Когда речь заходит о творчестве, это понятие рассматривается, по крайней мере, в двух различных аспектах. Во-первых, под этим словом подразумевается процесс создания какого-либо доступного для восприятия зрителей или слушателей нового произведения искусства: картины, скульптуры, симфонии, стихотворения или романа. В то же время и состояние личности человека, делающее возможным создание им упомянутых произведений, тоже определяется как творчество. При этом данное состояние необязательно должно привести к появлению чего-то нового и осязаемого.

Если говорить о творчестве в первом значении слова, т.е. о творческой деятельности художника, то оно предполагает наличие целого ряда разнообразных факторов: одаренности (вернее сказать, генетически заложенных способностей), образования, усердия, определенных экономических и социальных условий, позволяющих человеку через обучение и усердные тренировки развивать свои способности. Предметом же нашего рассмотрения станет другое творчество, а именно — творческое начало личности, т.е. творчество как особенность характера человека.

Что мы понимаем под творчеством как состоянием души человека? По моему мнению, правильнее всего было бы определить его следующим образом: это способность человека сознательно воспринимать и правильно реагировать на увиденное. Данное определение может показаться слишком простым. Некоторые могут заметить:

«Если так понимать творчество, то я, абсолютно сознательно воспринимая и вещи, и людей и точно на них реагируя, без сомнения, являюсь натурой творческой. Разве я не воспринимаю все, что встречается мне по дороге на работу? Разве я не реагирую адекватно на все происходящее вокруг меня? Разве в общении с людьми я не улыбаюсь им приветливо? Разве я не замечаю своей супруги и не отвечаю на ее пожелания?

Практически все люди думают именно так, однако в этом состоит их неправота. На самом деле большинство людей почти ничего осознанно не воспринимают и почти ни на что не реагируют должным образом. В первую очередь рассмотрим природу восприятия и реагирования и постараемся выявить отличие творческого подхода в этом процессе от нетворческого.

Представим себе, что человек видит розу и заявляет: «Это — роза» или: «Я вижу розу». И вы полагаете, что он в действительности ее воспринимает? Совсем необязательно. В отношении кого-то это является справедливым, однако если говорить о большинстве — то нет.

Что представляет собой опыт большинства людей? По-моему, его можно охарактеризовать так. Глядя на какой-либо предмет (как на розу в нашем примере), человек заявляет, что данный предмет соответствует понятию «роза» и, следовательно, заключение «Я вижу розу» верно. На первый взгляд кажется, что акцент делается на процессе видения, на самом деле здесь имеет место чисто когнитивное восприятие предмета, узнавание и его словесное выражение. Заявляя, что он видит розу, человек лишь обнаруживает свою способность говорить. Он обучен узнавать определенный предмет и соответствующим образом его классифицировать. В силу этого в данном случае мы имеем дело лишь с неким процессом распознавания, а отнюдь не с подлинным видением, выражающимся в восприятии, созерцании или оценке.

Но что же представляет собой видение, или созерцание, в своем истинном значении? Наверное, мне проще будет это объяснить, снова обратившись к примеру. Женщина, очищающая на кухне от стручков горох, восторженно говорит своему знакомому: «Сегодня утром я испытала удивительное ощущение: я впервые увидела, как катится горошина». Услышав такое, многие, безусловно, почувствуют неловкость, решив, что с женщиной происходит что-то неладное.

Чему же тут удивляться, наблюдая за катящейся горошиной. Для многих это само собой разумеющееся явление. Наблюдая, как катятся горошины, эти люди находят лишь подтверждение своих повседневных знаний, согласно которым круглые предметы будут скатываться с наклонной и относительно гладкой поверхности. Они не воспринимают этот процесс полноценным образом и не переживают его, для них он сводится лишь к фиксации их знаний.

Значительное различие в реакции на катящийся мяч можно наблюдать, сравнивая поведение взрослого человека и двухлетнего ребенка. Ребенок может, не зная усталости, сотни раз подбрасывать и ловить мяч, сопровождая взглядом его полет и испытывая от этого радость. Чем можно это объяснить? Если же за мячом наблюдаем мы, взрослые, то нам достаточно посмотреть на него один раз, ибо мы не получим никакой новой информации о нем, потому что в оценке данного процесса участвует лишь наш разум. Иначе говоря, нам будет скучно наблюдать за мячом снова и снова. Ребенок же, напротив, не ставит перед собой задачи получить какой-либо осмысленный опыт; само созерцание подскакивающего мяча и получение удовольствия от игры являются для него важнейшими. Впрочем, наблюдая за мячом при игре в теннис, многие взрослые также способны испытывать от этого радость.

