Пятница. Вечер. Магазин. У прилавка с алкоголем небольшое, волнительное оживление. У дешвого пива трется красавец: красная, морщинистая морда, протиснувшаяся между линялых бакенбардов. Алые, как маки Казахстана, глаза в опухших веках, обрамленных свиной щетиной ресниц. Желтые от махорки кабаньи зубы тускло мерцали между подвижных мокрых губ . Стремительный сухой кадык, катающийся  по  рельсам выпирающих жил, указывал на чисто физическое страдание иссушенного и обожженного дешевой водкой горла. Фашистская кепка  с тусклой эмблемой несуществующего полка завершала образ Ангела Всенародного Похмелья. В птичьей, морщинистой лапе зажата последняя черная мелочь – как раз на жизненно необходимую бутылку пивной воды. Пристроился за мной в очередь на кассу. Спиной чувствую томление и предвкушение .. И вдруг слабо звякнули об пол монетки, и покатились в щели и одному лешему известные места магазина.. Затем буквально на мгновение воцарилась мертвая тишина... и послышался стон, переходящий в страдающий вопль, какой издает мина, летящая к цели. Потом нас всех пригнула плотная взрывная волна изощренного мата! Причем мат был не ради мата, скорее это был крик души, верлибр обращенный к небесам, стенания к несправедливости жизни и ненависть к торгашам и денежным знакам вообще! Оценив ситуацию, добавил мужику на пиво. Уверен, что за сие деяние Небесный Суд определит меня в Рай.