Алексей Борычев Избранное

Полночь

 Я помню тебя, одинокая полночь!
И ты не забыла, ты многое помнишь…
Обрезав ножом темноты
 Незримые нити с былым расставаний,
Пронзаешь бестелость времён, расстояний,
И после, снежинкой застыв,

Холодным свеченьем приветствуешь вечность,
Плывущую тьмою над белою свечкой,
Горящей снегами зимы…
И кажется краткой дорога в бессмертье,
Но в это не верьте, не верьте, не верьте, -
Обманет спокойствие тьмы!

Бессмертие – шарик на тоненькой нити,
Подвешенный чьей-то мечтою в зените,
Колеблемый небытием…
И мы, одолев над собою высоты,
Полночного мёда попробуем соты
 Пред тем, как пребудем ничем!

От полночи вдаль разбегутся столетья,
И полночь рассыплется на междометья,
Секундами тихо звеня.
Останутся в кипени прошлого света
 На солнечных струнах игравшие дети,
Смотрящие в мир сквозь меня.




Оттенки

 Ловец хрустальных состояний,
Не кратных тридцати семи!
Поймай пятнадцать расставаний,
А на шестнадцатом – пойми,

Что обретенья и потери
 Взаимно отображены
 То многоцветностью истерик,
То белым тоном тишины.

Когда в пыли истёртой ночи
 К нам страх врывается, как тать,
То все оттенки одиночеств
 По пальцам не пересчитать,

И опрокинутое завтра
 В ещё глубокое вчера
 Чернильной каплею азарта
 Стекает с кончика пера.





Феврали

 Как светлы и чисты феврали.
Как звенит и поёт гулкий лёд.
И летают мои корабли.
И хрустален их лёгкий полёт.

Веселее напевы разлук
 И просторно предчувствиям тут,
Где леса убегают на юг,
Где лиловые тени цветут.

Аромат апельсиновых зорь
 Переспелые дали струят.
Осыпается с неба лазорь
 Лепестками забытых утрат.

Назови предвесенние дни
 Именами свирельных ветров
 И смотри, как сгорают огни
 Серебристых лесных вечеров.

Если север стоит за спиной,
Твой суровый земной визави,
Назови свою зиму весной.
Назови. Назови. Назови.




Зимний ноктюрн

 Светящийся шёлк берёз.
Седеющий дым осин.
И день – как всегда – вопрос,
Направлен
         в ночную синь.

Но синь – высока, чиста,
И вряд ли ответит мне,
Зачем так судьба пуста,
Хотя и зовёт к весне?

Зима, не молчи! Зима!
Скрижали твоих высот
 Истёрты былым весьма,
И горек закатный сок!

Я знаю – в случайных снах
 Блуждая, давно погиб.
К чему же даётся знак –
Причудливых дней изгиб?

В рыдающей пустоте
 Молчания твоего –
Ни ворона на кресте,
Ни голубя…
Ничего!

Скажи, почему слова
 Твои так скупы, бедны,
Что кружится голова
 От мраморной тишины,

От грусти твоих снегов,
От света твоих небес,
От скрипа моих шагов,
Неспешно ведущих в лес?..





Пьяная зима

 За белой скатёркой пирует зима.
Мадеру закатную хлещет.
И голосом вьюжным и сиплым весьма
 Кричит несуразные вещи

 На маленьких мальчиков первых снегов,
Смеющихся розовым светом,
На лица хмельные густых облаков,
Опившихся браги рассветов…

Пугливо звенит колокольчиком день,
Ведь сам он – лиловый бубенчик,
И – пьяный – такую несёт дребедень,
Что мир, хоть жесток и изменчив, –

Становится мягче, добрее, милей
 И яства событий подносит,
А тёмные горести-беды людей
 Настаивает на морозе.

И льётся печали лучистой вино
 В сердец опустевшие кубки,
И светлое чувство влетает в окно
 Подобием снежной голубки.




Неназванная

 Из бабочкиного непостоянства,
Сияющего палевой пыльцой,
По сполохам весеннего пространства
 Сквозила, обжигая мне лицо
 Лиловым ощущением тревоги –
Не встреченная мною на дороге,

Не названная памятью, во сне
 Не явленная… просто было что-то,
Проснувшееся бабочкой в весне,
О чём и думать вовсе не охота,
Но растворить в себе самой судьбой,
Как выпить кубок неба голубой!..

Я в комнате окно открыл, и птицей
 Предчувствие влетело, но ему
 Пространства нет в душе, где приютиться,
И в сердце – места нет, и потому
 Оно покинет дольние пределы,
И станет той неназванной, несмелой,

Которая тревогой обжигать
 Другие лица будет в исступленье,
Когда весной зажгутся вновь снега
 И замерцают первых листьев тени,
И снова кто-то, но уже не я
 Почувствует сквозняк небытия.

По сполохам весенних откровений
 Струиться будет некое тепло
 И напоит печальным ядом вены
 Тому, кому спокойно и светло.
Окно откроет он: предчувствий птица
 Всё также не найдёт, где приютиться!






Июнь, гуляющий в полях

 Июнь, гуляющий в полях густых ромашковых сердец!
Чьё счастье спрятал в рукаве непримиримого Персея?..
Я по лесам иду к тебе, сплетая звёздных дней венец
 И так хочу, чтоб навсегда мой мир ты звёздами усеял.

Передо мной в глуши лесной смешно воркует тишина
 И апельсин вечерних зорь спешит душе моей в объятья.
А на тропинках снов седых танцуют танго времена,
И надевает пустота – печали бархатное платье.

В медвяно-липовой глуши, где обитает бог лесов,
Построю терем из лучей, золотоцветный лунный терем,
И дверь, как прошлое моё, легко закрою на засов,
Чтоб всеми - в памяти, во снах – везде-везде я был потерян!

И лишь бы ты, мой свет-июнь, ко мне лесные тропы знал
 И приводил кормить с руки косуль несбывшихся мечтаний
 Последней спелой чистотой, что мне оставила весна,
Хрустальной влагою поить из родника сердечной тайны!





Никто никогда ничего

 Никто никогда не поймёт ничего.
Никто ничего никогда.
Сгорает надежды моей вещество.
Тоскливо гудят провода.

Колеблются шторы полдневных высот
 На окнах осеннего дня.
И пробует кто-то безумия сок,
Любви колокольцем звеня.

И спит пустота, и безвыходна высь,
И даль безысходно чиста.
По кругу блуждает бессонная мысль,
Глупа, одинока, пуста.

Никто ничего никогда не поймёт.
Но в этом ведь счастье! Оно
 Стекает на душу, как солнечный мёд –
С утра заполняет окно.

Пульсирует вечность на правом виске
 Моей постаревшей тоски,
Но стоит ли думать нам всем о тоске,
Когда серебрятся виски!..





Тихий голос окликнул меня…

Тихий голос окликнул меня
 В молчаливой октябрьской чаще.
Задрожало пространство, звеня
 Тишиной, к небесам восходящей.

То ли филин о том прокричал,
Что я предал кого-то когда-то,
То ли шедшая в душу печаль
 Разрыдалась, тревогой объята.

Может, ты – о которой забыл –
Этим звуком к себе призываешь?
Но – ни воли не чую, ни сил…
И душа моя как неживая!

…Я стою, надо мной небеса
 Моросят непростительным прошлым,
И слышны в темноте голоса,
Только слышать и слушать их тошно!

Я застыл в этой чаще навек
 Посреди тёмных гатей и топей,
Бесполезный, пустой человек,
Проживающий на автостопе.

И к чему призываешь меня,
Ты, ночная зловещая птица?
Это сон!..
           А в чужих временах
 Так тревожно и тягостно спится!






Темнота мне поёт о тебе…

Темнота мне поёт о тебе
 Под охрипшую дудку метели.
И полно ледяных голубей,
Что ко мне от тебя прилетели.

Что расселись на ветках берёз
 И воркуют мерцающим светом,
Отвечая на скромный вопрос:
Неужели ты счастлива где-то?

Но густая мелодия тьмы
 Забивает прозрачные клювы
 Многоцветным испугом немым,
Бесконечным терпением лютым.

И внушает душе непокой,
Заметающий время снегами
 Обманувшего счастья рукой,
Усмехающегося над нами.

Но ясны в освещении снов
 Позабытые милые лица.
Я твой сон обойду стороной
 Чтобы ты захотела присниться.






Научи грустить небеса…

Надо же, февраль-то какой!
Недоверчив. Суетен. Тих.
И своей светящей рукой
 В темноте судьбы пишет стих.

Из лазури выкован лёд.
И блестит свечой на ветрах.
По ночам печально поёт
 Синеокий вкрадчивый страх...

Надо же, февраль-то какой!
Ни вперед взглянуть, ни назад...
И покой его - не покой.
И слеза его - не слеза!

Колокольчиками ночей
 Синева его отзвенит
 И в реке весенних лучей
 Захлебнётся снова зенит.

Рассмеются вновь небеса,
Прибегут к тебе сквозь окно –
Показать весны чудеса,
Улыбайся им, слышишь, но...

Если вечно грустный ты сам,
И тебе невзгода грозит,
Научи грустить небеса.
Пусть печаль твоя в них сквозит.






Паутина

 В паутине дней стеклянных, где погиб, устав, июль,
Мотылёчком-огонёчком догорал янтарный август.
В доме времени качался на окне в былое – тюль,
Заслоняя абрис мира, где был цвет лесов и трав густ.

Где с пчелиной суетою копошились времена
 В пенном воздухе сирени, в тёплой пене ожиданий,
И бродила по тропинкам в звёздной чаще тишина,
По ночам плясали тени лунный танец, танец странный!

И бемоли озарений, заполняя зал сердец
 Непонятно-неизбывной светлой мукою желаний,
Надевали на невзгоды – веры в лучшее венец.
И ладони наших судеб обжигало счастья пламя.

Паутина трепетала от грядущей пустоты,
От ветров осенней ночи, от безумства листопада,
Ведь у осени от смерти на лице видны черты,
А в руках её свинцовых бряцают ключи от ада…

Но пока в стеклянных нитях бьётся август мотыльком, –
Над полями, над лугами проливаются туманы.
И с небес хмельное солнце гневно машет кулаком,
И наносит тучным тучам кровью хлещущие раны.






Время хоронит пространство моё...

Время хоронит пространство моё
 В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.

Я бы поверил, что это не так,
Новые формулы вывел.
Но обнаружил погибельный знак –
Что у фортуны на вые.

В звёздный туннель убегают года,
Искры мгновений мерцают.
Те, кто отстал – не придут никогда.
В памяти бьются сердца их.

Вижу – снега на закате горят
 Алой запёкшейся кровью.
Вижу – печальный свершает обряд
 Вечер,  нахмуривши брови.

Милая, прошлая – из темноты,
Ты ли ко мне воротилась?
Но почему ж так суровы черты!
Ну не молчи – сделай милость!

Но расцветает в ответ тишина
 Злобою, чёрным укором.  
Это не ты, а другая… она!
Та – что внезапно и скоро…

Время хоронит пространство моё
 В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.






Форма первая

 Когда потянется сентябрь
 За нитью птичьих стай,
Усни в заоблачных сетях,
Мгновением растай.

Летай на крыльях пустоты,
Раскрашенных в рассвет;
И где б ты ни был: ты – не ты,
Тебя и вовсе нет!..

И пусть отсутствием твоим
 Не все обеднены…
Земное время – алый дым
 Надмирной тишины.

Ты эргодический процесс
 В пластах небытия,
И ожидание чудес
 Творит судьба твоя.

Смотри мозаики иных
 Галактик и миров,
Сложи единый мир из них,
Чтоб не был он суров.

Где нет тебя, там – только ты,
И потому ты там,
Где времена тобой пусты,
Где пусто временам!..

А на Земле в кострах потерь
 Пускай сгорает то,
О чём – поверь – уже теперь
 Не ведает никто.

Пусть белый коготь хищных дней
 Царапает всех тех,
Кому привычнее, родней
 Мирок земных утех.





Станция «Осень»

Апрель покупает билет для меня
 На поезд  до станции «Осень»,
Куда отправляюсь, мечты разменяв
 На воздух и дым на морозе.

Бегут полустанки мерцающих дней,
Быстрее, быстрее, быстрее;
И солнце в оконцах уже холодней,
И прошлое даже не греет…

И нет остановок, а старый вагон
 Несётся, несётся, несётся
 И делает новый и новый разгон
 Вдогонку закатному солнцу.

Уже не приносят ни чай, ни коньяк. –
Уволены все проводницы.
Но знаю – на станции «Осень»  – не так:
Там есть ещё –
               чем насладиться!






          Звук

 Нет ничего темнее звука,
Нет ничего светлее боли…
В висках стучащая разлука,
Как птица, вырвется на волю.

Пребудет близостью апреля,
Прощающей былые зимы –
С их чёрной музыкой метелей,
С их тишиной неотразимой…

А после – пёстрою весною
 В лесных просторах разгорится,
Чтоб майской песнею лесною
 Пронзить покоя шар, как спицей…

Нет ничего темнее звука.
В его тени уснуло время.
И память стала близорука,
От немоты времён старея.

Кто знает звук, его не слыша,
Приходит в тихое бессмертье,
Траву земных причин колыша
 Ветрами слов «не верьте», «верьте».

Преграды истин разрушая,
В небытие смещая судьбы,
Восходит тихо мысль чужая
 Над горизонтом высшей сути

 Былых событий и явлений,
Блистая пасмурной печалью
 И правдой редких откровений,
Пасующей перед молчаньем.

Зане молчанье благородней
 Победно высказанной правды,
Как наступившее "сегодня"
Честней обещанного "завтра".






Под свирели ветров

 Последний летний день с небес слетел,
Прохладно стало тёмными ночами.
На мягкую листвяную постель
 Покой ложился тихими лучами.

Простор лесов прозрачнее, светлей.
Гуляют переливчатые блики
 По сумраку пустеющих аллей
 Под журавлей прощающихся клики.

Рядится осень в алые шелка,
И ветры, как осипшие свирели,
Свистят, и гонят, гонят облака
 По выцветшей небесной акварели.

Ах, осень, осень, ты ли это? Я ль
 Попал в твои холодные объятья?

И – понимаю:
Если есть печаль, –
Она приходит в самых ярких платьях!






В сырое холодное лето…

В сырое холодное лето
 Горячие мысли одеты.
А мы в ожиданиях тлеем,
Скользя по дождливым аллеям.

И тёмная пена событий
 Вскипает над тем, что забыто.
А в чёрной воде откровений
 Искрятся пылинки сомнений.

Кривые зеркальные ночи
 Помножат на сто одиночеств
 Число отражений рассветов,
Потерянных памятью где-то.

А дней перламутровый клевер,
Бегущий по небу на север,
Рассеет пыльцу расставаний
 По серым лесам расстояний.

И кольца времён разомкнутся.
Прольётся бессмертие в блюдце
 Глубокой печали о чём-то,
Растаявшем за горизонтом

 Того водянистого лета,
В которое были одеты
 И мысли, и чувства,
И даже
 Земное бесчувствие наше.






Весны сквозная синь

 Весны сквозная синь.
Светящаяся истина.
Застенчивость осин,
Прозрачная, лучистая.

Кораблики тепла
 По морю стыни плавают,
И теплых дней расплав
 Стекает с неба лавою.

Весны блестящий диск
 Вокруг меня вращается,
И мир, суров и льдист,
На части разрезается. –

На щебетанье мглы,
На пенье ручейковое,
На воды, что светлы,
А были стужей скованы…

И солнечным стеклом
 Леса переливаются,
Как память о былом,
Всегдашняя, живая вся!

А солнце – просто дым,
Оранжевый, берёзовый
 Над мартом молодым,
Над снегом бледно-розовым.




     

Пространство – функция ума

(триолет)

Пространство – функция ума,
Преобразующая время
 В мечты, события, прозренья.
Пространство – функция ума!

И пусть сомнений в этом – тьма,
Но даже в энных измереньях –
Пространство – функция ума,
Преобразующая время.








Сентябрьский день

 Стекает утро вязким солнцем
 С покатых крыш,
И день стоит над горизонтом,
Кудряв и рыж.

Осенней солнечной слезою
 Позолочён,
Он ловит блик под бирюзою,
Хрустит лучом.

Зерном печали кормит небо,
Молчит оно,
Глотая, словно крошки хлеба,
Её зерно.

И пусть сентябрь горчит повсюду
 Сырой строкой,
Но этот день подобен чуду,
Живой такой!

И что ему угрюмый невод
 Земной тоски,
Когда задумчивое небо
 Кормил с руки!






Диалог

 Где ты бродишь? Где лучится
 Памяти твоей слеза?
Где роняешь слов зарницы?
В чьи глядишься небеса?

  – По высоким звёздным тропкам,
По тончайшей вышине
 Я брожу, гляжу, как робко
 Ты стремишься ввысь ко мне.

В чащах лунных, в чащах звёздных
 Ты почти и не видна,
И моей печали гроздья
 Поглощает тишина.

  – Милый, помнишь, мы блуждали
 По фиалковой весне?
Синеокий, бело-алый
 Мир светился, как во сне.

Да, я помню – майской ночью –
В небе звёздные цветы
 Рассыпали многоточья,
Где гуляли я и ты.

В пенном облаке сирени
 На свирели тишины
 Ночь играла…
Наши тени
 Были переплетены...

А потом хрусталь рассвета
 Проливал весенний день…
Где же, где теперь всё это? –
Только память!  Только тень!

–  Успокойся. Не печалься.
Слышишь, время ожило:
И кружится в быстром вальсе,
И дрожит миров стекло.

Вижу, скоро разобьётся.
И тогда в предел иной
 Полетишь, как в темь колодца,
Вновь окажешься со мной!







И смерть, и жизнь, и красота…

(триолет)

И смерть, и жизнь, и красота
 Умом совсем непостижимы.
Достойны чистого листа –
И смерть, и жизнь, и красота.

Покуда смысла полнота
 На части ими разделима,
И смерть, и жизнь, и красота
 Умом совсем непостижимы.







Смотрю я только на восток...

 (триолет)

Смотрю я только на восток -
На жемчуга рассветных далей.
Читая новых дней листок,
Смотрю я только на восток.

Чтоб не казался мир жесток
 И ярче мысли расцветали,
Смотрю я только на восток -
На жемчуга рассветных далей.






Я повторяю слишком часто...

 (триолет)

Я повторяю слишком часто:
Любимый тьмою, любит свет…
О том, что в миге – сотни лет! –
Я повторяю слишком часто.

И, понимая, что несчастья
 Без счастья в дольнем мире нет,
Я повторяю слишком часто:
Любимый тьмою, любит свет.






Цветы ночного беспокойства...

 (триолет)

Цветы ночного беспокойства
 Повиты лентою зари.
Мне в чаще сумрак подарил
 Цветы ночного беспокойства.

Во тьме – тревожней мира свойства,
Но утром – на восток смотри:
Цветы ночного беспокойства –
Повиты лентою зари!






Дыша болотными огнями...

 (триолет)

Дыша болотными огнями,
Цвело предчувствие чудес.
Покой листал печаль небес,
Дыша болотными огнями.

Когда простор играл тенями,
Я замечал – и там, и здесь:
Дыша болотными огнями,
Цвело предчувствие чудес.







Покой. Движение. Покой...

Покой. Движение. Покой.
Огней шипящая печаль.
Над обесточенной рекой
 Времён ржавеющая сталь.

И только вздох. И только стон.
И только… больше ничего.
Но открывается закон –
Причин случайное родство.

И если есть и хлеб и соль,
И если в чаше есть вода,
То молчаливей будет боль
 И бессловеснее беда.

