Что избран ею – он не мог поверить.
Прямая очевидность совершенства
Её манеры, облика, движений,
И – голос, потрясающий настолько,
Насколько сочетанье вероятно
Молитвы с ливнем, соловьиной трели
С внезапно зазвучавшей тишиной.

Но чудо совершилось. Накануне
Решительного – нет, не объясненья,
А – ниоткуда взявшегося знанья
О неизбежном – сумерки пылали
Соитием оранжевого солнца
С неловко подступающей луною.
Исчезло солнце и настала ночь.

Дыхание луны касалось слуха,
Столь чуткого в усладе единенья,
Духовного совокупленья – прежде.
Пронзительное откровенье сердца
Предсказывало сложность обладанья
Вселенской неохватностью натуры,
В желании идущей до конца.

И робким стало лишь прикосновенье
Желанных губ к источнику желанья.
И поцелуя страстный поединок
Напоминал сражение в пустыне.
Искали рты иного наслажденья,
И руки неизведанным томились,
Первоначальной прелестью таясь.

Мгновение – и стал единым целым,
Свою обретши половинку, каждый –
По крайней мере, так ему казалось,
Когда она в любовном исступленье
Вся исходила ласковым восторгом:
Ему – себя до дна испепеляя,
Себе – воспоминание даря.

И каждый, кем она была дотоле
Наполнена, восстал поочерёдно
Прообразом любовника. И лоно
Воспринимало не одно, но – сумму
Безумных вожделений, сумму страсти,
Непостижимой в миге постороннем,
Но столь переполняющей сейчас.

Любовник отступал, опустошённый,
Отягощён невольным соучастьем
В неведомой мистерии – допущен
И низведён, притянут и отторгнут
От посвященья в высшее блаженство,
Создатель иллюзорного господства
И торжества живого пылкий раб.

А с уст её слетала благодарность.
Весёлые глаза её сияли
И лунный свет свидетельствовал право
Торжественного мужества счастливца,
Сумевшего достойно воплотиться
В единственно возможное на свете –
Святую и великую любовь.