Глядя на дерево, осознанно воспринимая всю полноту его подлинного бытия, сочувствуя всем сердцем условиям, в которых оно растет, человек получает опыт, являющийся основой для того, чтобы суметь это дерево нарисовать. Другой вопрос, обладает ли он необходимыми техническими навыками, которые позволили бы ему заниматься живописью и отображать свои переживания. Но абсолютно ясно одно: ни один художник нигде и никогда не смог бы создать ни одной стоящей картины, передав в красках изображаемый объект, должным образом предварительно его не изучив и не осознав его особенности.

Постараюсь объяснить разницу в познании под другим углом зрения. Воспринимая дерево в рамках неких категорий, человек рассматривает его лишь как один из предметов, относящихся к биологическому виду под названием «дерево», т.е. для него оно является абстракцией, понятием («какое-то дерево», «одно из деревьев») и соответственно лишено в его глазах какой бы то ни было конкретики.

И напротив, при подлинном живом восприятии абстрактный подход невозможен. В этом случае дерево становится совершенно конкретным и неповторимым. Такого дерева не отыскать во всем мире, ибо именно его видит глаз, именно оно находит отражение в сознании человека, и тем самым он оказывается с ним в определенных взаимоотношениях, становясь как бы его творцом.

Восприятие людей аналогично нашему восприятию предметов. Глядя на человека впервые, мы, как правило, полагаем, что видим его. Однако очевидно, что в первую очередь наше внимание сосредоточивается лишь на поверхностных, второстепенных подробностях — таких, как цвет кожи, стиль одежды, воспитание, социальное положение, расположенность или недружелюбие к нам, благодаря которым мы оказываемся способны определенным образом этого человека классифицировать — аналогично тому, как мы классифицируем цветок, относя его к розам. При этом наше восприятие человека не слишком отличается от того, как он воспринимает себя сам. При знакомстве он в первую очередь ответит, что зовут его Джон. Если мы намекнем, что этого нам недостаточно, скорее всего, он скажет, что по профессии он врач, женат и имеет двоих детей. Если же кому-то и этого покажется мало, то такого человека либо сочтут не слишком сообразительным, либо упрекнут в излишнем любопытстве. Для меня каждый отдельный человек является абстракцией, равно как и я для него. При этом ни мне, ни ему не нужно большего. Более того, мы подвержены даже некоей общей фобии, выражающейся в том, что мы испытываем страх перед взаимным сближением, мы боимся проникнуть в сущность другого человека, отказавшись от его поверхностного восприятия. В силу этого мы стремимся ограничить наши знания о человеке лишь минимумом, требующимся для сиюминутного общения с ним. Подобное стремление к получению лишь поверхностного знания о другом человеке является признаком глубочайшего взаимного равнодушия.

Но дело этим не ограничивается: наше восприятие другого человека не просто поверхностно по своей природе. Способность к переносу делает его оторванным от реальности. Например, если человеку присущи проявления гнева, данная черта его характера переносится им на других людей, которых он считает подобными себе в этом отношении. Если же он застенчив по натуре, он проецирует это свойство и на другого. При всем этом, наделяя других качествами, как кучей тряпья, которое не желаем носить сами, мы не отдаем себе отчета в том, что за ним скрывается живой человек, а не наряженный нами манекен.

Кроме этого, мы не только переносим черты своего характера на другого индивида; наше восприятие искажается, не позволяя нам под влиянием наших эмоций, нашего настроения видеть человека таким, каков он есть в действительности. К этому нас подталкивают три основных свойства нашей личности — жадность, глупость и гневливость, в рамках буддистской этики рассматриваемые как три основных «греха». Не нуждается в особых доказательствах тот факт, что, если в отношении какого-либо человека у нас имеются корыстные цели, мы оказываемся неспособными объективно его оценивать, ибо наше корыстолюбивое воображение, ограниченность мышления и злобная натура оказывают на наше восприятие определяющее влияние.

