Бессердечно поздравить любимую с бёздеем – ну не цинично ли?
Небесспорно, коль сердце (в сердцах ли?) под койкой гостиничной брошено.
Вот уж любит без памяти – хоть и гангреной изъедено. Спичками
Пальцы нервно (наверно, неверно) любимые контуры сложат, но

Той столешнице липовой по лиху – лики ли, крестики-нолики.
И до лампочки тумбочке бред весь, что шепчется в клеточки пледовы.
Но пострел-домовёнок причухал – он чует, где роли, где ролики.
Он реалити ценит почище обмылков сюжетных по «Первому».

Как он ждал эпизод с этим мачо, что в марте ещё обесценился!
Ах, каков крупный план: вот с похмельною дрожью к мобильнику
Потянулась ладонь. Да на кнопку попасть бы. Включился. Прицелился.
Два звонка в нитуда. Но не сбросила, прелесть: «Алё!». Подзатыльником

Нотка прошлого счастья смела весь запас пожеланий банальностей.
Нитка пошлого – странно? – но в умностях строк их (романа ли?) повести.
Там хрусталь затостило. «Удачи, короче…», – и что-то без крайностей.
Он сказал бы «люблю». Не к столу. Это – крик между «честно» и «совестно».

Не до крика. До кашля, до слёз разговора саднит послевкусие.
Он в любовь не играл, только вот проиграл все кому-то. Так вляпаться…
Спать устал. Домовёнок достал. В этом зрителе самое сучье –
Ни воды поднести, ни помочь прикурить – и не сдвинется, задница!

Домовята в гостиницах – не для услуг. Их забота – вести наблюдения.
Вот лицо (да лица ж на нем нет), вот бескровные губы надеются
На затяжку, рюмашку. В глазах – плюс один, минус пять самомнения
И улыбка её. Перспектива – забыться и сдохнуть. Успеется?..

Смерть не слишком спешит в эпатажи страстей, лжестерильность постельного.
Он, похоже, ещё поживёт, а пока же – запился, отбабился.
Только сердце оттельно лежит и лелеет надежду последнюю:
Именинница вдруг в эту срань от гостей убежит – и расплачется.


P.S.
Вот и титры. Устал домовёнок, шатаясь, уходит с задания.
Он шарашится то по пустым номерам, то по души порожние.
Домовёночья миссия тютится в тютельку, ежели в здании
От распятия – шаг до распития, от божества – до убожества.