И встреча – белая, как ночь.
И расставание – как день…
Но счастья,
                   что не превозмочь,
Уже воздвигнута ступень.









И раньше пришла... и раньше ушла...

И раньше пришла... и раньше ушла...
И силы понять – негде взять.
 "Зовут, – говорила, – пора: дела.
Забудь и начни опять…

С тобой, – прошептала, – мои слова
 И горький бессмертья вкус.
Огонь и ветра, и полынь-трава.
И дней обветшалых груз".

Прощание белое, как туман.
Весла приглушённый плеск.
Молчание. Шёпот лесных полян.
И полночи звёздный блеск.

Я знаю – прозрачная, как стекло,
Играя тенями крыш,
Легко чередуя: темно – светло,
Теперь предо мной стоишь.

А где-то в воронку погибших дней
 Стекает былая мгла.
На тысячу добрых сердец родней
 Ты в ней для меня была.







Юность
   (погибшей в 2011 году подмосковной Алексеевской  роще посвящаю)

Мне вернуться бы в тот ельник,
Где гуляет в тишине
 Юность –
        солнечный бездельник,
И спешит покой ко мне.

Где стоит хрустальным замком,
Возвышаясь до небес,
Обретённое внезапно
 Ожидание чудес.

Чтобы гул моих печалей
 И печальный стон разлук
 Уместились бы случайно
 В кукушиный робкий звук.

Тёмно-мшистые тропинки
 Увели б меня туда,
Где светились, как дождинки,
Позабытые года.

Там – зима ко мне лавиной
 Перламутровою шла,
И весной наполовину
 Для меня тогда была.

Там лучами любопытства
 Было всё озарено,
И сто раз я оступиться
 Мог – мне было всё равно.

Хоть забыты все тропинки,
Я брожу, покой храня,
И грибами из корзинки –
Юность смотрит на меня.







Возьми моё хмельное небо

 Возьми моё хмельное небо
 В свои апрельские лучи
 И в песни тающего снега
 Его молитвы заключи.

Пускай птенцы весенних бликов
 В ручьях щебечут до поры,
Когда мой мир, в мечты пролитый,
Бессмертья принесёт дары.

И ты, в оранжевое счастье
 Одетый, станешь каждый час
 В моих очах пожары страсти
 Встречать,
          горящие для нас.







         
Две звезды у тебя…

Две звезды у тебя в королевстве ночей.
Там уснуло пушистое снежное время,
Замирая котёнком на левом плече
 У пригретого солнцем лесного апреля.

Чтобы тени разлук не казались темней,
Звонкой музыкой эльфы наполнили чащи.
И рассыпано прелое золото дней
 В погребах пустоты, в тишине восходящей…

На второй высоте, там, где облачный бог
 На апрельской струне увлечённо играет,
Нам с тобой приготовлен рассветный пирог,
Сладкоежкой луной объедаемый с края.

Посмотри, как густеет желания мёд,
Проливаясь в бокалы пространства восторга;
Улыбаясь, со скипетром солнца идёт,
Новый день по небесной тропинке с востока.

И встречают его светляки – васильки,
И вращается ось одинокой планеты,
Друг от друга где так далеки-далеки
 И влюблённые души, и просто поэты.

Не грусти, не грусти, и свечу потуши.
Потому что свивается радуга счастья.
Где и сумрак и свет – там рождается жизнь,
И вторая, и третья за ней в одночасье!









Почти не другие...

Зима говорит о вечерней звезде,
О вскинувшей чёрные крылья беде,
О праве не быть никогда и нигде
 Неправой, и невиноватой.

В избушке ночей обитает она,
Где льётся на крышу с небес белизна,
И гулом метелей в лесах сожжена
 Холодная свечка заката.

Весна говорит о тебе, о тебе,
На птичьем наречье в лесной ворожбе,
Листая цветные страницы в судьбе
 И радуги снов зажигая.

А я – молчалива, я знаю, что ты
 Апрель, окрыленный бессмертьем мечты,
Такой, как во сне… ты такой же почти.
Я тоже почти...
                не другая!







Я вижу, как время гуляет по небу…

Я вижу, как время гуляет по небу,
Легко поднимаясь по звёздным ступеням
 Туда, где живёт одинокая небыль…
Где брошен в галактики вечности невод -
Ловить золотых пескарей вдохновенья.

В тех омутах звёздных так много земного,
Так много там плещется юного счастья,
Так много знакомого, сердцу родного,
Что кажется быть и не может иного,
Чем то, что встречаем привычно и часто.

Но тени событий там столь многоцветны!
Там всякая радость смеётся лучами
 Добра, и всё жуткое кажется бледным.
Взрастает бессмертье квазаром несметным
 Из той пустоты, где живучи печали.

А мы, согревая у печки покоя
 Промокшие ливнями горестей души,
Небрежно к щеке прикоснёмся щекою,
В окно поглядев, скажем: небо какое!..
Как тихо! – шепну я. – Ты только послушай.







Светились полночи апрелем…

Светились полночи апрелем,
Цвели прозреньем времена.
Они в огнях весны созрели,
Роняя в вечность семена...

И дней ручьистых перезвоны,
И шёпот тёплых вечеров
 Пытались нам открыть законы
 Непроницаемых миров,

Где разговаривает небо
 С Землёю птичьим языком,
Где тает в марте первым снегом
 Необратимости закон.

Где оживают камни истин,
Вдыхая звёздные ветра,
Где облетают скорби листья
 С сухого дерева утрат.

Где бесконечное – конечно!
Где, разложим по степеням
 Тревог,
        смеётся мир беспечно,
Смотря в лицо грядущим дням.

И лиловато-серебристый
 С небес я слышу смех его…

А май стоит, такой лучистый!
Как волшебство!
Как божество!






Цветочки, цветочки…

Цветочки, цветочки…
И чёрная лента.
В глазах огонёчки
 Остывшего лета.

В нем зеркало жизни
 Задёрнуто шторой.
Иссохшие мысли.
Потухшие взоры.

Как было – не вспомнить.
Что будет – не знаю.
Объятия комнат?
Тропинка лесная?

Цветочки, цветочки
 Поникли, завяли.
Забрызганы строчки
 Янтарной печалью.

Голубка под солнцем.
Опавшие листья.
И солнце в оконце
 Осеннее, лисье.

И так одиноко,
И так безвозвратно…
Что будто бы много
 О многом понятно.







Что за птица кричала в ночи?

Что за птица кричала в ночи?
И к чему эти шорохи, вздохи!
Промолчи обо всём, промолчи,
Позабыв о неправде эпохи.

Кто устроил такой маскарад,
Где смешались и смех, и рыданья!
Где в кострах, полыхая, горят
 Справедливых судеб ожиданья.

Что за птица кричала в ночи,
Имитируя злую тревогу?
Но тревога бездушно молчит,
Превращаясь в печаль понемногу.

И по чувствам пульсирует ночь
 И в сердца проникает свободно.
И способна весь мир истолочь
 Тяжелеющая безысходность.









Февральские вариации

 Февраль. Играет небо в бадминтон,
Ракеткой мглы подбрасывая солнце…
Одетый в снежно-льдистое манто,
Кивает лес в морозное оконце
 Избушки, где живёт февральский день,
Танцующий, смешливый, синеглазый:
В избушке даже крыша набекрень
 От топота весёлого и пляса!

И стены той избы не изо льда –
Из воздуха, который крепче стали,
А окна – многоцветная слюда
 Времён, смотрящих в палевые дали. -
Туда воланчик-солнце упадёт,
Когда вдруг небеса играть устанут…

Потом придёт полночный лунный кот
 И слижет с неба звёздную сметану.








Ты родилась из пустоты…

Ты родилась из пустоты
 В скрещении лучей полдневных.
Наполнив мир моей мечты
 Живым потоком слов напевных.

Весны мерцающая мгла,
Берёз морозное дыханье
 И белых будней купола
 Твоё хранили обаянье.

Качалось небо, уходя
 В тобой отмеченное лето,
И звонкой музыкой дождя
 Ласкало слух кому-то где-то…

А ты бродила по лесам,
Ключом весны открыв просторы
 Мной позабытым чудесам,
На окнах дней поправив шторы.

Лучи грядущего ко мне
 В пределы тёмные проникли,
И – то, что будет – как во сне
 Открылось в них…
                на час? на миг ли?..








Что может быть страшнее боли?..

 (триолет)

Что может быть страшнее боли? –
О только боль! Другая боль!
Когда – ни духа нет, ни воли –
Что может быть страшнее боли?

Судьба играет злые роли,
В ней всё играет злую роль:
Что может быть страшнее боли? –
О только боль! Другая боль!








На зимнем холсте

 На зимнем холсте, потонувшем в квадрате
 Оконной морозной густой синевы,
Декабрьская ночь суетилась во мраке
 Под сиплые звуки метельной молвы.
 
Синицей в окно постучавшее утро
 Склевало с ладоней рассвета звезду,
И время, густевшее быстро и круто,
Декабрьским деньком растеклось по холсту.
 
И краски застыли, но воды пространства
 Размыли узоры морозного дня.
И сумерки лезвием лунным бесстрастно
 Очистили холст, пустотою маня.








Я закутался в солнечный лес…

Января серебристую брошь
 На волнение улиц надев,
Городская тревожная дрожь
 Замирала на коже дерев…

Я закутался в солнечный лес,
Промокая людской суетой,
И забвения серый навес
 Тишина возвела надо мной.

На границе певучих времён,
Где и камень, как солнце, лучист,
Я вошёл в ослепительный сон,
Я нашёл запредельную высь.

Никогда не забыть этот день:
На полянах берёзовый свет.
И гуляет рассветный олень
 В небесах оставляя свой след!

Я направо гляжу – полутьма.
А налево – танцующий блик…
Так не хочется мне понимать
 То, к чему я пока не привык.

Я закутался в солнечный лес,
Промокая людской суетой,
И забвения серый навес
 Тишина возвела надо мной…







И тьма, и свет – равновелики...

 (триолет)

И тьма, и свет – равновелики
 В судьбе, теснимой пустотой.
Таков закон, совсем простой:
И тьма, и свет – равновелики…

Так говорят цветные блики,
К теням пришедши на постой:
И тьма, и свет равновелики
 В судьбе, теснимой пустотой.







Отделяя сердечные звуки…

Отделяя сердечные звуки
 От глубокого стона сердец,
Обретаю простор для разлуки
 И свободы терновый венец.

Если всё это – то, что осталось,
Если всё это – камни да пыль,
Сохрани в колыханье усталость,
Мой любимый ветрами ковыль.

Где разлуки тревожное пламя
 Догорело в бескрылой ночи,
В родниковую влажную память
 Осторожный покой заключи.

Или ты забываешь как будто –
Истлевающий ночи овал?
Как на иглах колючего утра
 Непокой над тобой танцевал?

Просыпается страха волчица,
Обнажая клыки суеты,
И по венам, пульсируя, мчится
 Новый день, огибая мечты.








И ты,  и я

 Неповторимостью звучаний
 Двух камертонов бытия
 В просторах встреч и расставаний
 Пронзали время – ты и я.

Но были звуки разделимы
 Сторонней белой тишиной,
И твой аккорд пронёсся мимо,
Сливаясь с кем-то,
                   не со мной.

Однако музыкой случайной
 Пространство наше расцвело
 И, тишины рассеяв тайну,
В одно звучанье нас свело.

В земные тесные пределы,
В их переливчатый хаос,
Не думая, влетели смело,
Как будто ветер нас принёс.

Иное бытие настало,
Где привлекали нас с тобой
 Шипенье пенистых бокалов
 И пунша пламень голубой.

Но ты чего-то ожидала
 Совсем другого. Ты есть ты!
Шипенье пенистых бокалов
 Не заглушило той мечты,

Которой, видно, не узнают
 Ни в небесах, ни на Земле.
Тебя влекла печаль лесная
 В сырой осенней серой мгле.

Из самых тонких ожиданий –
Тобой был соткан непокой.
В лучах прощений и прощаний
 Светился пушкинской строкой.

И ты в его шелка одела
 Разлуки нашей времена,
Сказав: тебе какое дело…
Забудь,
забудь,

забудь меня!







Лесная память

 Лесная память собирает
 В ларец янтарных поздних дней
 И то, что мне казалось раем,
И то, что грустного грустней.

Лесная память солнценосна
 И вечна, будто небеса.
Их  яркий мёд испили сосны,
Открыв туманные глаза…

В сплетённой солнцем паутине
 Осенних дней трепещет боль
 О том, чего не стало ныне –
Мне душу выевшая моль.

А сам гляжу я на овраги
 Уставшей осени моей,
В лесное царство светлой влаги,
В хрустящий свет календарей.

На корабли осенних далей,
На их цветные паруса,
В сырую тьму моих печалей,
И в сосен влажные глаза.

И вижу в них огни былого,
Давно отцветшие огни.
О, память, в сумраке лиловом
 Ты навсегда их сохрани!






Одиночество

 Между мной и тобой – сквозняки
 Расстояний, ворующих нас
 Друг у друга, предельно легки,
Словно кружево искренних фраз.

Меж твоей и моей тишиной –
Разговоры закатных лучей.
И бессмертие пахнет весной,
На твоём расцветая плече!

Меж цветными загадками слов
 Оживает растерянность чувств,
Из которой всеядное зло
 На обед приготовило грусть.

Одиночества бледный цветок –
Точно лилия в спящей воде.
Нарисуй мне разлукой восток,
Ты!
    которая здесь, и нигде.






Тьма

 Эту тьму, что пришла погостить ко мне –
Ни впустить, ни принять. И стоит она,
Размыкая круги пустоты в окне,
Раздробив тишину на осколки сна.

И стоит, и молчит, и глотает дым.
Это полночь свои развела костры,
И заметны повсюду её следы
 И шаги, вдоль по душам, легки, быстры.

Только полночь и тьма, никого кругом.
И затерян мой дом в их немых лесах.
И томлений о прошлом колючий ком
 Вдоль по памяти катится прямо в страх.

Эта тьма, эта тьма – в никуда мой путь.
Путешествие в страны зеркальных дней,
Где, рассыпав предчувствий моих крупу,
Ожидание счастья кружит над ней.







Детство

 Лунный мячик в луже –
Никому не нужен.
Солнышко на блюдце – тоже ни к чему.
В соловьиной трели
 Будущим расстрелян,
Прошлый мир мой, где ты?
Где ты? – не пойму.

…Сон простой и ясный
 Вижу я прекрасно:
Мы бредём по лугу летним вечерком –
Я и мой приятель.
Солнце – на закате.
И с небес слетает
 счастья светлый ком…

День смешной и рыжий…
Ласточки над крышей –




В памяти, как в капле, все отражены,
Выпукло и чётко.
Правда, век короткий?

Что молчишь, дружище?
Тоже видишь сны?








Не жалей ни о чём…

Не жалей ни о чём. Позабудь. Позабудь.
За окном пролита кем-то звёздная ртуть.
И скрипят отсыревшие двери.
И висит родниковой слезою луна,
Отражая в себе имена-времена,
Умножая печаль на потери.

Не скучай. Не скучай. Образуется круг,
Вне которого шествуют сотни разлук,
А внутри только встречи да встречи.
Если в дверь постучат – ты гостей прогони.
Тёмной ночью с добром не приходят они,
И не слушай за дверью их речи.

Не пиши никому, не пиши ни о чём!
Обожги себя ярым рассветным лучом,
И – получишь ты то, что хотела!
Но закатных лучей не встречай, не встречай,
Потому что закаты сгущают печаль,
А зачем тебе – чтобы густела?..








Август

 Ещё в едином русле не сошлись
 Река отвесных дней с рекой пологих,
Но больше не зовёт густая высь
 Отсутствием и многого, и многих.

Ещё не вдоль времён, а поперёк
 Стирает память тень, темнее сажи,
Того, кто стал и жалок, и жесток,
И ничего без страха не расскажет.

На белую поверхность светлых чувств
 Ложится ощущение повторов
 Событий, разрисовывавших грусть
 По прошлому – бесстрастия узором.

Остыло ощущенье теплоты,
Но теплота пока что не остыла.
И падают созревшие плоды
 С деревьев под названьем «То, что было».

И на вопрос: а будет ли ещё? –
Ответ, как боль и как земля, коричнев.
Стоит сентябрь, бессмертием крещён.
А что за ним – бессмысленно, вторично.








Когда лихорадкой предзимней

 Когда лихорадкой предзимней
 Охвачен был алый восток,
В окне ослепительно синем
 Расцвёл снегопада цветок.

Его лепестки, отрываясь,
Чертили узор на окне.
И зимняя сказка живая
 Входила без стука ко мне.

Вязала пушистые шали
 Холодной рассветною мглой
 Из шёлковой утренней дали
 И мир согревала былой.

И в памяти давнее лето,
Оттаяв, сияло слезой,
И чувств отпылавших букеты
 Бросало, кропя их росой.

И будто они оживали,
Погибшие эти цветы –
От трепета сказочной шали,
И были нежны и чисты.

Казалось, миры обратимы –
Где каждый не я – это – я!
Казалось, что в снежные зимы
 Мосточки
        из небытия

 Легко возводились под утро
 Над пропастью прошлых времён,
Когда голубым перламутром
 Холодный мерцал небосклон,

Когда, за окном расцветая
 Сквозь снега белёсый цветок,
Кружил лепестковые стаи
 Простуженный алый восток.








За первой вселенной…

За первой вселенной, наполненной светом
 Твоих озарений, мерцает вторая.
И маленький мир мой, потерянный где-то
 Среди одиночеств,
                    тоской догорает.

Стремится кометой к пределам чудесным,
В которых ты празднуешь светлые даты –
Побед над случайным
                   и над неизвестным –
В чертогах времён обитавших когда-то.

И снова, в кружении переплетаясь,
С тобой отражаемся в энных просторах,
И нам улыбается тайна святая,
Постигнуть которую сможем мы скоро…

Алмазным потоком вливается вечность
 В слегка помутневшую реку забвенья,
И волны качают легко и беспечно
 Не то наши души, не то вдохновенья…

А наши миры, столь далёкие в прошлом,
Вдыхают теперь непохожесть друг друга,
И то, что казалось совсем невозможным –
Становится былью - твоею заслугой.

Лучистые вина грядущих событий
 Легко разбавляешь ликером былого,
И звёздный бокал их, никем не испитый,
Ты мне подаёшь, не роняя ни слова.







Забудь её!

Забудь её, мой страстотерпец март!
Пускай зиме свои слагает гимны.
И пусть зима – метельная зима –
Опутает сетями сна тугими
 Её мечты и сказки – те, что в ней
 Гнездились, словно птицы. Пусть узнает,
Как доживать свой век под спудом дней,
Не понимая – осень ли, весна ли
 Дымит золою медленных минут
 В огне времён, убогом, бледном, тусклом,
Когда – что плыть по жизни, что –тонуть –
Без разницы! Покинутая чувством,
Она забудет вещие слова,
Что оживляют землю, камни, скалы.
Её не закружится голова,
Когда найдёт того, кого искала…
Забудь её, мой трепетный апрель!
Пускай полюбит льдистые узоры.
Прости за то, что холод ей согрел
 Предсердие
         Своим колючим взором.

Она вернётся. В это верит май.
Она придёт: всё в мире повторимо
 И поправимо…
         Каждая зима
 Стремится роль весны сыграть без грима.








За белым краем тишины

 За белым краем тишины
 Кинжалы слов обнажены,
И сталь безвыходных высот
 Щекочет злобою висок.

Кромсает ненавистью дни,
В которых призраки одни,
В которых - белая тоска
 И страха розовый оскал.

Там свет – осколками стекла,
Там темень  – острая игла –
Вшивает в дремлющий простор
 Снов нескончаемый узор.

