осталось неизвестно, укрылись в Джума-мечети, всего до 500 человек, хотевших очевидно пересидеть опасное по их разумению время, а потом как-нибудь сдаться. Вышло к сожалению наоборот.  Некий армянин, подойдя к солдатам грузинской милиции, сказал тем что в мечети, вместе с гянджинцами укрываются и дагестанские лезгины. Одного упоминания лезгин было достаточно чтобы рвануло. Ибо лезгины, являлись самыми кровными врагами грузин в то время, более других  терзавших их набегами. Солдаты грузинской милиции сколько их там ни было, бросились ослеплённые яростью к мечети, вышибли двери, и уже не разбирая кто лезгин а кто гянджинец, истребили там всех до единого.
Когда Цицианов о сём узнал, делать что-то было уже поздно, в том числе и наказывать грузинскую милицию. Ненависть их к лезгинам была такой сильной, что ничем иным в те поры на Кавказе это кончится и не могло. Решено было оставить теперь как оно есть, но вспомогательные отряды милиции из Гянджи всё же скоро вывели.  Неодобрительно отнеслись к такому поведению союзников и в частях русской армии. Бойцы 17-го егерского захватив в городе обильные запасы еды, и в перерывах между очисткой города от трупов ( в чём им помогали местные) наконец-то смогли сытно поесть за последние дни. За одним из таких обедов, егеря живо обсуждали события в Джума-мечети.
- Нет, я понимаю когда во время штурма, ежели жестокая драка за город на улицах идёт, там да, можно с запальчивости дров наломать, война не масленица. Ну тут, уже опосля боя учинить эдакое избиение без разбору?  Не, не дело это, нет! – уминая горячую наваристую кашу, уверенно заметил Уличев, сидя в кругу своих у костра.
- Это восток Неждан, кровная месть – стал объяснять седоусый «старик» Максим Батрачкин, что уже поев, пыхтел теперь трубочкой –У них, у грузинцев-то, я ить давно в этих местах служу, при покойной царице ещё начинал, с лезгинами теми такая вековая вражда, какой  у наших дедов-прадедов, с татарами в старину не было, да. Разов во сто хужее если не больше!
- Да будто бы?- удивился Уличев замирая с ложкой.
- Да ей богу!  Вот зрить одни других не могут, где ни сойдутся, обязательно смертоубийству быть! Истинный крест вам говорю! – перекрестился бывалый служака.  Затем сделав пару затяжек продолжил.
- Тута братцы такая  ишшо штука что ганжинцы, тоже грузинцам враги, не такие как лезгины, но всё ж враги, и они издавна терпят от них обиды и притеснения.  Ну как у нас на южных рубежах ещё в пору папаши мово покойного, от крымчаков было, покуда их Потёмкин не угомонил.  Вот горячая кровь у грузин-то и взыграла, и тем и этим за один раз отплатили. Вы молодь привыкайте теперь к таким картинам, война впереди долгая, и чего по хуже ещё доведётся узреть!
К костру с котелочком в руке из которого торчала ложка, подошёл и присел ещё один молоденький егерь из роты Неждана, рядовой Степан Зорких, 17-ти летний храбрец из мелких помещиков, решивших искать свою долю в армии.  Левая рука до локтя у молодого человека была забинтована, но на перевязи не висела. Уличев, уже в последние минуты сражения, буквально за воротник выволок его из какого-то горящего строения, и сам успел перевязать, и теперь раненый барин, считал себя всем обязанным старшему товарищу.
- Не дюже горит-то? – жуя кашу спросил его Уличев.
- Не – радостно улыбнулся Степан Зорких начиная есть – терпимо, уже проходит, тебе я всем обязан Уличев, век не забуду!
- Да ладно, на войне сочтёмся! – буднично отмахнулся Неждан уминая кашу.
- А меня вот тоже, чуть не стоптали в этом светопреставлении! – подал голос ещё один егерь, рядовой Фёдор Лягушкин, самый низкорослый боец во всём батальоне, которого все звали просто: солдат Лягушкин.
- А-а – деловито, но с долей иронии в голосе протянул согласно кивнувший Уличев – видали мы твоё геройство, Цицианов теперь не иначе как в майоры тебя произведёт , непременно!
Кругом дружно но без злобно загоготали. Дело было в том, что когда уже ворвались во внутрь крепости и завязали бои на её улочках, где перемешались все русские части, солдат Лягушкин на глазах у многих, буквально попал под ноги рослому гренадеру, что чуть не полетел в вверх тормашками, опершись в последний момент на ружьё.
- Уйди с под ног Голияф грёбаный! – не своим голосом заревел вращая беликами разгневанный гренадер, сверля ими сверху растерявшегося Лягушкина – Наступлю счас невзначай и размажисси на сопли!
Как всегда, смерть и смех на войне ходили рука об руку. Так к обращению Феди «солдат Лягушкин» иногда добавлялось теперь и прозвище «Голиаф».
Спустя несколько часов стало известно что вместе с ханом, погиб в бою  и его средний сын, а старшему и младшему удалось вырваться из города, и по слухам податься в Карабах. Цицианов отдал тело Джавад-хана его ближайшим людям чтобы те похоронили его со всеми надлежащими почестями. Попала в плен и вся остальная семья покойного повелителя Гянджи, но их не только никто не обижал, а даже наоборот; из воинского дополнительного бюджета, им выделили необходимые суммы, дали дом и множество съестных припасов. Первая жена Джавад-хана Бегюм ( родная сестра шекшинского Мамед-хана) попросила Цицианова отпустить её с дочерью Шерин-бегюм к брату, что им и было позволено.
Боевыми трофеями победителей стали 9 медных, 3 чугунных орудия, 6 фальконетов и восемь знамён. Пятьдесят пять пудов пороха и огромный хлебный запас. Гремели имена и фамилии отличившихся. По мимо старших офицеров таких как Корягин, Лисаневич, Котляревский( получивший орден Анны 3-й степени  и звание майора) и прочих, на устах у многих появилось имя поручика Лисенко, того что найдя проход во внешней стене, провёл там роту егерей, и первым бросаясь как писали о нём в донесении  « во все опасности», вовремя подкрепил ею штурм  генерала Портнягина, и способствовал скорейшему падению башен. Его егеря увлекаемые поручиком, творили там поистине чудеса, от чего с той поры звание 17-го егерского полка, стало грозным для врагов и примером для своих. Сам же поручик Лисенко был представлен  за храбрость к ордену Анны третьего класса.
Рядовым же участникам штурма, тем кто особо отличился ( к коем оказался представлен и  Неждан Уличев в рапортах сразу трёх офицеров!) впоследствии были вручены специально отлитые для этого по приказу царя медали. На одной её стороне красовался монарший вензель Александра Первого, а на другой горела серебром надпись: « ЗА ТРУДЫ  И  ХРАБРОСТЬ ПРИ  ВЗЯТИИ  ГАНЖИ ГЕНВАРЯ   3-  1804 Г.» Ну а пока, по приказу Цицианова полковник Корягин с вверенным  ему 17-м егерским полком и 145-ю донскими казаками, должен был теперь охранять город с округом и Шамшадильскую волость. С того дня, 17-й егерский полк, стал как бы русским щитом для Грузии со стороны Персии на несколько лет, и передовой силой в грядущей войне, подвигами своими изумляя современников, и поражая потомков!

                КОНЕЦ  1-й ГЛАВЫ.   1.02/2019.
-
-