Но что значит взглянуть на другого человека творчески? Это значит увидеть его объективно, без искажений и надуманных качеств, избегая переноса на него черт характера других людей. В первую очередь это предполагает избавление от собственных «грехов», неизбежно обусловливающих возникновение эффекта переноса и искажения восприятия. Творческое восприятие пробуждает человека от ленивого оцепенения и подготавливает к истинному пониманию самой сути вещей. Творческое состояние души и творческая жизнь оказываются достижимыми лишь в случае, если человек достигает внутренней зрелости и сводит к минимуму стремление к переносу и искажению реальности.

Познание человека во всей его целостности подобно внезапному открытию, порой поражающему неожиданностью откровения. Случается так, что при встрече со знакомым человеком вас вдруг посещает озарение: вам кажется, что раньше вы его толком и не видели и лишь сейчас узнали по-настоящему. Его лицо, глаза, жесты, походка, голос воспринимаются теперь по-новому, более ярко и выразительно, и перед вами предстает столь отличающийся от прежнего его совершенно новый образ. Становится ясной разница между понятиями «видеть» в смысле смотреть и «видеть» в значении узреть; иными словами, отличие простого, бездумного созерцания от видения как обнаружения, осознания, открытия. Знакомая с детства местность, знаменитая на весь мир картина или какой-либо другой известный объект могут поставить человека в подобную ситуацию.

Необходимо отметить, что увидеть человека или какой-либо предмет в целостности, полноте и многогранности его природы — непременное условие правильного восприятия. В реальной жизни, как правило, преобладают неверные реакции, равно как и ложные восприятия; ограниченные рамками обыденного сознания, они поверхностны по своей природе. Например, читая в газете статью о том, что в Индии люди голодают, человек практически никак на это не реагирует. Максимум, чего можно ожидать, — некоего подобия сочувствия: «Какой ужас!» Если же он видит чьи-то страдания своими глазами, его реакция совершенно иная. Он испытывает чувство сострадания, желание оказать помощь, что и пытается сделать. Тем не менее, даже если он видит страдающего, в целом его реакция достаточно поверхностна. Он полагает, что испытывает те чувства, которые должны у него возникнуть в соответствии с данной ситуацией, и делает то, что принято делать; в то же время он определенным образом дистанцируется от происходящего. Реагировать же полнокровно означает привести в действие все человеческие ресурсы, посредством которых человек может воспринимать действительность: способность испытывать чувства радости и сострадания, любви и ненависти. Его реакция при этом обусловлена не разумом, а чувствами, т.е. тем, что он видит и слышит, его реакция на другого индивида адекватна, ибо восприятие направлено на его сущность, благодаря чему он реагирует на него должным образом. Он воспринимает человека словно всем своим существом, всей своей натурой; создается ощущение, будто в процессе мышления участвует не мозг, а все тело, и видит он не глазами, а сердцем. Если это на самом деле так, то, направляя к воспринимаемому им объекту все свои мысли, чувства и способности, человек перестает быть лишь наблюдателем, в то время как то, что он воспринимает, перестает быть просто объектом. Они становятся чем-то единым, происходит абсолютное взаимопроникновение, которое выражается в том, что видящий и видимое им, существуя как отдельные субъекты, в то же время сливаются в единое целое.

Какие же условия необходимы для того, чтобы человек обрел такое творческое состояние, при котором его восприятие окружающего мира было на уровне интуиции, было бы подобно озарению? Первым таким условием является способность человека удивляться. Она присуща детям, расположенным к познанию всего нового.

Обладая способностью удивляться, озадачиваться чем-либо, ребенок при этом реагирует естественно и по сути весьма творчески. Как правило, большинство людей теряют способность удивляться под влиянием воспитания и образования. Удивление они рассматривают как проявление невежества, ибо полагают, что должны все знать. Окружающий мир для них более не чудесен и удивителен, а воспринимается как что-то обыденное. Между тем необходимым условием любой творческой деятельности и каких бы то ни было открытий в области науки или искусства как раз является сохранение человеком способности удивляться.

Как точно заметил французский математик Раймонд Пуанкаре, способность допустить невероятное есть отличительная черта гениальности в науке. Именно так состоялись многие научные открытия. Предположим, что некий ученый занят рутинным делом, ни у кого ранее не вызывавшим никакого изумления. Но обладая живым мышлением и не утратив способности усматривать проблему в очевидном, он находит в этом очевидном невероятное, что и приводит его к открытию. Выдающимся ученым становится лишь тот исследователь, который при решении конкретной задачи благодаря своей способности удивляться обращает внимание на то, что другие рассматривают как само собой разумеющееся.