Они во мне отражены
 Пределом новой тишины.
А в зеркалах иных времён
 Сам тишиною отражён!

В повторах этих до поры
 Легко рождаются миры,
Где появляется Она,
Чьё имя носит тишина…








Июньский вечер

 Июньский вечер пил Аи
 Пьянящей палевой зари
 Из хрусталя небес.

И по лугам совсем хмельной
 Бродил туманной тишиной.
И был - и там, и здесь…

И кто-то пел легко, светло
 Сквозь ночи хрупкое стекло.
Да кто же? – он не знал!

А за рекой – огни, огни…
Вели в грядущее они –
В полночный карнавал.

Испил до полночи бокал,
И, ночи не сказав «пока»,
Улёгся под сосной.

А кто-то в звёздной вышине,
Забыв о лете и о сне,
Светил в него луной.










Снится

 Приснился мой давний апрель,
Неброский, застенчивый, скромный,
Где мир, бесконечный, огромный –
Вместила весенняя трель.

Где сумерки сказку шептали
 Хрустальной сквозной тишине,
Когда начинали синеть
 Лесные прозрачные дали.

Приснился доверчивый мир,
Мерцающий звёздами детства,
В котором душе отогреться
 Легко было между людьми.

В котором, в котором, в котором
 Я не был собою, а ты…
Гостила ещё у мечты,
Ко мне отпустившей не скоро…

Осколки счастливых времён
 Царапают хрупкую память,
И вмиг высекается пламя
 Родных позабытых имён.

И мир под названьем «Сегодня»,
Тускнеющий в дымке тревог,
Светлеет свеченьем его,
Становится к счастью пригодным –

На миг, на неделю, на год? –
Мне это совсем непонятно…
Повсюду – багровые пятна
 Грядущих скорбей и невзгод!

Сознание тщетно стремится
 Найти хоть какую-то цель,
Забыв, что мой давний апрель
 По-прежнему снится и снится…









Стекло весенних дней

 Стекло весенних дней
 Сияет бирюзою,
Становится светлей
 Апрельскою слезою.

Промыто тишиной
 И вакуумом звука,
Прозрачное оно,
Как с юностью разлука.

Я вижу сквозь него –
Смелеющее солнце
 И бледный небосвод,
Ленивый, полусонный…

Морозных дней смола,
Под солнцем разогрета,
С весеннего стекла
 Стекает в блюдце лета.

Душистых вечеров
 На дне его чаинки.
А к чаю – всем пирог
 Со звёздною начинкой…

Стекло весны дрожит
 На сквозняке событий,
И кажется, что жизнь –
Нова и неизбита.

И сквозь него – она
 Светла и невесома.

Но всякая весна –
Увы, не аксиома!









Апрель

 Апрель! Как дорог выдох твой
 Лесной мерцающею дымкой...
Когда огонь чудес живой
 Горит лучом над каждой льдинкой,

Когда в прозрачных сосняках
 Гуляют палевые пятна,-
Под звонкий лепет ручейка
 Мечтать особенно приятно.

Когда все дни, как мотыльки,
Розовокрылы, невесомы;
Уму и зренью вопреки,
Всё непонятно, незнакомо.

Апрель! Твой мир неуловим.
Он в книге тайн – то нуль, то прочерк.
Он между чувств!
Он между строчек!
Кто в нём – тот навсегда не с ним.










Где север читает по звёздным картам

 Где север читает по звёздным картам
 Мой путь до меня по тропе весенней,
На пенистых водах хмельного марта
 Волна мне слагает стихотворенье.

И звёзды струят ароматы детства,
Которыми дышат мои печали,
И вижу я юности край чудесный,
Куда мой корабль мечты причалил.

И стоит мне только подумать: где ты,
Забытый двойник мой, не знавший горя,
Как в ярких потоках земного света
 Из памяти ты улыбнёшься вскоре.

В пути от весны до весны по кругу
 Тускнеет былого нечёткий абрис.
Но в марте, где ночи и дни упруги,
Легко вспоминаю забытый адрес

 Того двойника из страны былого,
Который забыл про меня, конечно,
Но я напишу ему два-три слова,
Что лучше меня он –
    далёкий,
          прежний!..









Лесная клубника

 В цветении солнечных бликов
 Храня постоянство своё,
Багряной лесною клубникой
 Дремало моё бытиё.

Оно равнодушно качалось
 На стеблях, пригнутых к земле,
И ягод созревшая алость
 Блестела в небесном стекле

 То красно-лиловою тучей,
То облаком цвета зари,
Которых полуденный лучик
 Сияньем своим одарил.

Стрекозы беспечного детства
 И пчёлы печальной поры
 На ягоде, спелой, чудесной
 Не раз пировали пиры…

Но поздние сроки настали.
Последние вёсны пришли.
И стали родными печали
 Моей постаревшей Земли.

Звенело последнее лето
 Осколками тёплых секунд
 И ржавым кромсало стилетом
 Скорбей и печалей лоскут.

И ленты весёлых событий
 Обвили стволы пустоты,
Пронзавшие трепет наитий,
Бросавшие тень на мечты...

Но спелой клубникой июля
 Дремало моё бытиё;
Все радости быстро уснули,
Не смея отведать её.










Привет тебе, мой славный юный день!..

Привет тебе, мой славный юный день!
Тропой цветов идёт ко мне, вздыхая
 Огнём зари, неповторимость мая,
Вплетая в ночи снежную сирень.

Цветёт весна светящимися днями,
Кружится в небе солнечная пыль.
Привет тебе! Моя земная быль,
Поющая весенними огнями.

В тени берёз и елей полумрак
 Врастает тишиной в апрельский полдень,
И в чаще луч, как будто перст Господень,
Касается блестящего ковра,

Лежащего на листьях прошлогодних,
На мхе, на пнях, на сучьях, на земле,
Которая бессильна разомлеть
 Пока ещё, в объятьях несвободных

 Подтаявших снегов. Со всех сторон
 Пространство, ожидающее звука,
Пронизано, как стрелами из лука,
Шипами оживающих времён…

Лиловый вечер тьму кладёт на плечи,
И лунный блик - доверчив и смешон,
И сны земли - тоски сжигают свечи,
И старый мир весной преображён.










Я иду по тропинке прошлого...

Я иду по тропинке прошлого,
Где звенит колокольчик юности,
Где вплетаются сны певучие
 В очарованный лунный луч.

Под ногами сверкает крошево
 Каблучками разбитой лунности,
И зарница глазами случая
 Мне мигает с небесных круч.

Прорастая в тебя наречьями,
На которых вещают сумерки
 О поющем весной бессмертии,
Восхожу красотой к тебе.

Посмотри, как сияет вечное,
Как печали бесславно умерли…
И посланники милосердия
 Разжигают костры в судьбе!







Листая дни при сумеречном свете…

Листая дни при сумеречном свете
 Моей зимы, смотрящей на восток,
Я сны зову, поющие о лете,
И жгу тоски заснеженный листок.

Я знаю – дни – подобны снежным птицам.
Их путь туда, где мир неизменим,
Где не грустны земных событий лица,
Где мой рассвет бессмертием храним.

Я восхожу ступенями мгновений
 В чертоги сна, в сквозную тишину,
И там со мной веков играют тени,
И я в волне безвременья тону.

В осколках дней на тлеющей планете
Взошли ростки не тлеющей любви.
Они уснут, мечты свободной дети,
Но будут ли разбужены людьми?

А где же ты, мой лучший день июля?
Какой тропой – небесной ли, земной –
Идёшь ко мне, пока цветы уснули,
Чтоб разбудить их встречею со мной?









Ни звука, ни слова, ни вздоха…

Ни звука, ни слова, ни вздоха.
Откуда? - конечно, оттуда...
Зима, ожиданье, простуда.
Черства повторений лепёха!

Обиды в ночи растворяя,
Ты сам каменеешь под утро.
А после крыло перламутра
 Помашет из горнего края!

На простыни стынет былое
 Просыпанной звёздною пылью.
Подняв невесомые крылья,
Порхает в пространство другое
 Лимонница порванной жизни...

Какие слова здесь? - молчанье!
Но мир беспокоен, отчаян.
И время нервозно, капризно.









Прошлый день

 О чём грустишь, смотрящий из былого
 Сквозь пыль веков, пропавший прошлый день!
Стекло весны твоим разбито словом
 В осколки чувств,
В сплошную дребедень.

Твои слова – отравленные стрелы
 Былых иллюзий счастья и чудес.
Я вне себя. Бессильный. Неумелый.
И не пойму, зачем, зачем я здесь –

Вот в этой дымке разочарований
 На острие нелепого «сейчас»
Высматриваю прошлое в тумане
 Ненужных действий, мыслей, чувств и фраз.

Я не пойму, зачем слагают звёзды
 Сюжеты притягательных легенд,
Когда опять в гробы вбивают гвозди,
Когда навек отсрочен «happy end».


О чём грустишь,
Сквозь память продираясь,
Когда пора отчаяться лишь мне!
Я не вернул потерянного рая.
Не проскакал на розовом коне.










Февральские минуты

 Тянулись медленно февральские минуты.
В них не было ни страсти, ни тепла.
И день казался вечным, словно путин.
И скучной, как зюганов, ночь была.

О чём-то возбуждённо говорили.
Молчали принуждённо иногда…
Горел огонь морозной едкой пыли
 И на небо смотрели города.

Казалось, ничего не происходит.
И вряд ли тут чего произойдёт.
Бегут минуты. Год сменяет годик.
В толпу преобразуется народ.

И в воздухе витает: по-каковски
 Теперь отнимет разум русский чёрт?
Ответ, темнёй, чем мыслит жириновский
 И чем не мыслит бывший горбачёв.

Не будет ничего…  довольно пыла
 Каких-то  возражений и обид!
Ведь то, что может быть – конечно, было.
Осталось лишь – чего не может быть.







Круги

 В пределах второго круга
 Нам не найти друг друга…
Где б ни пролило время
 Огненную тоску,

Схвачены неизбежным,
Биты грядущим, прежним,
Мы принимаем бремя
 Метров, минут, секунд…

В пределах второго круга
 Нас заметает вьюга
 Нет, не снегами… может –
Хлопьями пустоты.

Где-то горят столетья,
Где-то вторая, третья
 Жизнь обрастает кожей –
Плотью былой мечты.

Глянцевый отблеск смерти
 На голубом конверте
 Неба, в котором кто-то
 Звёздами написал

 Текст о пропаже смысла
 В буквах, словах и числах,
Солнечной позолотой
 Нам ослепил глаза.

Не находя друг друга,
Бродим в пределах круга, -
Круга, который был нам
 Первый, а стал – второй…

Третий, четвёртый, пятый…
В них – пустотой распяты!..
Но под крестом могильным
 Камень всегда живой.











Когда метель пришла за мною

 Когда метель пришла за мною,
На зимний путь вручив билет,
Тогда последней тишиною
 Прочерчен был разлуки след.

И повела звезда печали
 По следу этому туда,
Где вдруг навеки замолчали
 Для нас поющие года.

Читая будущность по лицам
 Былых событий, дней былых –
Я замечал миров границы –
Всех тех,
Что жили в снах моих.

Когда пространство прорастало
 В бестелость ночи, я ловил
 Прозренья отблеск бледно-алый -
Исток познания и сил,

Слепящий все мои разлуки
 С неповторяемым былым.
А утром солнечные звуки
 Слагали дням грядущим гимн.

И пели солнечные блики
 Свою лучистую печаль,
А через край небес пролитый
 Покой мечты мои венчал.

Река судьбы текла устало,
Омыв иные берега,
И небо душное упало
 В окаменевшие снега.









Вино, хрусталь, янтарный вечер…

(триолет)

Вино, хрусталь, янтарный вечер
 И тайны чёрная фата…
Мне подарила темнота
 Вино, хрусталь, янтарный вечер.

И мир казался бы увечен,
Когда б не пряная мечта:
Вино, хрусталь, янтарный вечер
 И тайны чёрная фата.










Втроём…

Я помню день, взлетевший грустной птицей
 Над полем увядавших васильков,
Что мог другому только лишь присниться:
Столь было всё торжественно, легко!

Мы шли втроём по лугу, полю - к лесу.
С небес с утра струилась тишина,
И каждый миг имел так много весу,
Так много счастья, грусти и вина!

Я пил его с полян, залитых светом,
Из ковшика сыреющих чащоб…
Тогда уже заканчивалось лето
 В судьбе, в душе, в природе, но ещё

 Из утренних туманов улыбалось
 Холодным недоверчивым лучом.
И эта обольстительная малость
 Пронзала сердце сладко, горячо!

Я помню тех смеющихся, весёлых,
Кто шли со мной в лесное никуда,
Под шёпот колдовских столетних ёлок,
Считавших проходящие года.

И мы в лесном покое проходили,
Смеялись, рвали польские грибы…
И не пойму я – мы ли это были
 Иль счастья тени в зареве судьбы?

Березняки, болота и пригорки
 Уже впитали оцет новых лет…
Как мне сегодня горько, очень горько
 За тех двоих, кого давно уж нет!

За тех двоих, которые так ярко
 Нарисовали солнечный денёк,
Что мне дороже всякого подарка,
Особенно, когда я одинок!









Что буду я делать весной?..

Что буду я делать весной?
Наклею на чувства листочки!..
Твой голос, как поле, льняной
 Заставлю цвести в моих строчках.

Оранжевых бликов семье
 Пошлю приглашенье в свой терем.
В его малахитовой тьме
 Чтоб не было места потерям.

Что буду я делать весной?
Вино из черешневых мыслей,
Напиток покоя лесной,
Слегка от забвения кислый.

Мгновений кусающих рой
 Потонет в потоках сирени,
Окажется тихой строкой
 Какого-то стихотворенья.

Что буду я делать весной?
Сшивать временами пространства?
Взойдя на порог неземной,
К астральному буду пристрастный?

…А ивы речные глядят
 В парные закатные воды,
И вечер, лучами объят,
Спускается тьмой с небосвода.

И мир – как обычно – ничей,
Весенний ли, зимний, осенний.
Порхание дней и  ночей,
Сплетение света и тени.








Случайность

 Он шёл от хаоса к порядку,
Взрывая звёздные миры,
Но внёс случайную загадку
 В законы строгие игры,

Которым слепо подчинялись
 И все вершители судеб,
И вызывающие жалость -
Все, кто бы ни были, и где б!

По граням хрупкого бессмертья
 В пространство истин он прошёл.
Кто сомневается - не верьте!
Кто верит - тоже хорошо...

На первой истине споткнулся,
А на второй упал туда,
Где в ритме солнечного пульса -
В трёхмерном мире шли года.

Случайны стали все событья,
Когда-то вызванные им
 Из тьмы послушного наитья,
Которым сам он был храним.

И снова хаос беспределен.
Загадка сделала своё:
Кружатся времена без цели
 И замирает бытиё.








За кружевами белизны…

За кружевами белизны
 Густое таинство заката
 В смущенье льдистой тишины
 Тоску пьянит огнём муската.

И лиловеет белизна,
На плечи вечера спадая.
Устами тьмы, устами сна
 Целует небо стынь седая.

В морозных токах декабря
 Луна свои полощет перья.
Тревожной полночи снаряд
 Зима взрывает в подреберье.

И миллион живых миров
 Во мне сливается в единый,
Который страшен и суров
 Своей бездушной сердцевиной.

В котором нету божества
 И нет времён преображенья
 В живые мысли и слова,
В души свободные движенья.









Весенние пятистишия

 Рассчитывая тензор темноты,
Весна кусала лунный карандаш,
Шуршали неба звёздного листы,
И мысли суетились, всё пусты,
И тьмой не мог наполниться пейзаж.

Палитра многоцветных вечеров,
Впитавшая напористость зимы,
Оттенками пятнадцати миров
 Раскрасила времён глубокий ров,
Где  – помню –  были мы с тобою, мы…

Где было непонятно и светло,
Порхали мотыльки невинных фраз…
Но помню, как апрельское стекло,
Сквозь наши соты, плавясь, утекло
 Туда, где никогда не будет нас.

Под тяжестью молитвенных минут
 Пространство сокращало свой объём.
Казалось, никого не будет тут.
Свой порох соловьи напрасно жгут,
Картечью песен раня окоём.

Быть может, нас и не было, и нет,
А лишь светила тусклая звезда,
Касаясь некой тайны сотни лет,
И память завязала в узел свет,
Который сохранила навсегда.

Я помню – как флажками тишины
 Махала полночь, связывая всех,
Как были ею все окружены
 Под смелым приказанием весны,
В плену её был так предсмертен грех.

И точечными выстрелами чувств
 Расстреливала воронов тоски,
Прицелившись по тонкому лучу
 Звезды, которой имя умолчу,
Настойчивости текста вопреки.

Но тьма не наступала, и тогда
 В ряды по степеням остывших дней
 Разложен был весенний кавардак,
И тихо стало – так, как никогда,
И снег пошёл, и сделалось темней…










Я хочу разузнать…

Я хочу разузнать, сколько будет гулять
 Этот гул, этот шум в перелесках ночей?
И когда оборвётся вины твоей прядь,
Я сожгу её,
вновь оставаясь ничей.

Где-то там, далеко, где всё время легко -
Ты осталась, забыв переменчивый край,
И пропала лучом между туч-облаков
 И не крикнула мне: «Выбирай! Выбирай!»

И гуляет по лесу, по полю твой гул,
И за память цепляется иглами дней,
Но не ты утопаешь в февральском снегу.
А другая, другая...
И я вместе с ней…

В жидком олове снов растворяемый рай
 Пал тоскою на дно сероватых времён..
Почему ж ты не крикнула мне: «выбирай»,
Превращаясь в одну из забытых икон?

Кто-то утром в лесах разжигает костры,
Кто же это? – хотел посмотреть: не могу.
Слишком тени кустов и деревьев пестры.
Слишком блики остры на горячем снегу.








Наверное, так…

Моя жизнь никому не нужна.
И не греет померкшая память.
Тишина надо мной. Тишина…
Обращается в скорбную замять.

Никогда и нигде и ни в чём
 Не почувствую больше живого.
Не согреться весенним лучом.
Не оттаять сочувственным словом.

Никого мне не надо теперь,
Да и сам никому я не нужен.
Пусть ворвётся в открытую дверь
 Очумевшая зимняя стужа.

Пусть напомнит она о тепле,
Что когда-то меня согревало,
О любви, о весне, о тебе
 И о том, что всё это пропало.

А когда прекратится метель
 И снега заблистают рассветом,
Упаду навсегда в их постель.
И никто не узнает об этом.










Мысли

 Не обратится вода в вино, а солнце в темень.
След поцелуя отцвёл давно – замерло время.
На бархатистых ресницах звёзд тают столетья
 И упрощают любой вопрос до междометья….
В глянцевых снах неземных пространств мягкие тени
 Судеб ложатся тоской на страх – так на колени,
Тихо мурлыча, покой храня, кошка ложится.
Жизнь, это можно понять-принять, вовсе не птица…
Стынет небесных загадок ртуть между созвездий,
Бабочкой летней стремясь прильнуть к миру соцветий.
Полнится тайной, едва дыша, звёздная млечность.
И ни забыться, ни сделать шаг, и ни отвлечься –
В дольних пределах не можем мы, волей рассудка
 Втиснуты в стены вербальной тьмы, горестно-жуткой.
Тихой толпою немых теней – прошлого знаки
 Явью забытых осколков дней бродят во мраке,
Где почему-то со всех сторон – тусклая память –
Не забирает их в свой полон, но и оставить
 В тесных покоях земного сна – тоже боится.
Жизнь (нелегко так порой познать) вовсе не птица.
Мало пустот в бытии земном. Не развернуться.
Что – пять стагнаций – мне всё равно! …что революций…
Кроме прохладной струи времён – нечем напиться
 Духу, принявшему явь за сон. Стёрты границы
 Между мирами, где я и ты – вечный двойник мой,
Где перспективы судеб пусты, некою сигмой
 Обозначается то, чего слухом и зреньем
 Нам не постигнуть, и нет его – нет озаренья!

