Опять весь мир для нас заверчен,
попробуй, разум призови!
Как ближнее предместье речи,
наш детский лепет о любви.

Как ослепительная небыль,
мне вспомнился легчайший плен,
когда твоё увидел небо –
родное небо, без измен!

Ты – ветер танцевальной скользи
и оголившийся кадык,
ты – глаз смеющаяся польза
и зелень льющейся воды!

За босоногой переправой
уйдёт речная болтовня,
и, опрокинувшись на травы,
мы пьём зрачками бег коня.

Себя в наивности балуя,
воруем млечные дары.
В лихую ночь, напропалую
мы жжём цыганские костры.

Играют огоньки в обломках
углей – тебя на ночь согреть,
как догорает род в потомках,
как мне в тебе не догореть.

Пьём полночь из единой чаши.
Преображённые навек,
мы слышим ветровые чащи,
струение подземных рек.

Замедлив древнее теченье,
соединились времена,
а ты, как тёмное терпенье
во мне бродящего вина.

Велением воздушной силы
как призраки, пересеклись
и снов открытые могилы,
и небо осторожных числ.

Без удивительных известий
и искупительных чудес,
укрывшись шкурами созвездий,
мы спим под сводами небес.

Из папоротников и злаков
идут следами хищных трасс
зрачки, горящие во мраке,
седые дуги волчьих глаз.

Среди глухого одичанья
растут над камнем Бел-горюч
земли старинное молчанье
и месяца басовый ключ.