Способность сосредоточиться — это вторая отличительная черта творческой личности, довольно редко встречающаяся в западной культуре. Постоянно занятый западный человек чаще всего не концентрируется на деле, которым он занят в данный момент, а думает о том, чем он займется после окончания этой работы. Он делает одновременно много дел: завтракает, читает газету и слушает радио, перебрасываясь при этом фразами с домашними, причем ни одно из них не выполняя в полную силу, не используя все свои возможности.

Для человека, способного сосредоточиться, дело, которым он занят в данный момент, представляется самым важным. Ему кажется невероятно значительным именно то, чем он занят здесь и сейчас: читает ли он, разговаривает или просто прогуливается по улице. Прошлое или будущее, которым живет большинство людей, не существует как реальный опыт. На самом деле человек живет здесь и сейчас, поэтому подлинное восприятие им реальности и его подлинная реакция на него возможны лишь в случае, когда он полностью отдается тому, что он в это мгновение чувствует и делает.

Способность человека к самопознанию является третьей отличительной чертой творческой личности.

Я — не только последняя буква алфавита, но и последнее слово в лексиконе ребенка, который учится говорить. Освоив же это слово, человек использует его в своей речи постоянно. Выражая свое мнение, он говорит обычно: «Я думаю». На самом же деле, он лишь повторяет распространенное выражение, услышанное, освоенное с детства. Он лишь воображает, что думает сам. Правильнее было бы сказать: «Мне (во мне) думается». Если бы граммофон мог говорить, он точно так же мог бы сказать: «Я играю симфонию Моцарта», хотя понятно, что он лишь воспроизводит то, что сочинено, записано на пластинку, а затем положено на диск проигрывателя отнюдь не им самим.

Сказанное о мышлении в полной мере относится и к области чувств. Предположим, мы справляемся на вечеринке о самочувствии некого господина; он уверяет нас в своем отличном самочувствии и веселом расположении духа. После окончания вечеринки мы вновь встречаем его, уставшего и печального. Возможно, ночью его будут мучить кошмары. Был ли он счастлив в действительности? Внешние признаки его счастливого состояния были налицо: он пил вино и смеялся, ничем не отличаясь от остальных, шумно веселящихся и без умолку болтающих гостей. Он считал себя обязанным быть таким же веселым, как и все остальные, и испытывать чувства, соответствующие ситуации, хотя на самом деле он, возможно, скучал и грустил.

Ощущать себя центром мира, причиной и движущей силой происходящих событий может лишь человек, действительно осознающий свою самость, свое «я». Именно это я понимаю под словом «оригинальность», причем я имею в виду главным образом различные состояния души, причина которых во мне самом.

Самоидентификация, ощущение своего «я» необходимы для каждого человека. Утратившему это чувство может грозить безумие. В разных культурах самосознание проявляется различно. В примитивном обществе человек, еще не ставший «индивидуальностью» и отождествляющий себя со своей группой, мог описать свое эго как «я — это мы». В процессе эволюции он осознает свою индивидуальность и перестает идентифицировать себя со своей группой, учась ощущать свое «я».

По поводу понятия «самосознания» ведется немало споров. Многие психологи рассматривают чувство самосознания как некое зеркальное отражение той социальной роли, которую выполняет каждый человек, стремясь соответствовать возлагаемым на него ожиданиям. Подобная форма самосознания глубоко патологична (хотя и широко распространена в нашем обществе): она порождена страхом и неуверенностью в себе, что неизбежно приводит к конформизму. Только развивая свое самосознание, рассматривая себя как творца своих поступков, осознавая творческую роль своего «я», можно преодолеть страх и склонность к конформизму. При этом подобная самооценка вовсе не делает человека эгоцентричным. Человек как творческая личность полностью проявляет себя лишь во взаимодействии с другими индивидами. Только ориентируясь на других, он реализует свое «я». Оставшись один, лишаясь связей, он утрачивает возможность самореализации и адекватного раскрытия своего «я». «Мой дом — моя крепость» — вот типичная идеология подобного человека. Его владения — он сам. Его тело, его мышление, память — вот его собственность. Но в таком случае творческое самосознание человека вступает в конфликт с ощущением «я». Человек с подобным «я» полон уныния и страха, он неспособен к творчеству и воспринимает себя как вещь, как свою собственность, становясь при этом пленником своего «я». Только вырвавшись из заточения своей личности, отстранившись от материальной оболочки своего «я», он может стать счастливым и постичь свою самоценность. Научившись реализовывать себя в процессе творческого взаимодействия, он парадоксальным образом как бы утрачивает в процессе самореализации свою самость. Ему удается выйти за границы собственной личности и в то самое мгновение, когда он думает о себе «я есть», — ему открывается ощущение «я есть ты», и даже «я чувствую единение со всем миром».