Там, далеко, где не быть – нельзя, прошлое наше,
Памяти скользкой тропой скользя, - сколько я нажил
 И потерял – мне покажет, но… после подсчёта
 Ясно, что плохо: не всем дано – по звездочёту!








В тебе одной – основа жизни…

В тебе одной – основа жизни
 И ты одна – венец всему.
Слагая гимны сатанизму,
Его рассеваешь тьму.

Когда ты чёрное рисуешь,
Я вижу белые лучи.
Речей, произносимых всуе,
Не бьют холодные ключи.

Но страсть моя – твои печали.
А страсть твоя – моя тоска…
Мы часто днём с тобой молчали.
Нам так обоим тьма близка!..

…На утлой шхуне ожиданий
 Уплыли в край иной весны,
Не замечая расстояний,
Туда, где властвовали сны,

Где радость бликами пылала
 В лучах иного бытия,
И там взошла, алее лала,
Заря рассветная твоя.









Переменными огнями…

Переменными огнями
 Освещая грани дня,
Сквозь томленье между снами
 Время смотрит на меня.

То волненьем, то покоем,
То печалью поглядит,
То смешливое такое,
То сурово, как бандит.

Улыбается, прищурясь
 Заоконной тишиной…
Я окно перекрещу, раз
 Там мерцает мир иной,

И с небес его – прозренья
 Падает метеорит,
И светящееся время
 С ним о чём-то говорит.










На листе печали светлой

 На листе печали светлой
 Переменою стихий –
От тепла
 к дождю и ветру –
Набросаю я стихи.

Но печаль моя темнеет
 От осенней пустоты,
И тускнеют вместе с нею
 И надежды, и мечты.

Я зачёркиваю осень
 Волей памяти своей,
Потому что сердце просит
 Изумрудов летних дней.

Потому что одиночеств
 Мне опять не сосчитать…
В сердце метко злые ночи
 Скукой целятся опять!

Потому что, ускользая
 По тропе лихих секунд,
Дни светящегося мая
 Нити счастья отсекут,

И покатится клубочек
 Золотого бытия
 Снова где-то между строчек,
И куда – не знаю я!










О любви…

Я приду к тебе лесной дорогою,
Оглушаем ночью злыми лунями,
На кресте рукой венок потрогаю,
Набирая силы в полнолуние…

И луна скорбит тоской высокою,
И молчат печально ели старые.
И огнём болотным над осокою
 К небесам летит душа усталая.

Мы с тобой томились в заточении
 На Земле, тугим бессмертьем связаны,
Но познал я грешное учение,
И слова заклятий были сказаны.

Загорелась ты печалью жгучею
 И, ко мне влекома злою силою,
Похотливой жаждою измучена,
Успокоена была могилою.

Я стою на этом старом кладбище
 И припоминаю наше прошлое,
Как с тобою собирали ландыши
 И берёзовой гуляли рощею.










Обретения. Потери

 На каждый трепет бытия
 Пространство знаком откликалось.
В простой системе «ты и я»
Для счастья сил осталась малость.

Потери хрупкое звено,
Нарушив верный ход событий,
Явилось нашею виной,
За строем лет давно забытой…

Ты помнишь, помнишь ли тот миг,
Когда мы так и не успели
 Несчастий стену проломить,
И вот теперь – ни сил, ни цели…

И время тихою струёй
 Текло, без запаха и вкуса,
И – с каждой новою зарёй –
Сильней заклятия, искусы!

Я знаю – всё разделено:
И похоть, и любовь – не вместе,
И только времени дано
 Их совместить в единой песне.

Пространство медлит с торжеством
 Объединенья антиподов,
И все размерности его –
Наборы нам неясных кодов.

И никогда не разгадать
 Их комбинации, конечно,
Так – непонятна благодать,
Снегам дарящая подснежник.

Но струйка времени для нас
 Кристалл прозрения омоет,
И будет явлен день и час,
Когда страдающие двое,

Быть может, только в вещих снах,
Где мир не делится на части
 И где весна – всегда весна, -
Обрящут подлинное счастье!









Одиноко…

Как одиноко в тех местах,
Где похоронено былое.
Там в трепетании листа –
Оцепененье роковое.

Стихает пение синиц
 Под гнётом мёртвого пространства.
Размытых прошлого границ
 Не достигает шаг и транспорт…

Бывало, выйдешь за порог,
И – вот оно – смеётся детство
 И дарит тысячи дорог
 Да одиночество – в наследство!

Но вот и смех уже исчез
 В событий беспокойном гуле.
…Да, сказка, нет твоих чудес,
И те, что были – обманули…

Но всё же я, закрыв глаза,
На помощь память призывая,
Хотя б на миг вернусь назад.
Там ты! - душа моя живая.











Ком переживаний…

В небезопасной темноте
 Я спрятал ком переживаний.
Кто был свидетелями – те
 Давно ослепли от страданий.

И хоть не вижу я его,
Но страх берёт меня во мраке,
Покуда знаю: ком – живой,
И подаёт мне злые знаки.

И я, и те, кто был в былом
 Со мной, когда комочек прятал,
Найти не могут этот ком,
И темнота не виновата…

Ещё горит в душе огонь,
Но темноту не освещает.
В кулак сжимается ладонь,
Но страх мне пальцы разжимает!












Как было прежде – не случилось…

Как было прежде – не случилось.
Спираль былого замерла.
Прими грядущее как милость,
Твори, мечтай, и все дела...

Но далеко, в просторах энных,
Пребудет будущего твердь,
Где всем хватает переменных
 Для описанья темы «смерть».

От обещаний до прощаний –
В зеркальном теле бытия –
Тоннели долгих ожиданий
 Проделала
         судьбы змея.

В их лабиринтах потеряли
 Ядро первичности своей.
Витки тугие злой спирали
 Нас закрутили в вихри дней.

И мы легли унылой пылью
 На зеркала иных миров,
Где небыль властвует над былью,
Где счастье – в мощи катастроф.










Июльская элегия

 Виолончельною печалью звучал июль
 И дни бежали в алом зное быстрей косуль.

Воспоминаньем о прохладе томил меня
 Еловый лес, кукушки плачем в покой маня.

И я вошёл под своды елей, в их терема,
Где мхом шепталась под ногами сырая тьма,

Где мне мерещилось былое за каждым пнём,
И в памяти моей мерцало живым огнём.

И тихо блики танцевали, и пела мгла,
А сердце болью прошивала времён игла.

Простор, лилов и ароматен, напомнил храм,
Куда я с трепетом и верой шёл по утрам.

Свечой алтарною стояла вдали сосна,
Держа на кроне пламя солнца, и – докрасна

 Был раскалён над нею воздух, а мысль моя
 Парила птицею уставшей в других краях,

Где было вольно и просторно моей душе,
Куда не в силах я вернуться давно уже.

Виолончельною печалью звучал июль
 И дни бежали в алом зное, быстрей косуль..








37-ая весна

 Аквамариновая юность
 Туманом пала на глаза…
Не обыграть, не переплюнуть
 Судьбу без веры в чудеса.

Замысловатые синкопы
 Ещё в душе моей звучат!
Какой закон, какой тут опыт,
Когда весны горит свеча!

Какие выводы… итоги…
Какие мысли о былом!..
Когда листвяные чертоги
 Влекут жар-птицыным крылом!

Когда сиреневою дымкой
 Мне улыбаются леса,
И пляшут первые дождинки,
Бушует первая гроза…

Хотя у зрелости осталось
 Ничтожно мало от того,
Что было прежде, эта малость
 Дороже прошлого всего!









Утром

 Рассвет, задумчив, нерешителен,
Уча какой-то свой закон,
Легко общался с небожителем
 Весёлым птичьим языком.

Чирикал, тенькал и посвистывал
 Живой бесформенный комок
 В переплетенье хвои с листьями,
И всё устать никак не мог.

И ощущенье пряной праздности
 В разноголосой пестроте
 Дразнило,
                       образуя разности
 Оценок чуда в красоте.

Лишь там, где сырость изначальная,
Камыш, осока, молочай –
В траве – отчаяньем качаема –
Ютилась некая печаль.

Ведь утро, медленно скользящее
 По тёмной чаше бытия, –
Ни что иное как блестящая
 Слеза, о Господи, твоя…











Ты не такая…

В гробу ледовых стылых дней зима заснула.
И блик весны дрожал на ней, на снежных скулах.

Тепла не чувствуя, она во сне искала
 Страну, где стынь и белизна, где льды и скалы.

И на лице застыл декабрь, едва заметной
 Улыбкой, чопорной слегка – бесстрастья меткой.

А слишком ярый –  в сотни жал – январский холод  
На остриях ресниц лежал, на них наколот.

И –  вспышек магния белей – блестели кудри
 Морозной дымкой февралей – искристой пудрой.

Весна! Хмельная теплота! Глоток токая!
Ты всё равно не та, не та…

Ты - не такая…










Наблюдение

 Я видел, как зажжённая зарёю,
Горела ярым пламенем роса
 И над травой, спешащая за роем
 Каких-то мошек,
                мчалась стрекоза.

Переливаясь радугой, сверкала,
Разбившись отраженьями в росе;
И понял я, что целой жизни мало –
Увидеть мир во всей его красе.












Ты проснулась…

Ты проснулась… Улыбалось
 Солнце лучиком в окне.
Сна рассеянного малость
 Приютилась в тишине.

Искупалось и остыло
 Солнце в локонах твоих…
Где любимый? Где твой милый?
Счастье – где для Вас двоих.

Как бывало? – на неделю
 Страсть… на две недели… три…
Те, кто были – надоели.
Их из памяти сотри…

Принимаешь с пеной ванну,
На балкон выходишь ты,
Окунув в дымы «Гаваны»
Все домашние цветы.

И стоишь ты на балконе,
Руки трепетно сомкнув,
Для одних – сама Мадонна,
Для других – кокотка «Буфф»!

День хрустальной вазой блещет,
И пьянящее Аи
 Золотистым солнцем плещет
 На запястия твои.







Осколки

 Звезда Маир сияет надо мною… (ф. Сологуб)
 
Осколки разбитого детства
 Мечты искромсали мои...
От прошлого некуда деться.
И где он, далёкий Маир!

Пронизаны радостной дрожью,
Проносятся годы, а я
 В грядущее по бездорожью
 Иду, за предел бытия.

Мелькают забытые лица,
Фрагменты былого. Они
 Меня призывают молиться
 За прошлые грешные дни…

А лучики воспоминаний
 Погасли, не греют мой мир.
В свинцовом осеннем тумане
 Померк мой желанный Маир….

Молюсь, чтобы не было боли
 От счастливо прожитых дней
 И чтоб, обедневши судьбою,
Не стал бы я духом бедней.

Грядущее свяжет, конечно,
Тугою петлёю невзгод
 Крыла, на которых беспечно
 Душа совершала полёт.

Оно роковой пеленою
 Окутает радужный мир,
Но вновь заблестит надо мною
 Зовущий в иное Маир!








Война

 Куда ни посмотри – везде святынь
 Лучистые забытые останки…
От воли очумев, цветут цветы,
Наполнив ожиданьем полустанки.

Здесь время, откричав, отголосив
 Сирено-канонадным плачем, воем,
Бродило вдоль запретной полосы
 Под памяти всевидящим конвоем.

Здесь небо, утолив печаль по дням,
Когда мертвящий дух стоял в пространстве
 И рок войны над всеми меч поднял,
Оглохло, пребывая в скорбном трансе.

Кто знает – над болотами потерь –
Ещё, быть может, мгла воспоминаний
 Рассеется, но крикнет: «Нет, не верь!..»
Нам ворон, пролетев над валунами.

Куда ни посмотри – сквозь пламя дней –
Иных огней мерцающие знаки…
О мире вспоминаем на войне,
Покуда мир бесчинствует во мраке.

Война – не поругание святынь,
Не смерть людей, не плач вдовы солдата…
Война – когда в лугах цветут цветы
 Ни для кого… и ничего не свято!










Тревожная элегия

 За мною наблюдали злые мысли
 Тенями обезлиственных дубов.
Грехами облака над ними висли,
Скрывая в небе присную любовь.

И снегом распушился по равнинам,
Тяжёлым снам предшествующий, день,
Где ветерок разбойником былинным
 Забил в просторы – хо'лода кистень.

И тихо вдаль былое уходило
 Шагами умножавшихся утрат,
А времени чадящее кадило
 На всех, кто был спокоен, тих и рад

 Струило тяжкий дым воспоминаний,
Скрывающий грядущее во мгле
 Фрагментами былого, именами
 Всех тех, кого не стало на Земле…










Один из вариантов

 На тонких нитях ожиданий –
На паутине бытия –
Ведома волею страданий,
Судьба качается моя.

И гармоничность колебаний
 Не нарушается ничем –
Ни бесконечными мольбами,
Ни отрешеньем от проблем.

И я качаюсь, разлучая
 Одну вселенную с другой,
Все парадигмы различаю,
Касаясь истины рукой.

Встречаю новые сознанья,
Не отвергая тьму былых,
Для построенья мирозданья,
В котором нет пороков злых.

Встречаю новые пределы,
Где больше …надцати времён
 Творят в сознаниях умело
 Один для всех миров закон.

Там прошивают ткани связей
 Иглой прозрений времена,
Но в одномерной дольней фазе
 Прошивка эта не видна…

Пусть колебаний амплитуда
 Всё уменьшается, но я –
Из ничего, из ниоткуда
 Построю зданье бытия!









Число

 Густою дымкой теорем
 От нас сокрыты навсегда
 Путь обретенья новых тем
 И озарения звезда.

И лишь высокая печаль
 Горит над сутолокой дел,
И, освещая жизни даль,
Кладёт мечтаниям предел.

Так вот он, тёмный горизонт,
Под ним какое-то число.
Его увидеть есть резон:
Оно б от гибели спасло

 Судьбу и душу – боль мою,
Но не взойти его заре,
И я в отчаянье стою,
Поднявшись по крутой горе.

И вижу: тАк пусты миры,
В которых истина живёт,
Что далеко до той поры,
Когда эн-мерный небосвод

 Откроет тайну бытия,
И будет явлено число.
А без него душа моя
 Не различит добро и зло!









Болото

 Тропы к тебе узки, ржавой водицей полнятся.
Кружатся мотыльки факелами тревог.
За колдовскою тьмой дня затихает звонница.
Делает разум мой в сказочное рывок.

Боже! я снова здесь… Ты ли, обитель прошлого,
Взору открыла лес, чахлый, седой, больной.
Небо кладёт в него солнечную горошину,
Синий пролив раствор капельной тишиной

 На вековую топь, кочки, кривые ёлочки,
Где проживёт лет сто ворон – хозяин тьмы,
Где раздаётся вой - поздно – в безлунной полночи
 Старенький водяной чует приход зимы…

Летом – дыханье мха, всхлипы трясин. Заметнее
 Жизни людской труха именно летом, здесь,
Где по утрам туман солнце шлифует медное,
Ядом болотным пьян, медленно гибнет лес.

Осенью красный дым всё над тобою стелется.
Что это? Мы горим в пламени прошлых лет?..
Или мечты горят? или сгорает мельница
 Нашей судьбы?.. Объят в будущее билет

 Этим огнём?.. Но вот – вижу: редеет марево.
Осенью каждый год так опадает лист
 Тощих берёз, осин… цвета всё больше карего
 На полотне картин зимних простых кулис!

Снежная волчья даль крестиком сосен вышита:
Кажется иногда кладбищем всех надежд.
И лишь былого тень здесь на просторах выжила:
В лопнувшей пустоте время зашило брешь…









Философическая элегия

 Отрицая превосходство расстоянья над событьем
 И сплетая паутину хаотичности миров,
Торжествуют над причиной - озаренья и наитья,
Открывая и скрывая сроки бед и катастроф.

Обращая нетерпенье в потемнение бумаги,
Всё прочнее и прочнее устанавливаем связь
 Между точным и случайным, отвергая силу магий
 И сюжетов сновидений переливчатую вязь.

Хор небесный, не смолкая, пропоёт о том, что будет,
А потом он приутихнет, откровенья исчерпав.
И задует время свечи, а тепло забытых судеб
 Сгинет в холоде могильном на костях и черепах.

Только где-то на болотах пламя бледно-голубое
 На мгновенье загорится и погаснет на века,
И забытое былое – злое, доброе – любое
 Обратится под золою, под землёю в червяка…

Что останется? – немножко: горя маленькая ложка.
Что же будет в этом мире? – только то, что не сбылось!
…Снова путь пересекает чёрная, как дёготь, кошка.
За окошком – всё медведи трутся о земную ось…








Тишина

 Горячим воздухом июня –
Обозлена, обожжена –
По чаще, пьющей полнолунье,
Волчицей кралась тишина.

В неё стреляли детским плачем
 И гулким рокотом машин,
И солнце прыгало, как мячик,
На дне её глухой души,
Когда был день.

От гула, шума
 В колодцах пряталась она
 И в корабельных тёмных трюмах.
На то она и тишина!

Пугаясь дня, пугаясь солнца,
Стремясь на волю,
Не смогла
 Таиться долго в тех колодцах,
Где луч – как острая игла! –

И из последних сил, под вечер,
Пустилась в чащу, в темноту,
Чтоб не страдать, чтоб не калечить
 Густую волчью красоту.

Но гвалтом воронов на кочках
 Настиг её рассветный залп,

И – две звезды,
         две тусклых точки –
Погасли искрами в глазах.









А никто ничего и не ждал!

…А никто ничего и не ждал!
И зима очень долгой казалась!
Много сложного – всё, как всегда.
А простого – ничтожная малость:

Беспокойная стайка берёз,
В небе крыльями тихо махая,
Отгоняла упрямый мороз
 От небесной обители мая.

Май пока ещё в небе, пока
 Не спустился на Землю, однако,
Он лучами играл в облаках...
А в лесу, невзирая на слякоть,

Суетился апрель под сосной,
Растопляя снега и, конечно,
Огонёк появился лесной –
Улыбнулся кому-то подснежник.

И, когда работяга апрель
 Гнал ручьи по снегам, по оврагам,
Над землёю рубином горел
 Льдистый воздух...
                                     
Туманная брага
 Растворялась в мерцающих днях
 И роняла в проталины капли…
И леса  лепетали звеня,
И деревья стояли, как цапли,

В полыхающей талой воде,
Все пиликали, перекликались…
И плескался сияющий день
 В бирюзовом небесном бокале.

А потом, усмехаясь грозой,
Май вошёл в эти пьяные рощи,
Кучерявый, весёлый, босой…
Вот и всё!
         …а бывает ли проще?








Подвал

 Никакого намёка мне никто не давал
 На простое сравненье: время – это подвал.
Не скользящая лента неудач и потерь,
На которой – и «завтра», и «вчера», и «теперь» –
Словно кадры на плёнке чередой пронеслись
 Через кинопроектор под названием жизнь,
Не предмета над тенью превосходство, и не
 Вертикали над плоским превосходство вдвойне,
Не блестящие грани многомерных пространств,
Не побед над случайным неизменная страсть…

Время – это лишь погреб, на полу в нём лежат:
Кукла детская, компас… и какой-то ушат,
Два набора для шахмат, и один – домино,
Мячик, детский конструктор, позабытый давно.
И ещё – в виде пыли – мысли, мысли одни…
Мне их жалко, поскольку позабыты они,

Или вовсе их нет там? да и быть не должно?
Ведь в подвале хранится, что хотелось мне, но
 Не сбылось, не случилось… Даже в памяти нет!

