С недавних пор на общественную арену стали во множестве выходить молодые люди, которые безапелляционно и с кажущейся убедительностью делают те или иные публичные заявления по какому-либо поводу от имени власти. Возражений они не воспринимают и гнут свою линию, какой бы абсурдной она ни казалась и какой бы лживой по сути ни была. Непосредственное общение с людьми такого типа вначале оставляет ощущение какого-то загадочного всемогущества. Они кажутся безгранично эрудированными и берутся судить сразу обо всем. Говорят уверенно, в голосе звучит безграничная твердость, и собеседник подпадает под это безусловное обаяние – каждому хочется быть хоть чуть-чуть защищенным, заслоненным от повседневного ужаса кем-то, кто точно знает, чего хочет.

Мне хотелось бы обсудить здесь эту новую реальность. И понять, что именно может ей противопоставить каждый из пишущих и какова доля личной ответственности творца за то, что в обществе возникает, укореняется и постепенно задает тон повседневного существования.
 
На самом деле эти люди неспособны ни на что. Любое самостоятельное действие вгоняет их в ступор, и они легко провоцируют конфликт, скандал – и с шумом удаляются. И, секунду спустя, так же легко вступают в диалог с другим собеседником, который точно так же оказывается в поле безумного обаяния. Собеседников может быть несколько, и тогда роли распределяются следующим образом: сумасшедший (употреблю это старинное название, поскольку не знаю, как в психиатрии называется подобный диагноз) становится центром притяжения и остальные подпитывают его как своим интеллектом, так и своими внутренними неразрешимостями. Он же чрезвычайно переимчив – услышав чужое суждение, он его повторяет не просто как свое собственное, а – как выстраданное и безусловное. Обычный человек не отслеживает свои высказывания, и ему очень хочется просто быть услышанным. И когда он слышит собственные мысли в чужой уверенной трансляции, ему и в голову не приходит, что перед ним – попугай.

Как правило, такие феномены тяготеют к той или иной форме элитарности. И не случайно: гениальность и помешательство и впрямь очень близкие родственники. И гений, и сумасшедший черпают информацию из коллективного бессознательного. Поэтому их интеллектуальная форма безупречна. И речь – правильна и многообразна. И они много и уверенно говорят или пишут ни о чем.

Вот поэтому я настаиваю на важности контроля поэта над собственным словом. Чтобы тот, кто на этот контроль не просто способен, а - исполняет святую обязанность призванного Всевышним,  не оказывался в одном ряду с тем, кто на это неспособен органически. И не просто – в одном ряду, а еще – и во власти безотчетно воспринимаемого всемогущества (не забываем, что за сумасшедшим – коллективное бессознательное, непостижимое и всеобъемлющее).

Внимательно перечитывая поэтическую классику, от Ломоносова и Державина до Твардовского, Высоцкого и Бродского, я вижу, как прочно держится и как изящно выражена масштабная и оригинальная мысль в их творениях. Ахматова настаивала – над стихом надо работать. Отстранение просто необходимо – читать текст глазами читателя важно чрезвычайно. Тонкое мирочувствование, воспроизведенное талантливым поэтом, вовсе не следует, как кто-то думает, раскладывать по полочкам – гармония очевидна и исчерпывающа. А вот найти промахи, нестыковки в пусть и изящно выстроенном тексте, обязан сам автор. Либо – его въедливый коллега, который привык отвечать за свои творения и чужие промахи ему очевидны.

А что вы, уважаемые коллеги, можете сказать по этому поводу?