Следующая отличительная черта творческой личности — правильное отношение к конфликту. Речь вовсе не идет о стремлении избегать напряженных ситуаций и уклонении от полярных положений. Как раз напротив, я говорю о способности встретиться с конфликтом лицом к лицу и умении его разрешить. Бытующее мнение о том, что конфликтов следует всячески избегать, с моей точки зрения является в корне неверным. Современная система воспитания полностью ориентирована на то, чтобы оградить ребенка от конфликтов. Ребенку всячески облегчают жизнь, заботятся о нем и стремятся предупредить любые его желания. В силу этого этический выбор практически отсутствует, ребенок очень редко оказывается в ситуации, когда его желания и общепринятые положения принципиально противоречат друг другу.

Досужее мнение о том, что конфликтов следует избегать, поскольку они вредны, глубоко ошибочно. Конфликты — это источник стремления человека к самосовершенствованию, развития его сил и основа становления его характера. Человек, избегающий конфликтов, уподобляется хорошо отлаженному механизму, в котором моментально приглушается любой эмоциональный порыв, или машине, автоматически упорядочивающей все чувства и побуждения.

Но помимо обычных, случайных конфликтов, существуют и другие, которые можно назвать судьбоносными, ибо они коренятся в самой природе человека. Ведь тело человека, его физиологические потребности принадлежат животному миру, в то время как, призвав на помощь свое сознание и воображение, он пытается подавить в себе свои природные проявления.

За время короткой жизни мы реализуем лишь малую часть тех возможностей, которыми обладает (или будет обладать) человеческая раса. Строя какие-либо планы и принимая программы, мы находимся при этом в большой зависимости от абсолютно не подчиняющихся нашей воле или нашим планам случайностей. Одним из важнейших условий, определяющих наличие творческого начала в человеке, как раз является сознательное отношение к подобным случайностям, способность с сознательной готовностью встречать возможность конфликта. Человек не является творческой личностью, если он отрицает конфликт или относится к нему поверхностно, руководствуясь обыденным сознанием по принципу «все, что ни делается, — к лучшему» и не воспринимая ситуацию на эмоциональном уровне. Кроме того, человеку свойственно стремление игнорировать не только конфликты, но и существующие противоречия в своем характере. И если на индивидуальном уровне можно говорить о противоположности темпераментов, то на уровне социума в первую очередь речь идет о противоположности полов. Но какую же картину мы здесь наблюдаем?

Наше превратное понимание равноправия ориентировано на сглаживание противоположностей, на максимальное сокращение различий между мужчиной и женщиной. По мере того как современный человек все больше превращается в вещь, утрачивается полярное различие между полами. В наши дни разница между мужчиной и женщиной сохраняет свое значение лишь в сексуальном аспекте, в то время как во всем остальном она практически нивелирована. Но даже эротическое воспитание, исторически опиравшееся на определенную Богом противоположность Адама и Евы, в рамках западной культуры сегодня значительно утратило свою актуальность. На смену любовным отношениям, атмосфере эротики и страсти, как раз и являющимся источником творчества, теперь все чаще приходят отношения товарищества. Конечно, многие прогрессивные явления в современной культуре обусловлены достижением равноправия между полами (не говоря уже о том, что залогом данного прогресса стало избавление от расовой дискриминации). Однако, несмотря на то что эти достижения имеют определенные положительные стороны, мы не можем испытывать от них удовлетворения в полной мере. Утрата жизнеутверждающей борьбы противоположностей стала платой за эти успехи. Равноправие в первоначальном понимании этого слова означало равенство между людьми, выражающееся в том, что каждый человек — это определенная величина, ценная сама по себе; и никто не вправе превращать его в орудие служения чужим интересам. Пользуясь религиозной терминологией, эту же идею можно сформулировать следующим образом: каждый человек есть дитя Божие, и поэтому никто другой не может быть его кумиром или господином. Под этим подразумевалась ранее мысль о том, что каждый индивид наделен человеческим достоинством, имеет право на неповторимость и на развитие своих уникальных способностей, как бы он ни отличался от других.