Время это ещё и – в неизбежность билет…

Но, минуя сознанье, пролетают года,
Оседают в подвале,
не оставив следа
 На окраине тихой, где стоит некий дом,
На стенах и на крыше, да и в доме самом.









Осенние вариации

 Песком золотым сквозь небесное сито
 На Землю осыпалась осень
 И небо – до звона покоем разбито –
Ударами гулкими оземь.

Оно, рассыпаясь на тысячи лужиц,
Пронзило уснувшие чащи
 Острейшей стрелою ноябрьской стужи
 И снегом, печалью блестящим.

Избушка лесничего, старясь, ветшая,
Неспешно отправилась в вечность.
Никто в этом странствии ей не мешает.
Притихли и  мыши за печкой…

Блуждая по первому снегу, по бликам –
По огненным пятнам – увидишь:
Гуляет былого двойник бледноликий.
К нему не захочешь, да выйдешь…

Леса и сады улыбаются грустно
 Багряной густой тишиною.

Молчание – это, конечно, искусство –
Почувствовать осень живою...







Пейзаж

 День лениво доедал ягоды заката. –
Медвежонком по сосне нА небо залез.
Звёздным платьем шелестя, ночь брела куда-то
 И платок лиловой тьмы бросила на лес.

В белом рубище туман шастал по низинам,
Бородатый и седой, – прошлый день искал.
Космы длинные его путались в осинах
 И клубились над водой, будто облака.

Замолчало всё вокруг, словно ожидая,
Что появится вот-вот из иных миров
 Что-то важное для всех: искра золотая?
И сорвётся с бытия таинства покров.

Колдовская тишина взорвала пространство.
Из небытия слетел тёмных истин рой…
Но в лучах зари он стал быстро растворяться,
А потом совсем исчез в небе над горой.

Поглотил его рассвет, крылья расправляя
 Над туманом, над рекой, над ночною мглой…
И падучая звезда – точка голубая –
Вмиг зашила небеса тонкою иглой!








Сладкая сказка

 Солнце рыжей кошкой
 Щурится в окошке.
Сахарная вата - эти облака.

День походкой бравой –
Правой, левой, правой –
Марширует бодро – прямо на закат.

Пусть дожди прольются, -
Выпьем их из блюдца, -
Дождик будет – сладкий ароматный чай,

Потому что тучи
 Мёдом смазал лучик –
Из небесных ульев – собран урожай!

…Вот на небе чисто!
Лапкою пушистой
 Солнышко умылось, – спать ему пора.

И луна на троне
 В золотой короне
 Будет этим миром править до утра.










Прогулка

 Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,
Я ступаю по старой, сгоревшей роще
 И вдыхаю событий грядущих запах,
Позабыв в темноте, где восток, где запад.

Впереди огоньками болота блещут,
Открывая, насколько первичны вещи:
Травы, мох, небеса, осины…
В лихорадке туманов дрожат трясины.

Как стрелой, я пронзён уходящим летом,
И луна острие заостряет светом.
Понимаю – былые событья всё же
 Мне больнее сегодняшних и… дороже.

В этом мире и звёздный покой не вечен.
Каждый зверя числом навсегда отмечен,
Потому что всегда на него делимы
 Все просторы и жизни людей, и длины

 Тех предметов, которых никто не знает.
Не помеха незнанье (иль новизна их),
И, затёртые мыслью, событья, даты -
На века на кресте бытия распяты!

…Как сгоревшая в прошлом когда-то роща -
Никогда о пожаре былом не ропщет,
Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,
Где душа никогда не покинет тело,

Так и я в настоящем - грядущим связан,
О прошедшем своём позабыть обязан,
Доверяя реальность какой-то точке,
Словно та до вселенной разбухнет точно.

 ...Настоящего нет! И в сознанье пусто.
Старой молью под снегом уснуло чувство...
Я, в былом проживая, творю законы,
От нелепых картин отличив иконы.

Захожу в позабытую сном сторожку,
Тихо дверь открываю в ней. Осторожно
 Зажигаю в киоте огонь лампады,
Понимая, что большего и не надо…








Скорей! Часы пробили полночь…

Скорей! Часы пробили полночь. –
Пора на битву, гордый принц!
Пространство призраками полно,
И тьма остра, как тонкий шприц.

Ты помнишь прежние победы
 Над полчищем людских сердец?
Нет, принц! Ты, верно, не изведал,
Как он тяжёл, тернов венец.

Ты приходил, и открывались
 Все пред тобою ворота…
Ты опускал надменно палец,
И – поджигались города!

Ты побеждал людскую волю
 Одним движением очей,
Ты обращал богатых долю
 В остывший пепел из печей!

Влюблял ты женщин своенравных,
Но все покинули тебя!
Твои иссякли силы рано,
И Молох душу съел, дробя

 Остатки прежнего тщеславья,
Остатки беспощадных сил,
Тоска на сердце пала навья;
И мир былой заголосил

 Протяжным воплем убиенных
 Тобой, о принц, невинных душ.
Не слышно их сердец биенья,
Зато оркестр играет туш! -

Сегодня полночью восстали
 Из склепов – все до одного,
Мечи их твёрже всякой стали,
Желают сердца твоего!

Скорее в бой! Пускай порубят
 Тебя на мелкие куски,
Ведь сердце ты отдал подруге,
Сказавшей: «Нет!.. любовь – тиски!».









Луне

 Льдистые ветки играют на лютне зари.
Тьму обрезая, пыхтит оголтелая вечность.
Странница!
Снова взываю к тебе: «Одари
 Холодом утренних снов,  
                             бесконечных, беспечных!

Тучей соблазнов плывут надо мной времена,
Ливнями страсти питая иссохшее сердце,
И прорастают порой до небес семена –
Тонких гармоний астральных неспешные герцы!

Странница!
Стало пустынно мне в зимнем лесу,
И небеса отливают зловещею, синею сталью…
Светлые думы тебе я сюда принесу!
Чёрные чувства на черни порога оставлю.

Мыслей моих не приняв, удалилась она!
Кровь проливая в небесные бледные вены.
Пятнами лунными пала на снег тишина,
И расплескались по небу ночные мгновенья.

…Тайна приходит сверкающей тенью миров,
Что полыхает во сне, будто блёсткие блики,
И вдохновений потоки в сердца мастеров
 В эти мгновения будут, конечно, пролиты…

Но, уходя, хохотала в охотку луна,
Сон растворяя в отчаянном утреннем смехе,
И уплыла белой дымкой опять тишина,
И вдохновению снова – помехи, помехи!










О горнем и о дольнем

 Растекается вязкое олово дней по невидимой тверди унылой судьбы, -
Расплавляется сотнями дальних огней, подчиняемых воле лихой ворожбы.
От забытых пределов небесных миров к нам доносится ангелов стройный хорал,
И, внимая, слагаем мы тысячи строф и молитвы – затем, чтобы нас не карал

 Вседержитель.  Ах, как бы да не прогневить!.. Только помыслы все неизвестны его,
и невидима нам запредельная нить, из которой пошито причин торжество.
Примеряя одежды скорбей и утрат, не спешим на последний, земной карнавал,
Но хотим, чтоб при жизни (и чтоб «на ура») Елогим нас удачею короновал.

И зима за окном – бесконечно дика, и почувствовать благость его нелегко.
А на улице скалится дикий декабрь, и весны поцелуй – далеко, далеко!
И несчастные мы… и не часто – любовь… А подчас ненавидеть, и то тяжело!
Только в сердце больном – перебой, перебой… Сердце! Как до времён ты таких дожилО!









Осенний фрегат

 Небесным лоцманом ведомый
 В цветную бухту сентября,
Корабль осенних окоёмов
 В туманы бросил якоря.

На мачтах корабельных сосен
 Качнулся парус облаков
 Фрегата под названьем «Осень»,
Плывущего в простор веков.

А утром якоря подняли,
И, разрезая гладь времён,
Поплыл в тоскующие дали,
Сливаясь с призраками, он,

Пройдя все зимы и все вёсны,
Вернётся в гавань сентября,
И эти мачты, эти сосны –
Спалит прощальная заря…










Испив тишины…

Хрустальной тишины испив,
В объятьях света,
Под осени хмельной мотив,
Уснуло лето…

Унылое скользит пятно
 В свинцовых тучах,
Бросая в мутное окно
 Багровый лучик.

Расстроенный ветров клавир
 Звучит устало.
На атомы разбили мир
 Дождей фракталы.









Ночь

 Холодное небо коснулось Земли
 Сырым снегопадом,
А в полночь созвездия тихо зажгли
 Цветные лампады.

Земного томленья навек лишена,
О чём-то мечтая,
По снежной пустыне плыла тишина,
Как воздух, густая.

Лиловая тьма растворила звезду
 В хрустальном бокале.
И долго её на подтаявшем льду
 Созвездья искали.

В ночи замелькали и дни, и года –
Метелью, порошей, –
Которых уже не вернуть никогда,
И таяли тоже…

И лунные блики цвели на снегу
 Пресветлой печалью,
Ответом на вечное «Нет! Не могу!..»,
Свечою венчальной.

По снежному лесу летали во мгле
 Полночные тени,
Харонов предел открывая Земле,
Рисуя смятенье.










Приближение старости

 Задохнулся, пропал мой мир в бытии трёхосном.
Ускоряясь во много раз, уплывало время.
На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,
То ли ставила знак «тире», как черту на кремне.

Утро, горечи лет испив, обжигалось болью,
И восток покраснел – подобно больной гортани.
Прострелил облака рассвет, разрядив обойму
 Нетерпения темноты. …От пустых скитаний

 Побледнела луна в петле, облаками свитой,
На звезде – на гвозде она, приуныв, болталась.
…И брела, обретая тень, обрастая свитой
 Потускневших картинок дня, королева Старость.

Закрутилась позёмка лет по лихой спирали.
Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;
На судьбу сединой ложились и… умирали.
И врывался в окно октябрь – беспокойной векшей.








На что потратил время сомневающийся Кант!...

На что потратил время сомневающийся Кант!
Бессмысленность логическое здание развалит.
Меняются со временем значения констант.
Пространство сопрягается с материей - всегда ли?

Колеблется, как маятник, система аксиом.
Условности мешают перепутать север с югом…
В грядущем – настоящее, грядущее – в былом. –
Никак нам не сойти с эзотерического круга!

Напился с безысходности усталый Гейзенберг.
Не снятся Нильсу Бору ни законы, ни задачи.
Эйнштейн и относительность давно уже отверг.
Теория пред практикой так мало может значить?! –

Мгновение меняет и законы, и миры,
Но мир того мгновения никак не изменяет.
Какую бы теорию рассудок ни открыл,
Отыщется - которая её опровергает.

Вселенная рождается, как будто изнутри,
В непонятом биении сердечных колебаний;
И как бы ни стремился кто, и как бы ни хитрил,
Первичное понять ему – напрасное старанье!








Между прошлым и будущим

 В это лето, больное, плакучее,
Где под тучами сдох горизонт,
И депрессия душу измучила,
О прошедшем подумать резон.

Вспоминаю былые события,
Неприметные вроде ничем,
Моросящей печалью размытые
 И туманом грядущих проблем…

И никак не могу я почувствовать
 И понять, отчего же в былом
 Всё – роднее, милей, безыскуснее,
Будто явлено сказочным сном?..

Мы – разбитое зеркало прошлого, -
В нас, как трещины, сотни морщин…
Мы в грядущее прошлым заброшены,
Им же пойманы в сети причин…

Капли падают с неба и катятся
 По лицу, по стеклу, по стене,
Но танцует в туманистом платьице,
Улыбается солнышко мне.

И под занавес лета пропащего
 Посылает душа мне ответ,
Чем былое милей настоящего:

В прошлом – страха о будущем нет!









Май

 Хмельное лето разливает
 По окоёму терпкий день,
Прощаясь с ландышевым маем,
Надевшим шляпу набекрень.

Окутан яблоневым цветом,
Румяный май спешит туда,
Где вечно бледные рассветы,
Болотный край и холода…

Идёт на север, зажигая
 Огни сирени. Перед ним
 Ступает тихо тьма лесная -
Струит подснежниковый дым.











Погасшие миры

 Холодным пламенем заката
 Погас, ликуя, старый мир,
И слёз стозвонное стаккато
 Тоской заполнило эфир.

Я выходил из прелой яви
 Погасших умерших миров,
И к небу дух змеился навий,
Был тёмен сущего покров.

Одни притихшие берёзки
 Смеялись детскою мечтой.
От их красы простой, неброской
 Струился отблеск золотой.

Но вряд ли он теперь подарит
 Былые тихие миры,
Покуда едкий дым от гари
 Мешает прошлое открыть..










Остановка!..

Остановка!.. платформа: «Детство»! -
Голоса… голоса… голоса…
И куда же от счастья деться,
Когда взгляд летит в небеса!

Остановка!.. платформа: «Зрелость»!
Тишина. Тишина. Тишина…
Обнаглевшая озверелость!
Оголённая боль – сильна!

Остановка!.. платформа: «Старость?..»
Я – с тобою. Ты – не со мной!
Остаётся… увы… усталость.
Оставляю покой земной.

Остановка!.. платформа: «ТРАУР»! –
Оглянулся: всё - позади!
Приближается «скорый» справа.
Останавливается… в груди.









Не спорю…

«Всё вокруг бездушно,
Дико, непонятно.
И на солнце даже -
Тёмненькие пятна.

Всё вокруг – подделка.
Ничего – живого!» -
Говорит мне кто-то,
И я верю снова.

С ним я и не спорю:
Бесполезно… тошно…
Потому что знаю:
Всё живое – в прошлом.










На просторах тьма гуляет

 На просторах тьма гуляет,
Камышами шевелит.
Эхом и собачьим лаем
 Воздух августа прошит.

Оглянулся: там ли, тут ли –
Ожидание цветёт.
Остывающие угли
 Рассыпает небосвод.

Утро смело улыбнётся
 Рассмеётся тишина…
У гитары оборвётся
 Перетёртая струна.









То ли дни короче стали…

То ли дни короче стали,
То ли я слабее стал,
Только выгорел местами
 Яркой осени кристалл.

Лихорадкою рябины
 Всё вокруг поражено.
Два луча, как два рубина,
Солнце бросило в окно.









Безыскусный октябрь

 Журавли потянулись на юг.
Жемчугами усыпанный лес…
По ночам от луны белый круг,
Да лишь синяя темень небес.

Ну а днём ни тепла, ни жары,
Только дым желтовато-седой…
И докучливые комары
 Не кошмарят весёлой гурьбой.

Ярко тени гранита лежат
 На болоте холодном, пустом.
Позабыла про колос межа
 И тоскует о лете былом.

Много-много последних опят,
Желтоватые, как янтари…
В небе лёд загорелся опять,
И горит и горит до зари.

…И леса опустелые спят.
Обветшалые спят пустыри.










В России быть…


Быть гением при жизни –
                       не успеть!
Великим быть при жизни –
                       позабыться.
Чтоб гением стать –
                       нужно умереть.
А чтоб великим -
                       вовремя родиться!










Фёдору Сологубу

 Бесчисленность столетий
 Пробыв в небытии,
Про всё узнав на свете,
Нашёл пути свои.

По тем путям скитался
 В томлениях земных
 И прахом дней питался –
Пороков огневых.

Но дух мой поругался
 С бездушием телес.
Он рвался, рвался, рвался
 К творению чудес.

Меня пронзали стаи
 Отравленных страстей.
Рассыпался, истаял
 На множество частей.

Опять я воротился
 К обители небес.
И дух мой испарился
 И дольний мир исчез.

Опять блуждаю мило
 По звёздам, небесам,
И знаю: – то, что было, –
Я всё придумал сам.











Терпение

 Когда воцарился безумный царёк,
Восславились двое – Курок и Ларёк, –
Народы молчали.
Народы молчали, когда на войну
 Бессмысленно выродок кинул страну,
Все были в печали.

Народы молчали… молчат и теперь,
Когда государство окрепло; как зверь
 Оскаливши зубы,
Готово бедою потешиться всласть! –
Такая уж чёрная дикая власть, –
Работает грубо...

И снова беда за бедою растёт,
И вновь у подъездов толпится народ,
Несчастный, забитый!
Века он молчал, и теперь он молчит!
Терпения нить – натянулась – скрипит:
Ничто не забыто!

А ежели вдруг оборвётся она. –
Узнает героев родная страна,











Ни судьбы, ни страны…

Холода обжигают лицо.
Блики солнца упали на снег.
Закатилось судьбы колесо!
Воет ветер, а слышится - смех!

И берёзы, осины, дубы
 Тщетно тянутся ветками вверх.
Ни зимы, ни страны, ни судьбы,
И прозрение разум отверг.

Холода обжигают лицо.
В синеве утопая, бреду.
Замыкается снова кольцо.
Снова мир в одноцветном бреду.

Открывается медленно глаз -
Равнодущной к земному - луны…
Ни покоя, ни жестов, ни фраз.
Ни любви, ни судьбы, ни страны...











Март

 Звонко разбился январь
 Льдинками дней.
Пала туманная хмарь,
Прошлое - в ней.  

Марта легчайшая дрожь –
По небесам.
Солнца приколота брошь
 К серым лесам.

Ласково смотрит с небес
 Ангел весны,
Плавно вращает в судьбе
 Ось тишины.












Весеннее

 Солнце – белой свечкой.
Тихие леса.
Друг ты мой сердечный,
Вот она, весна!

Тишиной лесною
 Дышим мы вдвоём.
Вместе за весною
 Мы с тобой пойдём.

Бьётся так сердечко
 Сладко, не унять!
Перед нами – Вечность!
Вместе мы опять!












Николаю Рубцову

 Это были стихи. Это были стихи!
Просто были стихи… но какие! –
Отмывалась душа. Отпускались грехи.
Это – вечная боль по России.

Это были не рифмы, а рифы, на них
 Разбивались бесчувствия шхуны.
Вот таков и бывает он, подлинный стих.
Вот такие звенящие струны!

Кто осмелится после ещё написать –
Это будет подобье подобий.
Устреми мысль и чувства под небеса –
Не получится; даже не пробуй!

Только чистый простор ненаписанных строк, -
Он всё манит тебя, он всё манит.
Кто же, кто преподаст тебе новый урок
 В этом горестном жизни тумане?











Ледяная принцесса

 Всем – тьма и снег! Всем – царство льда!
Принцесса – на ледовом троне.
Блистает луч в её короне.
Сияет в полночи звезда.
К утру поднимется принцесса,
Пройдётся по опушке леса,

И гомон дальних птичьих стай
 К ней прилетит, весной влекомый…
Когда дремотная истома
 Навеет ей: «Растай! Растай!» -
То слёзы протекут ручьями,
Искрошит солнце снег лучами.

Она поднимет взор, грустна,
И тень на бронзовых ланитах –
Слезой хрустальною омыта.
Молчат холодные уста…
И расцветает на востоке
 Бутон рассвета одинокий…

 …Морозный полдень рассыпал
 Её волос златые пряди
 По снегу бликами. Изрядно
 Подтаявший зимы кристалл
 На солнце вспыхнул, заискрился,
Капелью звонкою пролился.

Смеялся солнечный ручей,
И в том ручье она смеялась.
Потом, почувствовав усталость,
В плененьи мартовских лучей,
Исчезла, обратилась льдинкой,
Повисла над землёю дымкой...









