ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ


* * *

Перебирая навзничь города,
не горестно приму,
но одичало,
что мы с тобой застряли навсегда
в слезоточивом воздухе вокзала.
Любое помяни --
хоть Петроград,
хоть то о чем не ведает петрограф.
И вчитывайся в точечный распад
мигающий,
нависший и подробный.
Куда фатальней девушки с веслом,
на стыке рельс,
кипения на грани
над головами лязгает табло
отчаянных
дискретных состояний.
Старо как ментор,
форменно как мент,
как черное ядро вокзальной взвеси.
Мы тоже не последний
аргумент
в возвратно-поступательном процессе.

* * *

В дом, где бабушка-одуванчик
выводила меня из шкафа,
возвращаюсь взглянуть на шкаф.
Так помилованный прикипает к плахе,
к топору
и обшлагу стальной рубахи,
к духу смерти,
саму вероятность взмаха и т.д.
рукавом поправ.
Ноет воздух в трубе
и скулит из крана.
Подыграй на гипсовом фортепьяно,
полистай монолитный том.
Уходи,
если зеркало над диваном
отразит симметричное имя Анна
в этом доме со шкафом или
уже в другом.
Исчезай
как явленье цепных пророчеств
на основе молвы,
на кофейной почве
купажом из пера и воска,
воды, огня.
Выбирайся из темных сердечных камер,
порывай с неизменным
родством меж нами,
если можешь родиться где-нибудь
без меня.

* * *

Это каждый охотник желает, лупцует и хлещет,
черно-белую радугу мнет, разбирает по пальцам,
это беглость,
врожденная выучка неандертальца,
школа черни (почтение, Карл)
и подобные вещи.
Под землей где-нибудь глубоко,
под водой и под рифом.
Совершенно, секретно, являясь другим наизнанку.
Не услышишь ни звука, быть может,
но выдохнешь в рифму,
вековечась как пыль
и струясь как песчаные замки.
Оттого уже сладко,
что терпко внутри или горько.
Зарекаясь любой тишины,
рядовой и матросской,
выходящее вон
разорвет и подернется коркой,
проникающим слоем забвения,
грунта и воска.
Кем уйду от тебя –
Магометом, горой или мышью,
облетевшей кувшин,
черно-белым (взле)тающим рядом.
Это каждый фазан догадается,
если услышит,
если ты, отрицая, продолжишь меня,
если надо.