В наши дни равенство рассматривается как одномерность. Постулируется мысль о том, что никто не должен выделяться из толпы и все должны быть одинаковыми. Каждый боится не соответствовать установленным нормам, выделиться, как будто это может создать угрозу принципу равенства. Со своей стороны, я абсолютно уверен, что такой подход чрезвычайно пагубен для творчества. По моему глубокому убеждению, человек вновь ощутит себя творцом, лишь отказавшись от подобного воззрения, что позволит нам вернуться к правильному пониманию равенства.

Выражаясь образно, предрасположенность человека к творчеству можно определить как готовность каждый день рождаться заново. В самом деле, рождение не следует рассматривать как событие одномоментное, когда ребенок появляется на свет и делает первый самостоятельный вздох. Биология рассматривает этот момент как определяющий, однако это лишь отчасти верно. Даже получив возможность самостоятельно дышать, новорожденный остается беспомощным и зависимым от матери.

Процесс рождения имеет несколько этапов. На первом из них происходит расставание с материнской утробой, после чего следуют периоды привязанности и отлучения от материнской груди, затем расставание с подолом ее юбки и наконец с руками матери. Приобретая каждое новое умение (способность ходить, говорить, принимать пищу без посторонней помощи), ребенок покидает ступень, на которой он находился в то время, когда еще этим умением не обладал. Человек постоянно переживает некое внутреннее раздвоение: испытывая страх перед расставанием с прежним состоянием, в котором он ощущал себя комфортно, он в то же время стремится реализовать заложенные в нем силы и способности, переходя к новому этапу своей эволюции. Его все время терзает это ощущение двойственности, в нем непрерывно происходит борьба желаний: с одной стороны, ему хочется покоя материнской утробы, с другой — он стремится достичь полной самостоятельности. На каждом новом этапе от человека требуется определенное мужество: сначала он должен перенести разлуку с чревом матери, затем — с ее грудью, ее подолом, ее руками. Наконец он достигает этапа, где сталкивается с необходимостью рассчитывать лишь на собственные силы; иными словами, в данный период человек должен обрести способность самостоятельно воспринимать окружающий мир и адекватно реагировать на него. В этом как раз и заключается обнаружение творческого потенциала человека. Итак, быть творческой личностью — значит рассматривать свою жизнь как непрерывный процесс рождения и не считать законченным ни один из этапов. Большинство людей умирает, полностью так и не родившись. Под творчеством как раз и следует понимать способность человека родиться прежде, чем наступит смерть.

Быть готовым к рождению и, следовательно, к отказу от иллюзорных представлений о «безопасности» означает для человека обладать мужеством и верой. Мужество требуется для расставания со стабильностью и безопасностью привычного существования, отказа от конформизма, не испытывая страха перед одиночеством. Мужество нужно и для того, чтобы, как гласит библейская притча об Аврааме, оставить свою родину, свою семью и устремиться навстречу неизвестности. Настойчивое стремление к истине, как в мыслях, так и в чувствах, также требует от человека огромного мужества.

Лишь вера может придать человеку подобное мужество. В данном случае слово «вера» я употребляю не в традиционном для наших дней значении, когда под ним подразумевается убежденность в некоей научно недоказуемой и неподвластной осмыслению идее. Я имею в виду ту ветхозаветную веру, которая именуется словом «Emuna» и трактуется как уверенность. Такая вера означает отсутствие у человека каких-либо сомнений в реальности своей жизни, своих мыслей и эмоций, а также способность опираться на свой разум и чувства в познании бытия, рассматривая их как надежное орудие в этом познании. Из сказанного следует, что творчество немыслимо без мужества и веры.

Подведем итоги. Я подразумеваю под словом «творчество» не свойство, характерное лишь для особо талантливых людей. Я понимаю под ним определенную жизненную установку, достижение которой реально для каждого человека, и поэтому он должен к ней стремиться. Готовить человека к жизни — значит готовить его к творчеству, и поэтому формирование творческого начала в личности необходимо сделать универсальным воспитательным принципом.

Статья из книги «Кризис психоанализа. Дзен-буддизм и психоанализ».  Под ред. П. С. Гуревича, перевод с англ. Э.А. Гроссмана. М.:  Айрис-пресс, 2004 г.