Переливчатые

 Безропотные тихие созданья!
Где обитаете? Где ваша колыбель?
Поёт, поёт небесная свирель
 Под куполом великим мирозданья...
Я знаю – скоро, скоро – ваш апрель,
Бестелые, полны очарованья…

Вот – абрис тонкий вашего крыла,
Стеклянный, розоватый, под зарёю
 Переливается; вот – яркая стрела,
Испущенная кем-то… Я порою
 Так ясно-ясно вижу зеркала,
Куда вы залетаете… И мною

 Овладевает радость пустоты,
В которой блики странные порхают,
Певучие метели… И мечты
 Хрустальные порой овладевают;
И ваши тонкие небесные черты
 К иным мирам мой разум приобщают.

Весною бабочка пригрелась на стекле…
Я думаю о вас, Небесные… Наверно,
Такими явлены вы на Земле,
Крылом, крылом подёргивая нервно.
И – серебристым пухом на ветле –
Вы, зимние, прозрачны, эфемерны...










Отрешённость

 Лиловое болото, –
Туманистая глушь, –
Разлитая дремота
 По царству топких луж.

Летает пряный запах
 По венчикам цветов
 И вспыхивают залпы
 Весенних комаров.

Тут древнее яснее
 Того, что есть сейчас.
Далёкое виднее,
Понятнее для нас.

И тонкие осины,
Бледнее белизны,
Вдыхают сумрак синий,
И спят, и видят сны.

Подолгу я брожу здесь
 Среди немых трясин,
И дольной жизни ужас
 Бледнеет меж осин.

Картина мирозданья –
Не более чем сон.
Усталое сознанье
 Забыло обо всём.








Солнце бледное над крышей…

Солнце бледное над крышей.
Мрамор надмогильных плит.
Мысль моя смелей и выше,
В небе облаком парит.

Боль отчаянных признаний
 Птицей падает на снег.
Перед бездною страданий
 Так бессилен человек!









О времени

(сонет)

Наш мир – иллюзия, ведь он
 Реален только в наших мыслях,
Страстях, эмоциях и числах,
Определяющих закон,

Где аниону – катион
 Дан в соответствие. Их жизни
 Выстраивают механизмы,
Которыми и сохранён

 Наш мир. Его существованье –
В невыполнимости слиянья
 Двух антиподов бытия,

Которому помеха – время,
Как невозможность расширенья
 Земного - в горние края.









Порабощение

 Кем созданы спирали метафизик,
Опутавшие истины панно?
И мирозданье всё –
                  под властью мистик,
Чьей дикой волей порабощено?

Какие силы, действия и тайны
 Сокрыты в столь лихом потоке дней?
И где для нас — закон, а где — случайность?
И почему мы – лишь игра теней? –

Предметы, порождающие тени,
На поле бытия бросают нас,
И времени незримое свеченье
 Нам освещает истины алмаз.

Но мы слепей кротов, и наши мысли
 Не могут лучик времени поймать,
Покуда не почувствуем те выси,
Откуда к нам нисходит Благодать.

Порочные и низкие стремленья,
Коварно овладевшие душой,
Лишают нас предчувствий и прозрений,
Стирая наши души «в порошок».

Вот так поэт, художник или мистик,
Забыв про озарения зерно,
Плетут, плетут спирали метафизик!
И мирозданье порабощено.









Декабрьское

 Угол дома заалел, лихорадкою
 Заразилась высота и закашляла.
Это в мир пришёл декабрь, и украдкою
 По забвению раздал в сердце каждому.

И дворцы весны в сердцах вмиг порушились.
И восток оскалил пасть угрожающе,
И стреляла пустота без оружия
 Пулей снежной тишины в окружающих.

Угол дома заалел, и встревожилось
 Позабытое в снегах отошедшее,
Обратило мысли все в злое крошево,
И брело по тяжким снам, сумасшедшее…

Я стою среди рассветного пламени,
Обжигающих ветров злого севера
 Под горячею тоской снежной замети
 И вдыхаю небеса, цвета клевера.

И по венам дня струится молчание
 Бесконечное, тревожное, гулкое,
По снегам крадутся тени печальные
 И блуждают, словно псы, закоулками…

Ближе к вечеру кораблик спокойствия
 Проплывёт по тихой заводи времени,
Привезёт из дальних стран продовольствие –
Сны цветные – для души исцеление.









Вечерняя верста

 На донцах луж апрельских
 Дремала темнота,
Мелькала, как по рельсам,
Вечерняя верста.

И ехал тёмный поезд
 Пространства моего
 В былое время, то есть
 В отсутствие всего:

В отсутствие надежды,
В отсутствие мечты...
Легко пронёсся между
 Чрезмерно и почти.

Лесной версты вагоны
 Навстречу мне неслись,
Бежали под уклоном,
Похожие на жизнь.

И мшистые вокзалы
 Столетних сосняков
 Грустящими глазами
 Смотрели из веков

 На поезд, что проехал
 Сегодня мимо них,
И, словно на потеху,
Сложился в этот стих.











Январское

 В январской тлеющей золе
 Иду по снежным дням устало
 И вижу я в закатной мгле
 Всех тех, кого давно не стало.

Сгорает памяти свеча,
Пред ней - они ещё живые.
И всё стоят, и всё молчат,
Времён былых сторожевые.









Бутоном утреннего холода...


Бутоном утреннего холода
 В осинах солнце расцвело,
Востока облачное золото
 Крошилось снегом, как стекло.

Пыльцой ложилось на дремотные
 Деревья, травы и кусты,
Слепя воздушные, полётные,
Во мне живущие, мечты…

Избушка леса разукрашена
 Огнистой краской января –
Хранит осколки счастья нашего,
Чтоб стала радостней заря

 В бутоне холода рассветного,
В его алмазной тишине,
Чтоб чувства злого, безответного
 Не обнаружилось во мне.

Чтоб светом льдистым, ослепительным
 Сквозь блёстки кружев на кустах
 Январь бесстыдно, упоительно
 Поцеловал тебя в уста.

И чтобы этой лаской точною
 В морозе льдистого огня
 Январь поставил многоточие…
И... ты забыла про меня!










Я шёл дорогой тайной…

Я шёл дорогой тайной
 В серебряных лесах,
Ведом тоской случайной,
Звездою в  небесах.

Туманные поляны
 Скрывали от меня
 Тот мир забытый, странный,
В котором времена

 Сплетались, словно змеи –
Грядущее с былым,
Где был я добрым, смелым
 Предчувствием храним.

Дремали сладко ели
 И пела тишина
 Сиреневой свирелью,
Весны вином пьяна.

Я шёл туда, откуда
 Болотных светляков
 Мерцающее чудо
 Простор дарить готов.

Туда, где пенье звонкой
 Полночной тишины
 И звук печали тонкой
 Заметнее слышны.

Туда, где улыбнутся
 Покой, восторг, мечта,
И губ моих коснутся
 Палящие уста.











Вода скорбей

 Вода студёная скорбей
 Сочится из гнилых трясин...
А где-то в мыслях о тебе
 Судьбы играет клавесин.

И времена мои поют
 О всякой пошлой ерунде -
О том, каков он был, уют,
Когда весна цвела везде.

Когда весна цвела всегда
 И умирали январи.
О, те далёкие года
 Прекрасны, что ни говори!..

И домик с окнами в мечты,
И мая сладкий пирожок -
Такой была со мною ты.
Нам было слишком хорошо!

Но вот беда – в сырой глуши
 Из почвы кислой, торфяной,
Где тихо дремлют камыши,
Залепетал родник лесной.

Из родника в тоске болот,
В змеино-злобной тишине,
Холодноватая, как лёд,
Вдруг потекла вода ко мне.

Туман над ней – как навий яд,
Сама она – вода скорбей.
Мечты исчезли все подряд,
И стало пасмурно в судьбе.

Весна погибла в чёрной мгле,
Пропала ты во тьме времён;
Мне стало тяжко на Земле.
Я погрузился в тёмный сон.

Но даже в этом тёмном сне
 Я вижу воду родника:
Вода скорбей спешит ко мне.
Смеётся смерть издалека.










Не надо ничего…

Не надо ничего… букет
 Пылает ярко в вазе.
И слово тихое «привет»
Я слышу в каждой фразе.

Окно. Весна. И небеса.
И то – что с нами было…
Опять листва… Опять гроза.
Легко. Свежо. И мило.

И только там, где чей-то сон
 Гуляет важно, гордо,
Закатной грёзе горизонт
 Располосует горло!










Зимней ночью

 Я за дверью услышал шаги.
Постучали в мой дом поздней ночью.
За окошком не видно ни зги.
Лишь тревоги колючие очи.

Слышу стоны за дверью и плач.
Женский голос лепечет негромко:
«Я замёрзла! огня бы! тепла!..
Тяжела за плечами котомка…

Я из дальних пределов иду,
Возвещаю о будущей жизни;
Одиноким, попавшим в беду
 Отгоняю печальные мысли.

Я скажу, где блуждает оно,
Ваше робкое тихое счастье,
Сколько жизней прожить суждено,
Сколько радостей в них и напастей…

Замерзаю. Впустите меня.
Из котомки кристалл я достану:
В нём заблещут мечтой времена,
Беззаботной мечтою и пьяной.

И танцующей будет судьба.
А миры, что хрустальны и хрупки,
К вам с небес прилетят. Ворожба
 О грядущем – невинней голубки».

Я у двери стоял и внимал
 Этим жалобам тихо, но злоба
 Заточила внезапно кинжал,
И сказал я в безумном ознобе:

Убирайся в пределы свои,
Не хочу непонятных пророчеств.
Знаю – клятвы слепые любви –
Суть истоки земных одиночеств.

Убирайся! Не верю тебе!
Замерзай, оголтелая ведьма!
Я не верю, что племя скорбей
 В состоянье с тобой одолеть мы!..

Слишком горестно стало вокруг,
Слишком тягостно и безнадёжно.
Словно в чёрный магический круг
 Я ворвался вдруг неосторожно…

И за дверью опять тишина,
И рассвета бутон расцветает…
Может, правду сказала б она,
Только правда её не святая!









Аксиома заката

 Аксиома заката легка и  проста,
И прописана солнечным светом
 На густых временах, на осенних холстах,
Но темна и печальна при этом.

Теорема рассвета премного сложней
 И начертана лишь половина
 На горах и на скалах кочующих дней,
Где грохочут событий лавины,

Где меж прошлым и будущим – свет января,
Невозможное будто возможно,
И в созвездий ряды разлагает заря
 Этот свет, не спеша, осторожно.

Злого счастья елей бесконечно лучист,
Но дурманит тоски ароматом.
Дописав теорему рассвета, учись
 Позабыть аксиому заката











 Горчат сырые дни…


За далью даль, за болью боль.
Горчат сырые дни.
Дымят зажжённые судьбой
 Лиловые огни.

А рядом – тихое «хочу»
И громкое – «молчи»,
Верны озябшему лучу
 В остывшей злой ночи.

Качают времена корвет
 Пространства моего…

За светом – тьма, за темью – свет,
И больше ничего!









Одной минутой прошлого храним…

Одной минутой прошлого храним,
Я выйду в холод поздних дней согретым,
Рассею дым, событий скорбных дым,
Заставлю дух остаться молодым,
И средь туманов сам растаю где-то.

Но мысль моя болотным светляком
 В сырых лесах по кочкам будет прыгать,
Пока ночами призрачно кругом,
И нет тебя… и грусти жёлтый ком
 Подвешен, будто лунная коврига,

На облаках в конечной пустоте,
В молчании трясин, густом, суровом,
Где все, кто здесь – чрез миг уже не те…
Где нет креста, но все, как на кресте,
Где не найти живого звука, слова.

И – лишь покой, забвенье и покой
 Поют ночною птицею о вечном,
И нет ни лжи, ни правды никакой
 В том, что не станет озером, рекой –
В болотной жиже, тягостной и млечной.

Но мысль живёт – то бликом, то огнём,
Шипит в воде, отравленной и горькой,
В кудрях дерев колышется дымком,
И, снова обращаясь светляком,
Кому-то светит с кочки иль пригорка.

Кому?.. Тебе, погасшая звезда,
Чей свет летит ко мне через парсеки,
В иных мирах рисуя те года,
Которые пропали навсегда,
Где мы клялись быть солнцами навеки!









И то, что с нами было…

И то, что с нами было,
И то, что с нами будет –
Осенних дней остылых
 Сгорающая груда.

Осенних дней ненастных
 Шуршали листопады,
Я просто верил в счастье,
А ты – лишь в то, что надо…

Забыли о грядущем,
Прошедшее истлело.
В нём были наши души,
Высокие пределы!

Ах, прошлое!.. поляны,
Облитые росою.
И привкус детства странный.
Объятья под грозою…

Луна, ручей и полночь.
И тени за оврагом.
Хрусталь, до края полный
 Веселья бодрой брагой.

Тот мир, что чувством вышит,
Разрезала разлука.
В былое не гляди же.
Обманываться глупо!

Ведь то, что с нами было,
Как то, что с нами будет –
Осенних дней остылых
 Сгорающая груда.











Не надо ничего…

Не надо ничего… букет
 Пылает ярко в вазе.
И слово тихое «привет»
Я слышу в каждой фразе.

Окно. Весна. И небеса.
И то – что с нами было…
Опять листва… Опять гроза.
Легко. Свежо. И мило.

И только там, где чей-то сон
 Гуляет важно, гордо,
Закатной грёзе горизонт
 Располосует горло!










А будет ли лучше?..

Мерцающий храм запоздалого лета
 Над мёртвой землёю судьбы возвышался,
И звонкие чувства слагались в куплеты,
Тоске не оставив и малого шанса.

И мы под его куполами бродили
 И слышали юностей поздних хоралы,
Но то, во что верили, что мы любили –
Последней свечою уже догорало…

Я помню – в сады, где петунья покоя
 Цвела, выходили из храма неспешно,
И ловкое счастье незримой рукою
 Срывало цветы беззаботности грешной.

Я помню озёра в саду и прохладу,
Времён переспелых огромные вишни –
Для мыслей простор и для чувства усладу,
Где счастье спокойно, почти неподвижно,

Стояло, одетое в пёстрое солнце,
И кроткие лилии вальс танцевали.
Теперь это помнить нам лишь остаётся.
А будет ли лучше? – не знаю!.. едва ли.









Тенями играло лето…

Тенями играло лето.
Лето играло тенями.
Солнечные куплеты
 Были пропеты днями.

Были пропеты небом,
Лесом, землёй, травою…
Ярким полдневным светом.
Тлеющею золою…

Сердце омыто счастьем -
Радужными дождями,
В небе порхали страсти
 Бабочками, мотыльками.

Кто-то, смеясь украдкой,
Тихо прошёл по лету
 С пухлой стихов тетрадкой,
Медленно канул в Лету.

Тонкий и серебристый
 Пел тенорок июня
 Арию солнца, листьев,
Звонкого полнолунья.

Но провиденье слепо.
Выжжено всё огнями…

Помню, играло лето.
Сказочными тенями.










Скажи, мой друг!..

Былых огней холодное качание
 И дым, летящий над сырой золой.
Забытых дней скрипучее звучание.
Прошедшего разбитое стекло…

Скажи, мой друг, зачем же всё тревожнее
 Над нами бьют в набат колокола?
Я с каждым днём всё тише, осторожнее
 Творю свои обычные дела.

Хожу по нелюдимым грязным улицам,
И никого!.. ты слышишь, никого!
Домишки постаревшие сутулятся
 И ожидают часа своего…

И дым, о Боже, дым клубами синими
 Бежит, бежит по мокрой мостовой,
И вдалеке, свиваясь в кольца, линии,
Плывёт над рощей, над её листвой.

За городом в лесу, в горчащем воздухе –
Я слышу аромат былых времён,
Играющих в далёкий мир со звёздами,
В тот мир, что мне является как сон.

О нет, я не прошу о возвращении
 В забитое, забытое «тогда»,
Но Господа молю об укрощении
 Сил памяти, затем чтоб навсегда

 Я отказался верить в это прошлое,
Что тихой тенью встало за спиной,
И чтоб событий яростное крошево
 Мелькало, словно блики, предо мной!

Грядущего стозвонное звучание
 Пусть оглушит меня, мой прежний мир,
И лёгких дней весёлое качание
 Разбудит счастья солнечный клавир!







Кто явился ниоткуда…

Ночью тёмной, ночью тихой,
Ты, стоящий за спиной,
Не буди земного лиха,
Не безумствуй надо мной!

Я так свято верил в чудо,
В сострадание людей
 До поры, как ниоткуда
 Ты явился, лиходей.

И в унылое ненастье
 Обратил мои года.
Я с тобой забыл о счастье,
Мне казалось, навсегда!

И когда по переулкам
 Я бродил неспешно днём,
Слышал смех протяжный, гулкий,
Обжигающий огнём…

И сейчас твоё дыханье
 Слышу, шум в твоей груди,
Будто веток колыханье
 Где-то рядом, позади.

Но сегодня чей-то шёпот
 Мне донёсся из болот:
Кто доставил столько хлопот –
Обязательно уйдёт.

Видишь, пламя загорелось
 Посреди седых трясин,
Собери всю волю, смелость
 И ступай к нему один.

Совершится снова чудо,
Если ты придёшь туда.
Кто явился ниоткуда –
Тот и сгинет в никуда!








Не мякоть судьбы…

Не мякоть судеб, а растаявший воск,
Не ливни, а лики событий.
Кораблики бликами северных звёзд
 Плывут по просторам наитий.
Плывут по просторам печальных сердец –
Свидетелей счастья и горя –
Туда, где земля бесконечных чудес
 Омыта люпиновым морем.

Там бродит одетое в ясные дни
 Невинное пёстрое счастье,
Лиловых стрекоз возжигает огни
 И рубит невзгоды на части.
Там зависть уснула, гордыня ушла
 В пространство иных измерений;
От чёрных наветов, печали и зла
 Остались унылые тени.

Оранжевый день там струится в ночи,
Зимы никогда не бывало.
Весёлое время покорно молчит
 В просторах энмерных кварталов…
Смотри: на плече синеглазой весны
 Поёт нашей юности птаха.
Мы молоды! счастливы! мы влюблены!
Не знаем, что будущность – плаха!..

К чему же стремятся, к какому огню
 От горя ослепшие жизни?
Их души в мечтах навсегда сохраню
 До смертного часа, до тризны.
Стремятся по росным лугам и лесам
 В забытую старую сказку…

А ты, моя милая, даже я сам –
За ними ступаем с опаской...










Явленный на Землю…

Ты явился снова,
Тихий человек –
В царстве змея злого
 Прожигать свой век.

Здесь с тобою будет
 Белая печаль,
Плачущие люди,
Плачущая даль.

На звезде далёкой
 Твой расчерчен путь,
Но судьба жестока:
Ты о нём забудь!

Звёздными ветрами
 Ты заброшен к нам,
Чтобы горе с нами
 Пить напополам.

Чтобы лабиринты
 Всех земных дорог
 С кем-то
             иль один ты
 Одолеть бы смог.

Но – с тобой одна лишь
 Белая печаль.
С нею и отчалишь
 В плачущую даль.

Полетишь в туманах
 На крылах тоски
 В ласковые страны,
Что к мечте близки.

Но во мгле холодной
 Посреди болот
 Нежитью безродной
 Кончишь свой полёт!










Зачем вы, нежити болотные…

Зачем вы, нежити болотные,
Ко мне явились в поздний час.
Трясин дыхание холодное
 Как будто оживляет вас,
И вы, забыв свои пристанища,
Какие ищете места ещё!

Вот вы стоите здесь, на острове,
Куда я шёл пятнадцать вёрст,
И взгляды тусклые, но острые,
Как жала пчёл, как иглы звёзд,
В меня, наивного, вонзаете,
И звёздно плачут небеса, и те

 Деревья, хилые, увечные,
Что время тихо стерегут,
Пролив покой в просторы вечные,
Где навий распростёрт уют.
Чего хотите вы, нездешние,
От человека, злого, грешного!

