пока на нас надета паранджа сомнения, и будущее метит за целью цель, кривляясь и визжа писулькой в неотправленном конверте, я на тебя смотрю, как в пустоту прицельно и бесстрастно смотрят пушки, чуть приглушив надежду и мечту следами незаконченной пирушки.

ты помнишь, как в водоворотах слов мы долго и мучительно любили, соорудив искусственный покров из офисной и придорож­ной пыли. мы знали, что потом настанет миг прощания и чувствам скажем: выше! в подъездах, задавив ладонью крик, мы быстро и стремительно задышим. а дальше — больше, улицы, кино, скамейки парков, номера отелей — нам было так с тобою всё равно, что время и пространство заболели и умерли на час или на два, на день, неделю... видно это надо — понять и оценить свои права и правила случайного парада на площади сенатской или той — последней детской площади циона, где камни жгут огнём на мостовой подошвы мародёров и влюблённых. бегут. и мы бежим за тем (за кем?), кто обещал, прижатый нимбом к солнцу, за каждое признание «жетем» прощать нам обещание «вернёмся».

мы радуемся. ты и я. и мы. и непогода к смазанной причёске прохладными ладонями зимы прилаживает ленточки и блёстки. и паранджа сомнения спадёт. я верю. нужно верить, чтобы выжить, и перед каждым вызовом на взлёт к тебе лишь наклоняюсь ближе. ближе.