Да, грешен я, и лишь поэтому
 Вы бродите вокруг меня,
Могильным холодом согретые,
Лучами лунными звеня.
О, эти ваши полнолуния –
Страстей загробные безумия!

Вот ты, нелепое создание,
В лучах луны среди осин! –
Зачем рождаешь ожидание
 И веру в то, что не один
 В мирах забытых и потерянных
 Живу я, злой и неуверенный

 Ни в чём – ни даже в дальнем пламени
 Иной мечты, иной тоски,
Ни в памяти истёртом хламе, ни
 В потерях, чьи часы близки…
На что, на что вы все похожие –
Болот бесплотные прохожие?!..

Гляжу: мерцающая женщина,
Бела, как магний, нагота,
Холодной похотью увенчана!..
Свивает навья красота
 Непостижимое пленение
 Из нитей гаснущего тления.

Улыбка – влагой напоённая,
Теплом ирисовых долин,
Веками скорби утомлённая –
Во мне рождает страсть и сплин.
Но миг один… и тьмой безглазою
 Она слита с туманом, связана…

А это кто? – корявый, маленький –
Из топи вылез и исчез –
Расцвел цветком горящим, аленьким
 И озарил болотный лес,
Просторы серые, унылые
 И кочки, схожие с могилами.

Меня прозрения лишившие,
Виденья медленно бредут.
Повсюду пятна, сны ожившие…
Как в лихорадке, как в бреду -
Я вижу в этом скорбном шествии
 Тебя, Царицу Сумасшествия.

И вспоминаю годы давние
 И чёрные твои дела.
За них в пределы злые, дальние –
В долину скорби, бед и зла
 Перенесло тебя забвение,
И я забыл про вдохновение.

Хожу сюда по лесу лунному
 Уже пятнадцать долгих лет:
Удастся ль мне, почти безумному,
Найти твой дух, найти твой след…

Но чем черней была ты  ранее,
Тем ярче разочарование!..











В тяжёлых вздохах злых трясин…


В тяжёлых вздохах злых трясин
 Я слышу голос вельзевула,
Когда в тоске иду один
 Туда, где суетность уснула.

Туда, где ирисы цветут
 Слегка шипящим синим ядом
 И проливают пустоту
 Тревожной ночи где-то рядом.

И кто-то лунный по земле
 За мной крадётся сладкой тенью,
И плачут нежити во мгле,
И пахнут сонные растенья…

Простор угрюм, простор суров,
И заострён луной, как спица,
И в многомерности миров
 Иглой в грядущее вонзится...

До горизонта – камыши,
Да бугорки корявых кочек
 В туманной слякотной тиши
 Жуют сырой тоски кусочек.

И – никого… ни огонька…
Ни чьей души, лишь тлеет запад.
Да с облаков, издалека,
Струится странный лунный запах.

А на востоке – две звезды:
На черни чёткие две точки,
И слышен голос: к ним иди
 И прыгай – с кочки да на кочку.

И не спеши: одна звезда –
На небе – вовсе не померкнет,
Другая – блик звезды, всегда –
Напоминание о смерти

 Когда пройдёшь семь тяжких вёрст,
Возникнут звёздные ступени,
Ступай на этот светлый мост –
Живи в отдельном измереньи.

В том измеренье времена
 Твоим страстям покорны будут,
И дней унылых пелена
 Блеснёт, похожая на чудо!

И цепи тягостных причин
 Падут, мечты освобождая.
Судьба рассеет сонм личин,
Покой и счастье возрождая.

И жизнь, как пенистый нектар,
Испита будет не однажды,
И никому взамен сей дар –
Не думай даже – не отдашь ты!

Но не гляди с того моста
 На воду – там, где отраженье
 Своё оставила звезда,
Иначе времени движенье

 Преобразуется в круги.
В одном ты будешь вечный пленник
 Жестокой дьявольской руки
 И раб тоски, страстей и денег,

Из года в год, из века в век,
Покуда злоба не уснула, –
Ты – слабый грешный человек -
Вассалом будешь вельзевула.











Почему сегодня холод?..

Почему сегодня холод?
Почему сегодня мрак?
День сомнением расколот,
И в душе лютует страх.

Слякоть. Осень. Дует ветер.
Опустел весёлый сад.
А так хочется, чтоб светел
 Был мой мир, как век назад…

Подхожу я ближе к дому,
Чую – дверь не заперта.
Чую – кто-то незнакомый
 Ждёт за дверью… Пустота

 Не бывает слишком тихой,
Не бывает неживой.
И душе печально; дико,
Будто кто пришёл за мной.

Дверь со скрипом отворилась,
А за нею – чернота,
Да страстей погасших стылость.
А в углу смеётся та…

Та, что время не отсрочит
 И придёт, когда не ждёшь…
А столбцы корявых строчек
 Смоет дождь, осенний дождь!









Уснувшая тишина

 Заблудившись между елей,
Тонким голосом свирели
 Разрыдалась тишина,
Брагой вечера пьяна.

На тропе вечерней, мглистой
 Сквозь апрельскую весну
 В мягкой шапочке из листьев
 Кто-то кликал тишину.

Раздавался по туманам
 Чей-то звонкий голосок
 Средь густого балагана
 Оживающих лесов.

Оживающих, смотрящих
 На весну во все глаза,
Голосами птиц звучащих
 И прозрачных, как слеза.

И напрасно кто-то кликал
 Тишину – она спала
 До зимы в цветенье бликов
 У елового ствола.








Два ириса

 В бессмертной болотной глуши
 Два ириса сонных качаются –
Дыхания два, две души,
Живут, в постоянстве отчаявшись.

Под ночи бездонную песнь,
Под чёрною мглой одиночества –
Кого же зовут они здесь –
Поведать лесные пророчества!

Белеет болотная ночь,
Болеет, слепая и старая,
И лечат её под луной
 Два ириса сонными чарами.

Как змеи, снуют времена,
И песня далёкая слышится,
Но в полночь встаёт тишина,
Лишь ирисы тихо колышутся.

За что же Господь две души
 Обрёк на печаль и страдание?..
Но в их шелестящей тиши,
В их гибели – очарование!

Восток розовеет уже,
И легче, свободнее дышится…
Прижавшись душою к душе,
Два ириса спящих колышутся.

А днём разгорится пожар.
Трясина вскипит, запузырится.
И в душном огне камыша
 Погибнут, погибнут два ириса.









Больше, чем есть…

В каждой игрушке больше, чем есть!.. В каждой игрушке...
Грань бытия. Слёзы и плач. Порох и пушки…

В каждой слезе плавится лёд смелой улыбки.
В белую ткань прожитых дней вшиты ошибки.

Сколько осталось? Сколько сбылось? Важно ли это,
Если всю жизнь смотрит в тебя ствол пистолета?..

Знаю, что есть больше, чем смерть: нечто такое –
Что веселей праздного дня, тише покоя.

Но бытие слепо, как ночь в пене заката,
И расщеплён в наших сердцах времени атом.

И потому скрыто от нас некое нечто,
Что – вне пространств, что – вне времён, что – бесконечно!

В каждом, кто есть – больше, чем есть; больше, чем было.
Чувство и мысль, память и страсть – наши могилы!









Припомни прошедшее…

К чему эти блики на чёрной стене?
Ничто ни тебе не поможет, ни мне.
Расколется звёздная полночь!
И будут бродить по Земле времена,
Как вьюги, как звёздные искорки сна, -
В просторе, забвением полном.

В лесах – жемчуга, а в лугах – серебро.
Молчаньем повенчаны Зло и Добро.
О, где вы, искатели правды!..
Так холодно, зябко, что мне не дойти
 Туда, где скрещаются наши пути;
Проблещет свинцовое завтра.

И осень, слагая свою пастораль,
Рассеет бессмертье, навеет печаль;
Сомненья – по кругу, по кругу!..
Но снова кораблик в апрель поплывёт,
И снова к весне оживёт небосвод,
Послушный апрельскому звуку.

И солнечной розы прозрачный цветок
 Уронит и мне, и тебе лепесток. –
Возьми его ты и, конечно,
На стену и блики смотри сквозь него.
Но если опять, кроме них, – ничего, –  
Припомни прошедшее нежно!









Вот так проходит всё…

Вот так проходит август.
Вот так проходит всё…
И снова зимний Аргус
 Нас погружает в сон.

Но если бы лишь зимний.
Но если бы лишь сон:
Я стаей снега синей
 В былое унесён!

Знакомый  дыма запах.
И детства  яркий свет.
Иди на север, запад…
Былого мира – нет!

Его давно не стало.
А был ли он тогда,
Когда все дни устало
 Тянулись, как года?

И каждая минута
 Вмещала целый день,
И важной почему-то
 Казалась дребедень.

Не спрашивай… не помню…
Не важно – не был… был…
Паркет лучистых комнат…

Мой Бог,
         ......я всё забыл!..








Закольцованность

 Ты видишь ли, как замедляется время
 Вблизи сингулярностей наших невзгод?..
Когда осыпаются звёзды прозрений –
Пустеет энмерных чудес небосвод.

И мы зажигаем последние свечи
 И трогаем памятью чью-то звезду,
Которой не стало… утешиться нечем…
И мы погибаем в таком-то году.

Но дух – нашей плоти – неважный союзник,
И он отдыхает до срока, один,
Причин и времён переменчивый узник,
Пока на планете – лишь рок - господин!

Но знаю, что будут иными пространства,
Что будет разломана времени клеть,
Что выход найдётся из скорбного транса,
Лишь нужно немного совсем потерпеть!

И долы заблещут иными огнями,
И то, что погибло, воскреснет в мирах,
Где мы, пресмыкаясь, влачились тенями,
Но снова живое рассыплется в прах!

И круг превращений, мой друг, бесконечен,
Пока атманических сил полнота
 Горит, будто солнце,
 .................................но солнце не вечно,
Не вечно! ...рассеет его чернота!..









МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ ТРИОЛЕТЫ

 Метафизический триолет 1

При повышенье измерений –
Причины более просты.
И мы – не более чем тени –
При повышенье измерений.

Смотря на горних сил творенья,
Легко поймём – и я, и ты:
При повышенье измерений
 Причины более просты.



Метафизический триолет 2

Энмерный мир намного лучше:
Там упрощён закон любой
 И предсказуем каждый случай.
Энмерный мир намного лучше!

И даже истин яркий лучик
 В нём замерцает пред тобой!
Энмерный мир намного лучше:
Там упрощён закон любой.










Кипят котлы июльских гроз…

Кипят котлы июльских гроз,
Готовя нам с тобою крепкий
 Настой настурций, калл и роз.
Трещат берёзовые ветки.

И я стою в грозу у клумб
 И жадно пью его из кубка
 Густых небес,
                      от счастья глуп...

И день  – как белая голубка.
И ночь – как чёрное перо
 Какой-то неизвестной птицы,
Летящей из иных миров,
Под ноги нам с тобой ложится.

Кипят котлы июльских гроз,
И закипает всё на свете:
И жизни едкий купорос,
И грог грехов, и страсти ветер…

Я знаю – станет мир иным,
И что блестело – потускнеет.

Рассеется ль мечта, как дым?..
Нет!

Мы ещё придём за нею.








Растаял и исчез…

Мой мир – растаял и исчез…
Он, полон сказочных чудес,
Вдруг опустился в родники,
Моим мечтаньям вопреки.

Мечты прозрачны, холодны,
И в них иллюзии одни –
Иллюзии былых надежд
 И счастья призрачных одежд.

Вокруг  – и сон, и тишина,
Болотной лилией пьяна.
А там, в осоке – родники,
И в них большие светляки

 Полночных стылых, вязких звёзд.
И Млечный путь – по небу мост –
Он тоже, тоже отражён.
И я от мира отрешён.

Стою, вдыхаю эту ночь.
Туманы пробегают прочь.
И я один… А тишина
 Густой поэзией полна.

И я хочу, чтоб было так
 Всегда!
И чтоб один светляк
 Упав с небесной вышины,
Попал хотя бы в твои сны!

Вот я в лесу… А ты лишь там,
Где мир отдался городам…

Что в городах? – трамваев гул,
Да тяжкой похоти разгул!








Идти к огням…

Ничем невыразима эта боль.
Да-да, я знаю – так порой бывает:
Быстрее пули счастье убивает,
И чья-то жизнь играет смерти роль.

В печах души остыли угольки,
И хлеб добра испечь мы не успели.
И нет ни сил, ни даже малой цели.
Влекут к себе ночные огоньки,

И мы идём на свет, о Боже мой,
Мы столько в темноте ночной блуждали,
Что позабыли радостные дали,
И наслаждались этой вязкой тьмой!

Идти к огням… куда! И свет ли это?
Быть может, перед нами та же тьма,
Кривляется, бездушна и нема,
Дразня предчувствием другого света…
                     







Сентябрьская свирель

 Когда поёт прощальная свирель,
Играет осень пасмурные гаммы,
Ко мне приходит солнечный апрель,
Преображая сердца панорамы.

И вижу я не зори сентября,
Не грустную задумчивость лесную,
А, как сияет майская заря
 Сквозь мглу,
                     где позабыл свою весну я,

Сквозь призму отошедших в память лет,
Которая навеки потускнела,
И потому я блёклый вижу свет,
Струящийся нелепо и несмело

 В просторы тихой осени моей,
Молчанием полян заворожённой,
На листья, на листы календарей –
На мир, ветрами скорби оглушённый.

Но так ещё прозрачны небеса,
Так глубоки их мысли, темы, чувства,
Что наполняются слезой мои глаза,
Хотя в душе всё выжжено и пусто!

И светлая сентябрьская свирель
 Лучистые с небес играет гаммы,
Смущая ими давний мой апрель.
В огне осеннем – сердца панорамы!











ЗЕРКАЛА

 ВЕНОК СОНЕТОВ (С ОБРАТНЫМ МАГИСТРАЛОМ)




1

О наши души - зеркала!
На небе кто-то их шлифует
 До плоских, чтоб передалась
 Картина мира в них, но всуе. -

Наш мир - как твёрдая скала.
Она раздавит их. Подует
 Буран-порок. Он тяжек, буен,
Изменит оптику стекла,

И зеркала уже не плоски,
И отражённый мир - кривой,
Как будто бы и неземной!

Тебе покажется неброским
 На все цвета: зимой, весной...
Клеймо тебе: "Да ты - больной!.."



2

Клеймо тебе: "Да ты - больной!..",
И мучат тягостные мысли,
Таинственные злые смыслы...
Отягощён путь духа твой!

Ты - раб иллюзий (не одной!)
Они тебя уносят в выси,
А ты не падай с них, держись, и,
Хоть ты и тёмен головой,

Не бойся ты хулы ничьей,
Ведь зеркала души твоей
 Нам отражают чудо-знанья

 Иной модели мирозданья.
И нам покажут мир иной -
Души кривою стороной.



3

Души кривою стороной
 Ты постигаешь тайны мира.
Как драгоценные сапфиры,
Они сияют чистотой!

Когда в душе царит покой -
Твоё сознанье тупо, сиро.
Но если страх - тогда пунктиром -
Законов замечаешь строй.

Их постигай не для людей,
Не для секунды, не для мига.
Те знания - они важней,

Чем вписанные в наши книги.
Хоть не Христос ты, не Аллах...
Ведь знанья - истина дала!


4

Ведь знанья - истина дала!
Войди в лептонные поля!
Антенной будь! Лови скаляр
 Наитий: пусть же опалят

 Они твой дух... И пусть, смела,
Как жало острое шмеля,
Пронзит твой ум, восторг суля,
Прозрений истая стрела.

Потом прозрение оформи
 Стихом... картиной... кучей формул. -
Потомкам - дар. Тебе - хвала!

Ведь современник не оценит:
Ценнее штамп ему и ценник.
А для тебя - одна хула.


5

А для тебя - одна хула,
Покуда разум бессистемен.
Он твой - на миг, а вечно - с теми,
Чьи очень тёмные дела.

Но мудрая душа светла.
Она, опережая время,
Скорбей и бед грядущих бремя
 Рассеет, как всегда могла

 Исправить будущность... Постой! -
Не мучай душу ерундой
 И обрати все мысли в небо. -

Там боль и радость, быль и небыль
 Тебе откроются простой
 Необычайной красотой.


6

Необычайной красотой
 Блистает мира отраженье
 В неплоском зеркале, но гений
 Творит, как солнце - летний зной,

Свой мир - осмысленный судьбой,
Который ярче, современней.
 (Миры другие - только тени!)
А кто поймёт его?.. - любой!

Но хуже тем (а их немало),
Чей дух своё утратил жало,
На ком клеймо: "Да ты - больной!".

Они во власти раздвоений,
Их ум не мыслит упрощений,
И все повенчаны мечтой.


7

И все повенчаны мечтой,
Что духа сила к ним вернётся
 И воссияет, будто солнце,
Их мир, чудесный, золотой.

Что делать! - есть закон такой:
Чем больше горя им придётся
 Испить - тем менее на донце
 Увидят счастья! Но ведь той -

И очень малой - счастья долей
 Они довольные, тем более,
Что малое блистает ярче.

А то, что было большей частью, -
Отдастся гениям, ведь, к счастью,
Все гении - смелее, алчней!


8

Все гении смелее, алчней,
Чем биллионы тёмных душ.
Упрямы гении, к тому ж!
Любой в кармане фигу прячет...

Но мало их! - а это значит -
Испит другими духа пунш,
И опустел "вселенский куш",
И дух пропал - вот незадача! -

Рассеян он по тем умам,
Чьи думы - тягостный туман,
И он рассеянней тем паче,

Что те умы - не лучший мир
 Питают духом, но - пойми -
Твой ум темней, неоднозначней!


9

Твой ум темней, неоднозначней.
Не проникает страсти луч
 В пещеры разума... Могуч
 Наитий вал он обозначил,

Но силы нет для передачи
 Той информации "под ключ"
Другим, и сам ты столь дремуч,
Что не видать тебе удачи,

И мыслям нету оболочки,
Эмоций нет, - и мысль непрочна:
Вмиг растекается рекой.

Становится витиеватой,
Бесформенной, аляповатой,
Но вместе с тем и непростой!


10

Но вместе с тем и непростой
 Покажется ума работа,
Покуда думать неохота
 Тебе, ведь ты ослаб душой...

Питает душу дух собой,
Но если духа скорбны ноты, -
Она теряет в чувствах что-то,
И разум - более пустой

 Становится... Принять решенья
 Ему трудней. Нет просветленья
 В сознанье. Тягостный настрой

 Передаётся на оправы
 Зеркал, их искажает. Право,
Мир изменился! Стал - другой!


11

Мир изменился! Стал другой!
Он - непонятней, непривычней
 И тем от прошлого отличней,
Что он зияет пустотой.

Ты видишь - он перед тобой,
Но ты раздвоен, безразличен,
И хоть умён, да непрактичен,
И так испуган чернотой

 Кромешной полумёртвой ночи,
Что солнце ты увидеть хочешь
 Или хотя бы света зайчик

 В волнистом зеркале души.
Но пламя духа не туши -
И всё покажется иначе!



12

И всё покажется иначе:
Все двойственности бытия
 Рассеются, и мысль твоя
 Из двух решений то означит,

Что с чувством совпадёт горячим.
Теперь дуальности изъян
 Эмоций волею изъят.
Ты постигать прозренья начал

 Опять - запомни сей момент -
Твой дух - тончайший инструмент -
Для мыслей чувства опрозрачил.

Теперь они - одно звено.
Без чувства разуму темно!
Пойми: рассудок, он - незрячий!




13

Пойми: рассудок, он - незрячий!
И объясняет лишь одно:
Что интуиции дано
 Почувствовать. Сомнений мячик

 Без интуиций славно скачет...
Не может ум, как ни смешно, -
Из двух решений выбрать, но -
Вариативные задачи

 Решает! Так успей понять,
Что разум с чувствами - родня,
И обрети навек покой.

Не страсти управляют нами,
Не ум, не чувства - не мы сами!
Мы отражаем мир душой.



14. Обратный магистрал


 Мы отражаем мир душой.
Пойми: рассудок, он - незрячий,
И всё покажется иначе:
Мир изменился! Стал другой!

Но вместе с тем и непростой...
Твой ум темней, неоднозначней.
Все гении смелее, алчней,
И все повенчаны мечтой -

Необычайной красотой...
А для тебя - одна хула,
Ведь знанья истина дала

 Души кривою стороной.
Клеймо тебе: "Да ты - больной!..".
О наши души - зеркала!








Чай

 Просторы трепетных стихий
 Пронзая голосом печали,
Глотает боль мои стихи,
И запивает рифмы чаем

 Перетомлённой тишины,
Где растворённые, как сахар,
Прозрачны северные сны,
Что я смотрел, борясь со страхом…

Кругом толкутся времена,
Слегка похожие на мысли
 О том, что в этих давних снах
 Забыты мною злые смыслы

 Всего, что мучило меня
 И боль навеки поселило…
Ночная тишь стоит, звеня.
И спит уставшее светило.

И – слышно – булькает звезда
 В уже остывшем этом чае,
И то, что будет так всегда –
Ах, ничего не означает!











Ожиданье…

Ты пришла ко мне во сне,
Черноброва, темноока,
А в осенней тишине
 Тихий голос одиноко

 Пел о том, что мы с тобой
 На Земле не повстречались.
Протрубил ветров гобой,
И две светлые печали

 На стекло осенних дней
 Вдруг расплакались дождями,
Прикоснувшись к тишине
 Непривычными тенями…

И глядело в полутьму
 Сквозь туман осенних далей,
Оказавшись ни к чему,
То, чего давно мы ждали.

То, что нас соединить
 Так старалось, но напрасно,
И плескало в злые дни
 Нам с тобой мечты о страсти.

Что хотело вырвать нас
 Из проклятий одиночеств,
Но погас последний час –
Стало страшно,
Слишком…
Очень!

И, земной кончая бег,
Наше пестуем страданье.
Будь же проклято навек
 Ожиданье, ожиданье!..










И никого, и ничего…


И никого, и ничего.
Но даже если был бы кто-то –
Мы б не заметили его,
Найдя вокруг одни пустоты.

И если завтра – торжество,
А послезавтра – злые скорби,
То нам то с этого – чего? –
Мы – звук, неслышимый в аккорде!

И ты – отсутствие моё,
И я – отсутствие твоё же
 Там, где струится бытиё
 Кипящим оловом по коже.

Там, где бушуют времена,
И, подчиняясь им, пространства
 Дают событьям имена,
А нам с тобой – непостоянство…

Весна. Акации. Мечты.
Предчувствий призрачные знаки –
К чему? –
Скажи хотя бы ты,
На Сердце Болевая Накипь.

Но – тишина… а в тишине,
В дымы одето и в туманы,
Идёт забвение ко мне.
Болят невидимые раны…

И так всегда, и так везде –
И я, и ты, мой друг далёкий –
И на Земле, и на звезде
 Полны отсутствием жестоким!








Земные миры

 Когда я тихо восходил
 К осенним дням, к тоске востока,
Я нёс веселья ком в груди,
И забывал, сколь одиноко

 Мне было в росных вечерах
 Едва остывшего июля,
Когда в придуманных мирах
 Миры земные все уснули.

Теперь, когда в тоске восток
 И жёлтый воск разлит по свету,
Читаю прошлых дней листок,
В котором слов о счастье нету,

И снова, снова восхожу
 К пустотам осени бессмертной,
К цветному листьев мятежу,
Ко временам, густым, инертным.

В них просыпаются миры,
И улыбаются в дремоте –
Земные скорбные дары
 Из духа, чувства, крови, плоти!








Что не делится на три…

Час закатный. Фонари
 Пьют настой сентябрьской ночи…
Что не делится на три –
Кажется,  мешает очень.

Ты, подруга, не гляди –
Что в углу темно и пусто.
Так же, как в твоей груди –
Там живёт шестое чувство.

И настойчивость моя,
И твоя скупая злоба –
Свет лучей небытия,
Где пребудем скоро оба.

А пока ты не дели
 То, что нА три не делимо,
И, быть может, Зло Земли,
Скорби – пронесутся мимо!

Потому что в час, когда
 Фонари лакают темень,
Легче кажется беда
 И стремительнее время.

И молчание зари
 Правит мыслями твоими:
Что не делится на три –
Поделимо меж двоими!











Светящееся время…

Светящееся время со мною говорит
 О сказке сентябрей, сверкающих и горьких,
О том, что в небесах  сгорел метеорит
 Веселья, и тоска уселась на пригорке.
Глаза её грустны, и смотрят в пустоту,
В болото серых дней, заброшенных, пустынных.
И, глядя на неё, я чувствую тщету,
Как чудеса в сердцах, подобно льдинкам, стынут.
А сонная тоска мотает головой,
И волосы текут сентябрьским листопадом,
И мир, такой смешной, нелепый и живой,
Становится как дым печей земного ада.
Светящееся время вдыхает этот дым,
Вздыхает тяжело и кашляет надсадно…

Но все, кто был с бедой – уходят от беды.
А кто – с победой был – берут беду обратно…









Дорогие мои…

Это всё очень больно, родные мои.
Эта жизнь... эта смерть... очень больно!
И о чём бы ни пели весной соловьи –
О разлуке ль, о счастье с любовью, –

Всё равно это больно, поверьте же мне!
Нестерпимо и невыносимо
 Понимать, как уходят года в тишине,
Сколь не вечны и вёсны и зимы!

И звучит белый день, как молчанье моё,
И безмолвствует ночь, как рыданье.
Заунывные песни поёт и поёт
 Накопившее силы страданье.

Потому что так много того, что нельзя,
Потому что так многого мало.
Вот и песни уж нет! Вот и кончилась вся!
Дорогие! Мне вас не хватало…









Ночное дитя…

Твердеет булат ножевого заката
 И красные искры летят,
Где молотом вечер куют бесенята,
Пугая ночное дитя.

Оно выбегает из дома, и страхом
 В глазах его север стоит.
Становится прошлое пылью и прахом,
Сгорая, как метеорит.

Лесной стороною, где факелы блещут,
Как призраки ранней весной,  –
Дитя убегает, где старые вещи
 Наполнятся вновь новизной.

Где в каждом предмете: в сучке ли, в траве ли
 Скрывается будущий день
 И ангел играет на горней свирели
 И бродит рассветный олень.

Где в ржавые топи и хлюпкие кочки
 Скрывается полк бесенят,
И солнце в багровой туманной сорочке
 Смеётся, и блики звенят…

Дитя засыпает под старою елью,
И сны о нездешних мирах
 Пугливой и лёгкой осенней метелью
 Рассеют прошедшего прах!









Ноябрьский сонет

 Чернильная печаль ноябрьской ночи
 В озёрную пролита тишину,
И небеса молчаньем звёзд пророчат
 Земле – дремоту, лесу – седину.

Осенний поздний час, унылый очень.
Волками чувства воют на луну.
Гуляют сотни, тыщи одиночеств,
И каждое зовёт свою весну…

В такие миги ясно различимы
 Нелепости житейской пантомимы,
В которой даже лучшие друзья –

Не более, чем просто лицедеи.
И лживы все мечты и все идеи.
Одна лишь верная: скорбеть нельзя!..










Уже двенадцать долгих лет…

Уже двенадцать долгих лет
 В меня струится непогода
 И горе вычертило след
 За счастье купленной свободы.

И я ничей, и ты ничья,
Но воля к прошлому сурова,
И в царстве майского луча
 Цветёт душа; и снова, снова

 Я говорю лесам: скорей
 Пропойте песни золотые
 Под шелесты календарей,
Под чувства ясные, простые!

Какой ещё певучий звук?
Какая млеющая нота? –
Симфония былых разлук?
Соната птичьего полёта?..

И говорю себе: замкни
 Контакты долгих ожиданий.
В леса озябшие взгляни
 Очами будущих страданий:

Невыразимое людьми
 Протяжное земное горе –
В осенней тягостной любви
 С огнём бессмертия во взоре!











Ты помнишь!…

Я часто возвращался в те места,
Где - помнишь - тонкий луч, смеясь, светился,
Где серый день осенний заблистать
 Умел для нас двоих, и, будто птица -
Серебряным крылом, скрывала явь
 Всё чёрное, ползущее - представь!..

Представь, как нам с тобою хорошо,
Как несравненно чудно, славно было...
Как сказочник под Новый год пришёл,
Такой смешной, но всё же очень милый!
Как ты смеялась... Ветрами трубя,
Смеялось небо, глядя на тебя...

Мы шли по синему спокойствию в леса,
Где розовел январь пушистым блеском,
Морозно было, слёзно, и в глаза
 Друг другу мы смотрели долго... С треском
 Слегка качались сосны... Январи
 Чудесные Господь нам подарил!

А лето... не забыла ты его,
Оно ведь тоже нашим было, лето!
Сиянье красок, звуков торжество.
Скажи, ты помнишь, помнишь ли вот это:
Мы за грибами шли в такую рань
 В дремотную лесную глухомань!

Еловый август тёмной стороной
 По мшистой чаще шёл за нами следом,
Слегка вздыхая мятной тишиной,
Окутав лес туманным парким пледом...
То мухомор, то белый гриб, то груздь
 Рассеивали будничную грусть.

Ты помнишь - иволга пытала тишину
 Сырых лесов, где мы с тобой гуляли,
Свирелью времени, аккордами минут,
И мир - то золотым, то ярко алым
 Врывался к нам в сердца, струясь вином
 По венам, обжигая счастьем, но...

О чём же я!.. ведь было лишь два дня:
День-гробовщик и подлый день-убийца.
А между ними - чья-то воркотня,
Которая нам даже не приснится!
Но день-убийца - как же он красив,
Налил нам яд, о прочем не спросив.

Он в зеркалах печали отражён,
Тот день, далёкий, чувственный, забытый
 И памятью от сердца отлучён.
Потерян в пустоте лихих событий.

Лишь иногда по снегу жёлтый луч
 Зимой гуляет, ярок и певуч!..











Белое солнце. Рассыпчатый снег…

Белое солнце. Рассыпчатый снег.
Тающий лёд на земле.
Прошлое вижу как будто во сне,
В белой мерцающей мгле.

В белом сиянии прожитых дней
 Замок забытой мечты,
Яркое детское небо над ней,
Светлая добрая ты…

О, голубеющих дней пастораль,
Слаще звучи, не стихай.
Слушает звуки притихший февраль,
Внемля волшебным стихам.

В них колыхается солнечный блик
 На апельсинном снегу,
По небу тихо плывут корабли
 В край под названьем «Могу».

Я возвращаю далёкой весне
 Песню и солнечный день,
Белое солнце, рассыпчатый снег,
Счастья поблекшую тень.

Где то в иных временах, именах
 Прошлое будет цвести.
Что же, являйся хотя бы во снах!
Тяжки земные пути!








Мария, ты слышишь!..

Мария, ты слышишь, как полночь крадётся
 Пушистыми лапами лунного света
 Туда, где восходит, как сонное солнце,
Над чёрной судьбой - вдохновенье поэта.

Туда, где кораблики лунных видений
 Роятся всё гуще, и чётче и ярче,
Где в прятки играют лиловые тени,
И где открывается времени ларчик.

И бродят забытые слабые души,
Которых и помнить то мы перестали
 По лунным полянам, покой не нарушив,
Похожи на блики в энмерном кристалле

 Мария! Ты слышишь, как полночь смеётся,
Шальная весёлая майская полночь –
Мерцанием звёздным, каскадом эмоций,
Чьих блеском пурпурным весь май переполнен.

Но это на время, короткое время:
Спадает с весенних миров позолота.
И осень – ты слышишь, Мария, – не дремлет.
Открой: не она ли стучится в ворота!..









Что осталось...


Что осталось? – мгла и сырость,
Тихий свет далёких лет.
Будто прошлое присни6лось
 И меня как будто нет!

Что осталось? – исцеленье
 Заболевшей тишиной
 И открытое стремленье
 К небу сонною луной.

Что осталось? Что же будет?
Пепел. Дым. Лесной костёр.
Люди, где вы? Где вы, люди?..
Сумрак крылья распростёр.

Что мгновенье, что весь век твой? –
Блика солнечного дрожь.
И куда направлен вектор
 Мыслей, чувств – не разберёшь!

Только лёгкая дремота
 Да осенняя тоска –
Ощущением полёта
 Скорой пули у виска.

Что же делать, если просто
 Не случилось, не сбылось…

Успокаивайте, звёзды,
Накопившуюся злость!








Свивается нить...


Тогда мы отца хоронили.
Поехали мать хоронить.
Из крови, из неба, из пыли
 Свивается тонкая нить.

Сворачивается петлёю.
Подвешивается на крюке.
И пахнет сырою землёю
 Судьба, будто камень в руке.

И ночи кровавое око
 В меня непрестанно глядит.
Октябрь –
непременно жестокий.
Декабрь –
так и вовсе бандит!

И май! – ты же знаешь, ведь он же
 Тебе надевает петлю
 На шею, былое итожа,
И вкрадчиво шепчет: люблю...

А осенью бродит бесснежье
 По тем погребальным лесам,
Где бегала прежняя нежность
 И призрак веселья плясал.

Сегодня былое забыто,
Оплакано, погребено.
На горькой закваске событий
 Настояно злое вино...

Лиловая искорка жизни
 На чёрных полотнах времён...

Слеза окаянная, брызни!
Приди, ожидаемый сон!..

Тогда мы отца хоронили.
Поехали мать хоронить.
Из крови, из неба, из пыли
 Свивается времени нить.
Свиваются пламя и небо,
Свиваются вечность и миг.

Поедем до первого снега
 Чрез поле и лес.

Напрямик...









Оранжевый уют


 Я проходил хрустальные пространства,
Где билось сердце осени, даря
 Покой, но ветер нёс протуберанцы
 Иных высот, деревья серебря
 Светящимися звёздами былого,
Пространство было жёстко и лилово,
И запад поедавшая заря
 Вкусила горькой плоти октября.

Когда блестящий шелест листопада
 Баюкал даль глухих сырых лесов,
К реке я вышел, будто бы так надо, –
Мне к ней прийти, – и девять голосов
 Мне повторили: «В воду погляди же,
И станет цель твоя казаться ближе.»
Но страшно стало, как перед грозой.
Луга блестели снежною росой.

Я закричал, что цели не имею,
Что время перекрыло все пути.
Что суть моя вмещается в идею
 Идти в пространствах, просто так идти!
Что череда часов, годов столетий
 Стоит стеной, и нет того нелепей,
Чем вдоль стены, как червь слепой, ползти.
Мы все во временах, как взаперти!

И девять голосов смеялись долго,
Колебля смехом сферы всех пространств.
И мысли были злые, будто волки.
И я молчал, впадая в некий транс.
И лишь река, светла и безучастна,
Откуда и куда текла – неясно.
Смеркалось быстро. Тени от костра
 Плясали дико. Ночь была остра.

И вдетая в неё тугая вера,
Что состоится радостный маршрут
 В оранжевых мирах, без скуки серой,
Вне времени, туда, где и не ждут
 Меня земные тяжкие оковы
 И люди, что всегда предать готовы.
Где лишь один оранжевый уют,
В котором даже птицы не поют…

Та вера прошивала ткань сознанья
 Иглою ночи, штопала мечты
(О сказочно высоком мирозданье –
Приюте красоты и доброты),
Разорванные лезвием страданий,
Заточенном чугунными годами
 Земной премноголикой суеты…
Костёр потух. Сквозь частые кусты

 Смотрело утро. Заревом пылая,
Лиловое пространство снегом жгло
 Весь жёлтый мир, а метрика былая
 Сворачивалась в кокон. Под уклон
 К несбывшемуся пало в темень время.
А паутина низших измерений,
Блеснув прощальным светом, как стекло,
Рассыпалась, укрыв добро и зло.

Меня вела по выпавшему снегу
 Сверкающая утра полоса.
И плавило свинец сырое небо.
Былых миров качались полюса.
Сквозь снежный шёпот шёл туда, где смело
 Пространство пело и оранжевело.
Река струилась рядом, а в лесах
 Посмеивались чьи-то голоса.









Декабрьская смола

 В ручьях мороза тихо слышно
 Журчание декабрьских смол,
Когда в пространстве неподвижно
 Цветок отчаянья расцвёл.

По высохшей реке удачи,
По позабытым голосам,
Они текут, смеясь и плача,
Искрятся полднем по лесам.

Их капли – солнечные блики.
Их запах – стылый цвет небес.
Январь суровый, многоликий
 Под их журчание воскрес…

Смывая тяжкие глаголы
 Со строк осенней злой судьбы,
Текут декабрьские смолы
 Туда, где дали голубы.

Где сосны вышили крестами
 Снегов сухое полотно,
Где в синем севера кристалле
 Цветенье зим отражено,

Где времена глухи, жестоки
 Пронзают тишиною лес
 И зорь кровавые потоки
 Стекают с лезвия небес.

Но даже здесь я различаю
 Журчание декабрьских смол...
А в небе долгими ночами
 Играет звёздами Эол.




Я оглянулся...

Я оглянулся – пропасть за спиной.
Гудят, дымят былые времена.
И звёзды, нарисованные тьмой,
Иные называют имена.
И нет ни блеска, Боже, ни огня
 В туманной черни прошлого, и даже
 Никто не видит в тягостном пейзаже
 Забытого,  счастливого меня.

Я оглянулся – пропасть за спиной.
Над нею слабый свет и облака…
И мир иной, знакомый, но иной
 Вонзает шпиль бессмертия в века.
К чему смотреть в грядущее, к чему?
Когда оно само в глаза заглянет,
Придя ко мне в оранжевом тумане.
Прокисших вёсен дар его приму!

Я оглянулся – пропасть за спиной.
А впереди –  высокая стена.
Идут снега. Шершавой тишиной
 Прошита их тугая пелена.
О, так всегда грядущее идёт –
Снегами – сокращая расстоянье
 До той стены, где блеском расставаний
 Сверкает лёд, прощаний скорбный лёд!


Опята

 Приснились опята в листвяной глуши,
И дождь моросящий, и сонные блики. –
То место грибное, куда я спешил
 За тихим покоем, лесным, невеликим.

И бабочка сонная, в каплях дождя –
На пне отсыревшем дрожащее тельце…
Я липовый листик сорвал, проходя,
И крылья прикрыл со сноровкой умельца.

И влажные звуки на землю лились,
И пар восходил к небесам, а сквозь тучи,
Пронзая лилово-белесую высь,
Бежал по кустам лихорадочный лучик.

И стало светло, будто не было туч,
И душный озноб, заполнявший пространство
 Клубами тумана, тягуч и липуч,
Алмазами лёг на лесное убранство.

И липы дышали сырою землёй,
И тихо смеялись берёзы, осины,
И птичьего гама цветное стекло
 Покой осветило, еловый, лосиный.

И я оглянулся: на каждом стволе,
На каждой коряге, сырой и замшелой,
И даже местами на мокрой земле
 Опята глядели, нахально и смело.

Лесной одноногий забавный народ
 Меня окружил, и до позднего часа
 Сражался я с ним…
                 ах, какой же был год?..
Теперь и не вспомнить уж с первого раза


© Борычев Алексей,  февраль, 2015